рассекавшего горный массив на две части. Западный крутой склон был оголен. Лишь кое-где торчали на нем реденькие кусты, пучки травы и небольшие деревья, цеплявшиеся корнями за клочки земли и откидывавшие продолговатые тени на обожженные солнцем скалы. По противоположному склону, более пологому, почти до самого села тянулся редкий смешанный лес.
На дне каменистого ущелья вилась река, серебрившаяся там, где до нее достигали лучи солнца, и темневшая, как охлажденная сталь, там, где простиралась густая тень высоких утесов. Вспениваясь на стремнинах, она неумолчно шумела, питая влагой узкие прибрежные участки земли, сплошь зеленые от молодой кукурузы, из которой выглядывали стебли фасоли и выползшие из борозд кудрявые листья тыквы.
Вдоль утрамбованной трассы, со стороны пропасти тянулись ломаной линией груды щебенки. Ботинки юноши, ободранные спереди о камни, покрывал толстый слой пыли. На открытом лице его читалась легкая усталость, обветренные губы постоянно шевелились. Он то что-то напевал, то насвистывал, то разговаривал сам с собой. Спокойные темно-карие глаза смотрели открыто и дружелюбно. Голова с густой каштановой шевелюрой была обнажена. Величественный вид, волшебный закат, безмолвная тишина, нарушаемая лишь звуками его шагов, наполняли его душу восторгом. Он шел бодрым шагом, не ощущая тяжести рюкзака, ремни которого впивались в сильные плечи, то и дело останавливался у скал, вдоль которых шла трасса, тщательно осматривал пестрые слои пород, отковыривал от них с помощью молотка небольшие кусочки, обдувал их со всех сторон, надавливал ногтем, пробуя на твердость, и затем или отбрасывал в сторону, или осторожно опускал в сумку, отмечая что-то в записной книжке.
Другой путник, с грубым, сильно загорелым лицом, спускался к селению лесом, по противоположному склону. На вид ему было больше сорока, но шагал он, как хорошо натренированный спортсмен. За его широкой спиной мотался полупустой вещевой мешок. В длинных, болтающихся спереди, как у обезьяны, руках, ничего не было. При каждом подозрительном шуме он цепко осматривал всю окрестность своими желтовато-зелеными глазами. На нем был костюм из толстого грубого сукна, на голове помятая кепка, на ногах старые крепкие, башмаки. По виду его можно было принять за лесовода или закупщика древесины, каких городские торговцы посылали в отдаленные районы. Время от времени он с досадой посматривал на пламенеющее небо, не обращая внимания ни на косые лучи солнца, ласкавшие шершавую кору деревьев, ни на маленькие, залитые светом полянки, встречавшиеся ему на пути, ни на могучие скалы, отливавшие медью в этот предвечерний час. Оба были уже недалеко от села. Юноша зашагал быстрее. Он торопился попасть в село до сумерек. Другой же, наоборот, замедлил шаг, а потом юркнул в густой кустарник, выбрав место с таким расчетом, чтобы, оставаясь незамеченным, держать всю местность под наблюдением. Видно, он решил дождаться там темноты.
Шоссе вывело юношу на небольшую сельскую площадь. Он с любопытством осмотрелся. Слева возвышалась каменная постройка с трехстворчатыми окнами, черепичной крышей и высокими выбеленными трубами. «Школа, наверное», — подумал он. За постройкой шла дугой каменная ограда с воротами из толстых дубовых досок и широкой стрехой. Доски были обкованы старинными, ручной работы гвоздями с большими шляпками, покрытыми ржавчиной. Краска на воротах совсем поблекла и облупилась от дождей и ветров. За оградой виднелась замшелая крыша старой мечети. Над ней торчал минарет. Напротив, под углом к ограде с мечетью, начинался низкий забор из крашеных зеленых досок, над которым торчали красные и желтые головки распустившихся цветов. Они придавали площади веселый вид. К концу забора примыкал невысокий синий дом. Над дверью, выходившей на площадь, висела старая вывеска, надпись издалека нельзя было разобрать. Возвышающаяся за домом отвесная скала стеной загораживала с этой стороны село. Чуть поодаль от синего дома стояло довольно высокое здание с широкой деревянной лестницей. Над входом в него также была прибита какая-то вывеска с полустершейся надписью.
Юноша беспомощно озирался по сторонам, не зная что предпринять, когда навстречу ему выбежал мальчонка, шлепая босыми ногами по теплой пыли. Увидев незнакомого человека, он остановился, уставился на него в немом удивлении и засунул в нос грязный палец.
— Мальчик, где здесь у вас сельсовет? — спросил юноша.
