был уже скользким и мокрым от влаги, бившей фонтанами из ее лона, и фаллос Юрая без малейшего усилия проскользнул до самых глубин, ощущая сквозь тонкую перегородку другого мужчину, овладевавшего той же самой женщиной. Энцилия-Мэйджи светилась багровым огнем, и Юрай видел ее сейчас на шахварском песке, на фоне заходящего солнца. Влад же, сливающийся с образом Торвальда, сиял серебристым цветом и скользил под женщиной немыслимыми по быстроте и тонкости движениями… Юрай чувствовал, что змея Кундалини готова развернуться в полный рост, и что разгадка его поисков невыразимо близка, но что-то еще не давалось для понимания и ускользало. И в тот момент, когда голова алхимика уже раскалывалась от боли и готова была разлететься надвое, он увидел прямо перед собой ослепительное белое сияние. Его щеки ощутили целительное прикосновение женских ладоней, боль исчезла, а вместо этого в шестом шаккаре — в центре сознания, в самой срединной точке его головы — расцвел белоснежный цветок, которого Юрай никогда в жизни не видел и названия которому не знал. Все части головоломки встали на свои места, и с торжествующим криком Юрай выплеснул долгий фонтан семени в Энси, ощущая одновременное высвобождение столь долго сдерживаемого желания Влада в соседних вратах. И женщина между ними забилась в двойном наслаждении, содрогаясь и плача от удовольствия.
Когда же миг сумасшествия наконец схлынул, ослепительный свет перед глазами Юрая утих, стал менее пронзительным и, наконец, приобрел очертания… Знакомые очертания лица миловидной светловолосой дамы. Прямо у входа, в шестой вершине звезды дравидов, с широко распахнутыми от ужаса и восхищения глазами стояла ее высочество Тациана.
10. Эндшпиль
Собственно говоря, великая княгиня уже собиралась отходить ко сну. День сегодня выдался совершено обыкновенный, ничего особенного. Никаких светских приемов и протокольных событий, которые требовали бы ее присутствия. Так что, разобравшись с фасонами новых платьев и устроив маленький разнос оберхофмейстеру за ненадлежащий порядок в нескольких залах, Ее Высочество покончила на сегодня с рутиной дворцовой жизни и посвятила остаток дня личным делам и отдыху: немного поиграла с фрейлинами в трик-трак, помузицировала на клавикордах, а потом несколько часов проболтала о всякой всячине с маркизой Орсини.
Понятно, что Тациана не могла себе позволить иметь в конфидентках какую-нибудь графиню или герцогиню — слишком коротка была бы между ними дистанция. А вот баронесса или маркиза — вполне, и Хелена Орсини была идеальным вариантом. Высокая и какая-то хрупкая до ломкости брюнетка с длинными волнистыми волосами и идеальным профилем носа, она привораживала взгляд. В огромных миндалевидных зеленых глазах сквозили излом и утонченность, а белоснежная алебастровая кожа создавала ощущение нереальности. И очень правильно, что ее мужем был капитан княжеской гвардии: он прекрасно дополнял своей весомостью и основательностью столь переменчивое создание, как сама маркиза. Злые языки поговаривали, что на ложе любви он заковывает Хелен в кандалы или сажает на цепь, а она находит в этом извращенное удовольствие. Эти подробности, впрочем, они с княгиней не обсуждали — разговор шел о свежих сплетнях и моделях туфель. О загадочном знахаре, которого барон Збровский вытащил откуда-то из захолустья и который был теперь в большом фаворе у монарха. Потом о бойкой молоденькой волшебнице- практикантке, которая на пару с бароном следует повсюду за тем самым знахарем — преподобным Юраем. О том, положил ли глаз на эту ведьмочку Его Высочество, и если да — то как скоро он заполучит ее к себе в постель.
Не только при дворе, но и во всем Вильдоре было широко известно, что князь Ренне меняет любовниц каждые две-три недели. Их с Тацианой династический брак с самого начала не предполагал каких-либо пылких чувств, а после рождения дочери-недоумка и безуспешных попыток зачать еще одного ребенка вообще свелся к чистой формальности: князь строго пунктуально выполнял свой супружеский долг два раза в неделю, по вторникам и пятницам после ужина. Ровно полчаса, иногда даже не снимая сапог. Но сегодня была среда, и поэтому княгиня не ожидала высочайшего визита. Служанки уже переодели ее в шелковую ночную рубаху и расчесали волосы для сна, когда в спальные покои торопливо вошла камер-фрейлина юной Иды.
