— Опять блефуешь? — засмеялась Пентиселея.
— Ну, неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что пришел сюда, не имея козыря в рукаве?
— Да. Я так думаю. Ты мужик, а значит тупица. Хотя конечно это в характере мужчин, привязать к беззащитной женщине бомбу.
— Это, с каких пор твои боевики беззащитными женщинами стали?
— А наша непримиримая воинственность, лишь ответ на мужской беспредел и насильнические амбиции. Видишь уродство на моем лице? Это ведь не ожог от вспышки ядерного взрыва и не поражение кожи радиацией. Много лет назад. Перед ссудным днем, один ревнивый ублюдок плеснул мне в лицо кислотой. Потому что он был ничтожеством. Как и ты, что берешь в плен женщин и привязываешь к ним бомбу.
— Женщин я в плен не беру. И с женщинами не воюю. Я борюсь со всякой нечистью и скверной. А у нечисти отсутствуют и половые признаки, и национальность и расовая принадлежность. Нечисть — это нечисть. Нечисть, это ты.
— Это мужики все нечисть. Кто как не мужчины создали оружие? Кто придумал атомную бомбу? Кто применил ее? Только мир патриархата способен был закончиться так бесславно. Вам неведомо чувство созидание, ибо это материнская прерогатива. Если бы миром правили женщины…
— То мир утоп бы в крови по любому, — усмехнулся Крест. — Поговаривали, что Маргарет Тэтчер развязала фолклендскую войну из-за менструального невроза. Можем еще вспомнить тетушку Мадлен, которая инициировала наравне с кровожадными мужиками геноцид сербов. А еще эта черная бестия Лиза, которая, наверное, облизывалась, глядя на трупы иракских детей, к гибели которых имела непосредственное отношение. И, кстати, детей Геббельса убил не кто-нибудь, а их собственная мать. Я уже не говорю про десятки миллионов абортов ежегодно в том замечательном довоенном мире.
— Я понятия не имею, о каких женщинах ты говоришь. Небось, сам повыдумывал все эти истории про черных бестий, детей и геноцид. Но в абортах ты как смеешь нас винить? Это из-за мужчин…
— Ну, ясен пень, из-за мужчин. Не из-за женщин само собой, — засмеялся Илья. — Что с тобой разговаривать? У тебя в голове тоже кто-то аборт мозга произвел и теперь там пусто!
— Не испытывай мое терпение, падаль!
— Если бы у тебя были мозги, то ты понимала бы одну простую вещь. Человек у власти определяется по половому признаку лишь визуально. Человек у власти — это есть инструмент воплощения концепции власти. А власть — это возвышение, доминирование и диктат. При любом режиме. Демократия, диктатура или еще что-то в этом роде. Даже при анархии непременно произойдет градация на власть и чернь. Неважно кто придут к власти. Главное что будет запущен маховик подавления и конфронтации. Столкновение интересов и борьба за сферы влияния. Это суть человеческая. Но тебе, корова тупая, это не понять. Твой уровень, это поделить весь мир на фаллосы и матки и офигевать с того, какая ты умная. Окрасить мир в черное и белое и перекладывать ответственность с больной головы на здоровую.
— А ты злишься, — ухмыльнулась Пентиселея. — Ты выходишь из себя. Мне это нравится, черт возьми. Только ты тоже уясни, дурачок, что власть всецело может принадлежать мужчинам, но это лишь иллюзия. Ты бы хоть троянскую войну вспомнил! Женщина всегда имела, и будет иметь неограниченную власть над самцом. Мимолетное кокетство, маслянистый взгляд, игривая улыбка, легкий флирт и мужчина одет в оковы повиновения и рабства. И ты лучше других это должен понимать, выродок! Капитан той подлодки решил не запускать свои ракеты по заданным целям, так как на него нашла меланхолия, вызванная лицезрением фотографии любимой молодой жены. Этого оказалось достаточно, чтобы он не запустил ракеты и вывел свою лодку из войны. Но нашелся на этой лодке другой человек. Который от ревности и осознания собственной ничтожности и недостойности объекта своего обожания, спятил и организовал мятеж против капитана-пацифиста. И он все-таки запустил ракеты и сжег миллионы людей. Уж кому как не тебе это знать, Ахиллес!
На лице Людоеда заиграли желваки. Брови нависли над злобным взглядом. Пальцы Ильи затеребили берет. Казалось, это вызвано сильным нервозом.
— Слушай, Анжела, почему ты взяла себе прозвище Пентиселея? — спросил вдруг он.
— Ну, раз ты считаешь себя таким умным, то должен знать, что так звали королеву воинственных амазонок из античной мифологии.
