замыслу быть идеологическим фильтром, она стала тем 'окном в Европу', через которое проникал свежий воздух и не давал задохнуться в удушливом информационном застое.
Сколько блестящих умов, составляющих ныне интеллектуальную элиту и гордость России, приобретали знания, засиживаясь допоздна в уютных читальных залах Библиотеки. Для многих из них 'Иностранка' без преувеличения стала родным домом. Замечательные коллекции литературы на более чем 100 языках мира и сегодня привлекают в Библиотеку многочисленных читателей.
В последнее время Библиотека иностранной литературы превратилась в международный культурный центр. Высоко ценю вашу культурно-просветительскую деятельность — выставки, книжные презентации, работу с зарубежными специалистами. Особой благодарности заслуживает деятельность Библиотеки по знакомству читателей с произведениями зарубежной русской литературы, по воссоединению двух ветвей отечественной культуры.
Уверен, что Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы имени М.И.Рудомино будет и впредь вносить весомый вклад в развитие отечественной и мировой культуры.
Желаю сотрудникам, ветеранам и читателям Библиотеки здоровья, счастья, творческого поиска и успехов во всех делах!
Б.Ельцин
Пр-1774 30 октября 1997 г.'.
В первый день торжеств была открыта выставка 'Маргарита Рудомино', на которой были представлены фотографии, документы, вещи Маргариты Ивановны с детских лет и до последнего времени. Торжественное заседание первого дня также, в основном, было посвящено ее памяти. Много материалов, связанных с Маргаритой Ивановной, было опубликовано в красочном и изящно оформленном сборнике 'Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы имени М.И.Рудомино. 1922–1997 (М.: Рудомино, 1997). Можно сказать, что и старые и молодые сотрудники Библиотеки и ее руководство с огромным уважением и любовью вспоминали Маргариту Ивановну. Как всегда, были и стихи о ВГБИЛ и Маргарите Ивановне. На этот раз стихотворение написала сотрудник ВГБИЛ В.В.Якушкина:
<…>
Здесь целый мир для нас открыла
Всех обогрела, приютила,
И не была никем забыта,
Кто сердце отдал нам давно,
И Мастер душ, и Маргарита,
С фамилией РУДОМИНО!
Какая б ни была огранка,
Иль перемены, иль ненастья,
Тебе желаю только счастья,
Живи и здравствуй, 'Иностранка'.
Не могу не сказать спасибо всем за то, что не забыли и не забываете Маргариту Ивановну Рудомино. Если бы мама могла узнать все, что сделано для увековечения ее памяти, она, наверное, могла бы изменить свою предсмертную фразу: 'Справедливость восторжествовала… Не совсем, конечно. Но все же…', — оставив в ней только: 'Справедливость восторжествовала'.
М.И.Рудомино в воспоминаниях современников
Вяч. В.Иванов. Библиотека Рудомино в моей памяти[97]
Яне могу избежать сугубо личной ноты, говоря о том, что столько в жизни значило. Библиотека, самоотверженно созданная Маргаритой Ивановной Рудомино и немного больше десяти лет назад получившая ее имя, празднует свое 80-летие, а я в этом году могу отметить 55-летний юбилей своих отношений с этой замечательной книжной сокровищницей.
Осенью 1947 г. я впервые пришел в ее старое здание в околоарбатской части старой Москвы. Я был студентом второго курса филологического факультета и для занятий сравнительным германским языкознанием мне были нужны книги Мейе по-французски и Прокоша по-английски (позднее они были изданы в русском переводе, но тогда достать их было нелегко). Обе книги сразу же без проволочек оказались передо мной на столе, я засел за составление конспекта, сохранившегося в моей тетради по готскому языку (ксероксов еще не было, и мы своей рукой переписывали нам нужное). Вскоре оказалось, что я могу брать домой книги из книгохранилища библиотеки, помещавшегося в здании церкви напротив Моссовета (теперь, когда здание возвращено Православной Церкви, там священником отец Александр Борисов). Обслуживавшие этот абонемент сотрудники были на редкость милы и среди прочего помогли мне в чтении таких современных авторов, как Уильям Фолкнер и Томас Вулф, которых тогда у нас еще почти не знали. Как-то в этом здании я столкнулся с Корнеем Ивановичем Чуковским — он жил по соседству и часто туда наведывался, собирая материал для нового издания своей книги о переводе.
Следующий период едва ли не наибольшего сближения с библиотекой, ее постоянным директором Маргаритой Ивановной и некоторыми из ее сотрудников (в особенности из тогда созданного специального зала языкознания) относится ко времени, когда библиотека помещалась на улице Разина. Пока я писал диссертацию о хеттском языке, я бывал там почти ежедневно и всякий раз находил что-то мне нужное из самых новых западноевропейских и американских научных изданий (очень помогали и подробные библиографические справочники по лингвистической литературе, составленные сотрудниками библиотеки и ею изданные — мы ими буквально зачитывались). В пору, когда власть хотела нас изолировать от всего света, возможность прочитать только что вышедший иностранный журнал приобщала нас к мировой науке. Я помню ощущение, близкое к восторгу, охватившее меня, когда в датском журнале 'Acta Linguistica' прочитал статью создателя глоссематики Луи Ельмслева, содержавшую мысли, созвучные тем, которые мы обсуждали между собой с математиками и логиками, повлиявшими на создание нашей семиотической школы несколько лет спустя.
М.И.Рудомино не только способствовала тому, чтобы пробитое ею в самых трудных условиях окно в Европу никогда не закрывалось. Она помогала многим гонимым по политическим или анкетным причинам, устраивала их на работу. Когда меня за дружбу с Пастернаком выгнали из профессуры Московского университета, мне предложили выступать с публичными лекциями в библиотеке. Одну из них я посвятил сути поэзии, сопоставив высказывания Блока, Рильке, Т.С.Элиота. Свой стихотворный перевод пьесы Лопе де Вега 'Без тайны нет и любви' я делал по фотокопии текста тома собрания сочинений, входившего в 'Дар испанского народа', полученный библиотекой во время гражданской войны в Испании. Следующий этап, когда библиотека обзавелась новым большим зданием напротив высотного дома на Котельнической, сопряжен для меня с такими работами, которые, как комментарии к русскому переводу 'Структурной антропологии' Леви-Строса, были бы невозможны без обращения к тогда безукоризненно полным собраниям книг в библиотеке.
Когда начались новые времена, мой давний друг священник Александр Мень стал уговаривать меня согласиться стать директором Библиотеки иностранной литературы, освободившейся от навязанной раньше в качестве обязательного официального лица дочери Косыгина. Мнение отца Александра для меня много значило. О том же со мной неоднократно говорили Екатерина Юрьевна Гениева (позднее моя заместительница и преемница на посту директора) и другие лидеры тогда пробудившегося к общественной жизни объединения всех библиотечных сотрудников. Они и избрали меня директором на общем собрании осенью 1989 года (тогда короткое время директоров избирали, а не назначали). Я успел побывать дома у