— Ваше Высочество!
Спешно закутавшись в легкую накидку, Тациана проследовала в покои княжны. С дочкой периодически случались приступы необъяснимого беспокойства, когда она начинала вдруг дергаться, бормотала тарабарские слова и даже могла серьезно пораниться неострожным движением. В этих случаях присутствие матери действовало на нее успокаивающе. Правда, в последние недели такие приступы стали случаться реже, и надо честно признаться, что немалая заслуга в этом принадлежала новому тайному советнику Его Высочества. Юрай как-то сразу наладил контакт с девушкой, они хорошо чувствовали друг друга, и ее лексикон даже пополнился новым словом: 'Ю-у-у!'. Кроме того, по старой знахарской памяти он предложил для княжны собственное снадобье на основе сулемы, которое не свершило чудес, однако же сделало состояние Иды намного более ровным, а ее слезы на ровном месте — более редкими. Несколько раз он приходил к ней вечером и рассказывал какие-то северные сказки из своего забытого детства, а однажды солнечным днем они даже погуляли вместе в дворцовом парке.
Сейчас же Ида в совершеннейшей ажитации металась по своим комнатам, раскидывая игрушки и бормоча невнятное 'клык-дрынь-брынь'. Увидев мать, она подбежала к ней, обхватила руками и радостно, но вместе с тем озабоченно произнесла: 'Ю-у-у!' Понять ее мысли было непросто, но за долгие годы Тациана неплохо натренировалась.
— Ты хочешь, чтобы сейчас к тебе пришел Юрай? Но ведь уже почти что ночь, радость моя!
— Ю-у-у! — снова промычала Ида, отрицательно мотая головой.
— Послушай, дочурка, — четко и медленно произнесла по слогам княгиня. — Ты хочешь сама пойти сейчас к Юраю?
— Ю-у-у! — на сей раз к мотанию головой добавился и палец, которым княжна ткнула в мать.
— Подожди, так ты хочешь, чтобы я пошла сейчас к Юраю? — Тациана сделала удивленное ударение на слове 'Я'.
— Ю-у-у! — на сей раз девушка закивала подбородком вверх-вниз.
— Хорошо, лапонька, засыпай спокойно, а к Юраю я сейчас схожу.
Желание дочери выглядело более чем странным, но княгиня обостренным чутьем целительницы чувствовала, что для Иды оно было очень важным. Впрочем, по дворцовым меркам, было еще совсем рано — после заката минуло едва ли пара часов, так что Тациана запахнула накидку и быстрым шагом двинулась в ту часть дворца, где жил сейчас Юрай — своим домом в городе он пока не обзавелся.
Она стремительно шла коридорами и анфиладами, небрежно кивая застывавшим в поклоне придворным и слугам, пока не приблизилась наконец к небольшой двери, которую сейчас перекрывали крест-накрест две полыхающие красные черты. Этот колдовской знак означал 'Просьба не беспокоить' и предупреждал о том, что вход закрыт магической стеной. Но Тациану это не смутило: верховная власть может и должна быть абсолютной и неоспоримой, иначе она уже никакая не власть вообще. Поэтому в обязанности верховного мага великого княжества, будь то лорд Сальве или сменившая его Кларисса, входило строго-настрого следить, чтобы все до единого запирающие заклятья, наложенные в стране, беспрепятственно пропускали Великого Князя и Великую Княгиню. Висевший на шее ее высочества небольшой амулет в виде аквамаринового кулона, помимо многих других задач по магической защите царствующей особы, работал еще и универсальным ключом. Так что Тациана, практически не замедляя хода, раздвинула портьеру и шагнула вовнутрь…
…чтобы застыть за порогом в изумлении на грани шока. Перед ней лежала на животе совершенно голая леди д'Эрве, а его преподобие размеренно вонзал в женщину свое мужское достоинство — резкими отточенными ударами. Тациане до сих пор еще ни разу не доводилось видеть со стороны сцену соития между мужчиной и женщиной: как будущую супругу великого князя, ее воспитывали очень строго. Она замерла на мгновение, заинтересованно наблюдая за процессом, и вдруг ошеломленно заметила, что под волшебницей виднеется кто-то еще. О боги, Энцилия отдавалась двоим мужчинам сразу! Про такое она