— Я знаю кое-что из мифологии, — улыбнулся Крест и в его пальцах, теребивших берет, блеснуло метательное лезвие. — Ты не учла одного. В бою, шею амазонской царицы Пентиселеи, пронзило копье непобедимого воина Ахиллеса!
Резкий удар кулаком в кадык. Затем захват. Он сцепил пятерню пальцев на глотке амазонки, которая беспомощно повисла у него в руке, забившись в судорогах и захрипев. Другая рука Людоеда выпустила, берет и метнула лезвие, которое вонзилось прямо в глаз одной из стражниц. Та упала на пол, схватившись руками за лицо, и страшно закричала, дергая ногами. Вторая стражница попыталась выстрелить в Илью из автомата, но он прикрывался королевой. Сам Крест время даром не терял и нащупал в одежде Пентиселеи пистолет. Выстрел пробил голову второй воительнице. Еще один выстрел добил ту, которая была поражена дротиком в глаз. Теперь Людоед со всей силы ударил обессиленное тело захваченной амазонки об пол. Та продолжала хрипеть, испуганно глядя на своего врага и пытаясь глотать ртом воздух.
— Ахиллес убил Пентиселею, сука! — прорычал Людоед, прижав к ее шее пистолет.
Выстрел…
Крест обыскал тело мертвой королевы и швырнул в клетку связку ключей.
— Варяг! Открой клетку! Только не вздумайте выходить! — крикнув это, он бросился к мертвым стражницам. Обыскав их, он собрал все имеющееся при них оружие. Грубо извлек из глазницы своей жертвы дротик, который ловко прятал в жесткой подкладке берета и бросился к клетке.
Николай как завороженный наблюдал за действиями Людоеда, не зная восхищаться ими или ужасаться. Он услышал доносившийся сверху и с улицы шум. Жутки вой, слившихся в единый унисон звериных голосов. Неописуемый визг и раскатистые рычания. Затем выстрелы. Много выстрелов. Женские крики. Пальба становилась все хаотичнее. Крики все более паническими. Вой нарастал.
— Люпусы, — прошептал Варяг. — Сколько же их там?
Он уже открыл клетку и стоял в дверном проеме, когда Людоед кинулся к нему.
— Зайди обратно! — крикнул он и ворвался в клетку, когда Варяг послушно отступил.
Людоед бросил на пол два пистолета, три ножа, биту и один автомат. Другой автомат остался у него в руках. Он бесцеремонно выхватил у Яхонтова ключи и обратно запер клетку, после чего положил связку в карман.
— Ты это зачем?! — Воскликнул Яхонтов.
— Кто-то из вас может попытаться выйти!
— Я не понял!
— Не время объяснять! После! Так, Варяг, бери автомат! Остальные, разбирайте оружие! Теперь отойдите к стене! Поскорее! Сядьте на пол и прижмитесь друг к другу, уткнувшись лицом в свои колени и накрыв голову руками! Поживее! Чтобы не случилось, головы не поднимать! На то, что будет здесь происходить, ни в коем случае не смотреть! Сидите смирно и считайте мысленно. Или сами с собой в города играйте. Главное продолжайте держать под контролем свои мысли и не издавайте звуков! Не шевелитесь! Ничего не делайте, пока не скажу! Кто башку поднимет, получит по носу моим ботинком! Варяг! Ты погоди пока! Целься в дверь и мочи любого кто войдет! Если появятся волки, сразу мордой в калении, руки на голову и думай о чем-нибудь сосредоточенно!
Он не зря сказал об этом. Дверь открылась, и в ней показались две вооруженные амазонки. Едва это произошло, как заговорили автоматы Варяга и Людоеда. Стрельба снаружи и где-то в здании продолжалась, равно как вопли и чудовищный хор пси-волков. Амазонки продолжали рваться в подвал, но казалось, что они вовсе не думали о том, что там их поджидает опасность. Было очевидно, что женщины рвались сюда в поисках спасения. Они были охвачены паникой, и выстрелы пленников были для них полной неожиданностью. Даже на трупы у входа они не сразу обращали внимание.
— Все Варяг! Мордой вниз! Дальше я сам! — крикнул Илья. Он сделал еще несколько выстрелов и, бросив свой автомат с опустевшим рожком, взял оружие Яхонтова. Еще две амазонки забежали в дверь и следом прыгнул огромный полосатый пси-волк. За ним еще один. Они впились клыками в шеи воительниц. Помещение наполнилось хрипом и рычанием. Звуками разрываемой плоти и заливаемый кровью вздох. С