Малыш сделал несколько шагов назад и, переборов смущение, показал рукой на здание с деревянной лестницей, подтвердив свой жест коротким возгласом:
— Там!
Тут он весь покраснел, будто сделал что-то недозволенное, круто повернулся и убежал.
Юноша, видно, вспомнив свое детство, улыбнулся и направился к сельсовету. Его темные окна смотрели неприветливо. Хотя он был почти уверен, что никого не застанет там в такой поздний час, но все же поднялся по скрипучим ступенькам, нажал ручку и несколько раз дернул дверь. Внутри эхом отозвался глухой шум. К ногам его упало с легким стуком несколько кусочков штукатурки. Дверь была заперта, внутри никого. Юноша в замешательстве обернулся.
Над селом быстро спускалась летняя ночь. На потемневшем небе зажглись первые звезды. В прозрачном горном воздухе блеск их был особенно ярким и красивым. Шум реки стал более отчетливым. Откуда-то совсем слабо доносились глухие голоса людей, мычание коров, где-то залаяла собака. Кругом царил покой, глубокий величественный покой, и юноша даже слышал биение собственного сердца. Он почувствовал ломоту в ногах. Ныли плечи, за которыми висел тяжелый рюкзак. Однако вечерний холодок, спускавшийся вместе с мраком с гор, приятно освежал разгоряченное тело, прогоняя усталость. Постояв еще немного на лестнице, юноша спустился на площадь. Из-за угла ограды мечети, в том месте, где ему показалось, что сразу же начинается зеленый забор, выскочила корова. Она почти бежала, мотая на ходу тупой мордой с черным носом и небольшими, загнутыми кверху рогами и роняя недожеванную траву. Вслед за коровой вышла, погрузив в пыль босые ноги, низенькая худая женщина, повязанная выцветшим платком. В одной руке у нее была длинная хворостина, которой она изредка хлестала тощие коровьи бока, другой она угрожающе размахивала, чтобы корова не сворачивала с дороги.
— У-у, паршивка! — сердито покрикивала женщина. — Все коровы давно уже в хлевах, одна ты не знаешь дороги и все норовишь в чужие луга забраться. Не напаслась за весь день, проклятая.
— Тетенька, где мне председателя сельсовета найти? — спросил юноша.
Женщина остановилась, окинула его быстрым взглядом, задержавшись чуть подольше на рюкзаке и молотке, и ответила немного нараспев, показав хворостиной назад:
— Вон там, третий дом по этой стороне. — И, не оборачиваясь, погнала свою корову.
Юноша двинулся в указанную ему сторону.
Тем временем другой путник, с нетерпением дожидавшийся темноты, поднялся с земли, отряхнулся и, поправив локтями вещевой мешок за спиной, начал уверенно спускаться к селению. Достиг околицы, прошмыгнул по улочке, стараясь как можно, ближе держаться к скале, где тень была особенно густой, остановился у длинной ограды из больших камней, ловко подтянулся и перемахнул через нее. Скоро его фигура исчезла среди смутных очертаний каких-то построек.
Юноша же немного погодя вернулся на площадь в сопровождении высокого человека, лица которого нельзя было различить в темноте. Они поднялись по деревянной лестнице, остановились перед дверьми. Щелкнул поворачиваемый в замке ключ, скрипнули дверные петли, и они вошли в темный коридор. Высокий, шедший впереди, толкнул какую-то дверь, чиркнул спичкой и зажег керосиновую лампу с мутным стеклом. Юноша, стаскивая рюкзак и снимая сумку, осмотрелся. Глаза его остановились на двух поставленных вдоль стен железных койках, застланных одеялами Пространство между ними занимали небольшой, грубо сколоченный стол и два простых стула. В одном углу, у самых дверей, стояла низкая железная печка с ржавыми трубами, покрытыми толстым слоем пыли. Больше в комнате ничего не было. Стены были выбелены известкой, но в мерцающем желтоватом свете лампы нельзя было разглядеть, чистые они или нет.
— Переночуете здесь. Гостиницы у нас нет. Приготовили вот на скорую руку эту комнату для приезжих. Не взыщите, здесь не город.
У говорившего было осунувшееся, нездорового цвета, лицо, темные, грустные глаза, горевшие странным лихорадочным блеском. Пригладив длинными костлявыми пальцами торчащие во все стороны, давно нестриженные волосы, он обвел взглядом комнату, как бы желая удостовериться, что все на месте.
Юноша неожиданно засмеялся.
Высокий резко обернулся и, уязвленный его смехом, резко спросил, перейдя вдруг на «ты»:
