иллюминатора Че Гевару.
— Он тогда не носил берета.
— Он всегда носил берет. В наших сердцах. Ну да ладно, узнаваем. Главное — хорошая сопроводиловка. Коммунизм и кони апокалипсиса, — Матвей начал тихо раскачиваться, будто впадая в транс. — Постмодернистское переосмысление советской действительности. Призраки коммунизма во тьме. Конь рыж, бледен, черен… Че Гевара везет их в Америку, да, да. Он беременен бомбой, этот самолет, атомной, идеологической…
— Навозной, — вставил Сергей.
— А?
— Говорю, из этого самолета только навоз можно сбрасывать. Конский.
— Да, да, ты прав. Так лучше купят. Глубокий символизм. Дерьмо, но в тоже время удобрение, которое даст со временем всходы…
Сергей схватился за голову.
— Послушай-ка. Во-первых, я не хочу продавать эту картину. Просто не хочу. А во-вторых, в ней нет никакого символизма. Ни на грош. Это реальный эпизод, понимаешь? Обычный факт из жизни. Его родственник попросил присмотреть за грузом. Родственник лошадей разводил и продавал американцам, понимаешь? И называется картина «Каракас-Майами», но это не важно, потому что она не продается.
Матвей внимательно выслушал его и кивнул.
— Понимаю, — сказал он. — Реальный эпизод. Конечно. Все понимаю.
— Ни черта ты не понимаешь.
— Я понимаю, что тебе рот при клиентах открывать нельзя. Понял? Глуши свою выпивку на открытии и молчи. Распугаешь мне всех. Тоже, реалист нашелся. Ты еще скажи, что вот эта девка разноглазая, — он ткнул пальцем в портрет Юльки, — реальный эпизод. Правдоруб хренов.
Сергей устало махнул рукой.
— Сам придумай, что она символизирует. «Каракас-Майами» не продается, с остальным делай что хочешь. — Он взглянул на часы и зевнул. — Слушай, мне ехать пора, а то за рулем засну. Тебя подбросить?
— Что-то жарковато, — проговорил Сергей и отключил печку. Рядом возился Матвей, выковыривая из- под себя ремень безопасности.
— Вроде нормально, прохладно даже, — откликнулся он, но Сергей его едва расслышал. По машине пополз запах гнилой зелени, воды и подтухшей рыбы.
Че отложил в сторону лист с остатками запеченной в углях пираньи и обхватил руками плечи, трясясь в приступе озноба. Неслышно ступая, подошел Макс, протянул кружку с кипятком.
— Боливийцы говорят, что к северо-западу отсюда есть старая миссия, — сказал он. — Вроде бы там до сих пор живут несколько монахов. У них могут быть лекарства…
Команданте покачал головой.
— Хотя бы хинин — уж он-то наверняка есть. У половины товарищей малярия. У остальных — скоро будет, если мы не выберемся из болот.
— Нельзя… отклоняться от цели, — проговорил Че. — Должны дойти. Как можно скорее.
Макс присел рядом, помолчал, глядя на перистые кроны древовидных папоротников, карабкающихся по склону холма.
— Вы считаете меня храбрым человеком? — спросила он. — Хладнокровным?
Че удивленно взглянул на зоолога.
— Я никогда не сомневался в вашей мужественности, — ответил он. — Вы странный человек, и я не очень понимаю, почему вы с нами, но вы, несомненно, смелый человек и хороший товарищ, Макс. Почему вы спрашиваете?
— Потому что мне страшно, Эрнесто. Больше того — я в ужасе. Вы собираетесь разбудить древнее зло. Чем больше я об этом думаю, тем более кошмарными мне видятся последствия. Я не рассказывал вам — человек, которого я считал приемным отцом, культурнейший, великолепно образованный ученый, считал легенды о Чиморте аналогом европейского мифа о Люцифере… Но мир здесь моложе, и то, что в Старом Свете давно превратилось в сказку, у нас может обернуться реальностью! Здесь, в Чако, еще кроются загадки, недоступные рациональному пониманию…
Чем больше он говорил, тем удивленней становилось лицо команданте, еще немного — и он раскатисто расхохотался, вспугнув маленькую ящерку, подобравшуюся к остаткам еды.
— Что за мистическая чушь, товарищ! — воскликнул он. — Вы говорите так, будто этот Чиморте и правда существует!
— Но он…
— А я говорю, если для того, чтобы крестьяне пошли за нами, надо поймать какое-то допотопное животное и приволочь в Санта-Крус, да хоть в Ла-Пас, — я это сделаю! Если для того, чтобы они поверили в революцию, я должен найти его берлогу и ткнуть веткой в зад, или пристрелить и вырядиться в его шкуры — я это сделаю! Если их не берет пропаганда, если они не готовы подняться с оружием в руках, пока не сбудется предсказание из заплесневелой легенды, — я пойду на все, чтобы это предсказание сбылось! А вам, товарищ Морено, должно быть стыдно! Вы, ученый, впадаете в какой-то религиозный мистицизм…
— Мистицизм? — усмехнулся Макс. — Хорошо. Пусть так. Напомнить вам, что случилось в Куэбрада- дель-Юро?
Леска, привязанная к руке Сергея, резко натянулась, и пойманная рыбина забилась на крючке, вспенивая мутную воду и дергая рукав. Он замотал головой, стряхивая тяжелую дрему и хватаясь за леску. Рыбина извивалась, вырываясь из рук, и он, сжав сопротивляющееся тело как можно крепче, ударил ее головой о камень.
— Ты совсем охренел! — крикнул Матвей, пихнул художника в грудь и затряс ушибленной рукой. Вокруг Сергея медленно сгущалась реальность — родной и привычный салон автомобиля и черный московский переулок за стеклом, к которому прилип пожелтевший тополевый лист. Матвей сидел на самом краю кресла, приоткрыв дверцу, и, видимо, готов был выпрыгнуть из машины.
— Извини, — пробормотал Сергей. — Мне… сон приснился.
— Ты меня рукой по панели приложил, придурок!
— Думал рыба.
Художник нашарил сигареты и закурил, окончательно приходя в себя.
— Ты вроде как отрубился, — удивленно сказал Матвей. — Я сначала не понял, потом будить тебя начал… А ты драться.
— Извини, — повторил Сергей и силой потер ладонями лицо. — Это бывает со мной. В последнее время.
— Засыпаешь на ходу?
— Нет…
Матвей захлопнул дверцу и снова завозился, устраиваясь в кресле поудобней. Его возмущение прошло, и теперь он поглядывал на художника с сочувствием и каким-то странным пониманием.
— Это бывает, — сказал он. — Это ничего. Мы все слегка психи.
И тогда, неожиданно для самого, себя Сергей набрал в грудь воздуха и выложил галеристу все и о галлюцинациях, и о бесполезных походах по врачам, и даже о нелепом визите к знахарке с лицензией.
— Ты извини, но, по-моему, у тебя неправильный подход, — сказал Матвей, когда художник замолк.
— А что, здесь может быть правильный? — мрачно спросил Сергей.
— Если тебя глючит на тему всяких индейцев и прочей латиноамериканщины, то и разбираться надо через них. Послушай, я знаю одного чувака, который проводит индейские обряды, вроде как исцеляет. Не знаю, как оно для здоровья, но мозги, говорят, здорово прочищает.
— Говорят? — насторожился Сергей. — Ты сам-то…
— Ну, я сам не пробовал, только с ребятами общался… Но тебе-то что терять? А если тебя в следующий раз за рулем скрутит?
