Под кроватью никто не прятался. Там лежал слой жесткой белой пыли и в ней чей-то скомканный носок и потрепанная толстая тетрадь. Сергей подобрался к кровати, не сознавая, что идет на цыпочках, не дыша опустился на колени и вытащил тетрадь, держа опасливо, как неядовитую, но все-таки сомнительную змею. Страницы были исписаны крупным раздельным почерком, и Сергей разочарованно вздохнул, узнав испанский. На всякий случай он все-таки открыл первую страницу.
Я буду вести этот дневник на испанском, чтобы попрактиковаться. Боюсь, преподавание школьникам сделало мой словарный запас несколько ограниченным, хотя в университете мои оценки были одними из лучших на курсе. С другой стороны, мне предстоит учить грамоте «лесных индейцев». Некоторые из них вообще не говорят по-испански. (Боже, я опять забыл, как называется это племя. Впрочем, не уверен, что хоть кто-нибудь это знает.)
Итак, я еду в Боливию.
Сергей медленно опустил тетрадь, закурил и принялся читать дальше.
Коллега, между делом участвующий в самых странных благотворительных проектах, предложил мне эту работу. «Считай это искуплением, Вик, — похлопал он меня по плечу, — жизнь там тяжелая, и самоедством заниматься будет некогда». Он улыбался, но его глаза казались двумя кусками льда. «Я устал изображать сочувствие мудаку, который спит за рулем и сбивает маленьких девочек, и даю тебе шанс убраться» — как- то так.
Не то чтобы идея нести индейцам свет цивилизации кажется мне стоящей. Я всегда считал, что милосерднее всего было бы оставить их в покое. Но я ищу повод уехать как можно дальше от оскалившегося на меня города, косых взглядов, и, главное, гладких шоссе и смертельно быстрых машин.
Формально от добровольцев требуется лишь умение читать и писать. К тому же я физически здоров, холост и ни к кому не привязан. Анна рассталась со мной через неделю после того, как туман, гололед и темнота сложились в мозаику, ставшую фатальной для моей ученицы, а может быть, и для меня. В общем, я подхожу идеально, и в представительстве меня приняли с распростертыми объятиями. Я выбрался оттуда несколько оглушенный, с карманами, набитыми программами, билетами, направлениями на прививки и серебристыми упаковками таблеток для профилактики малярии. Первую капсулу надо принять сегодня же.
Проклятые таблетки. Весь день маялся от тошноты и головокружения. Возможно, идея не так уж хороша, как казалась, но отступать уже некуда.
Зашел к соседу оставить ключи. Генрих Гердхарт не так уж стар, ему и шестидесяти нет, но он почти не встает — какая-то неизлечимая болезнь. Пишет путеводители, причем, говорят, отличные, очень подробные и надежные. Говорит, люди не представляют, как много может дать Интернет и чуть-чуть воображения. Глаза при этом хитрые, похоже, все не так просто. Узнав, куда я еду (наконец-то запомнил название этой деревни — Ятаки), старик вдруг совершенно неприлично разволновался и даже попытался меня отговорить: дескать, обстановка там напряженная, опасно. Совершенно детские аргументы, детективный бред про кокаиновых баронов, коммунистов и не в меру агрессивных индейцев.
Убедившись, что отговорить меня не получится, Генрих понес уж полную чепуху — что-то о роковом стечении обстоятельств, о кругах на воде… Я подумал, что если сосед заговорит сейчас про наказание, я его ударю. Меня трясло от раздражения. Я попрощался сквозь зубы и уже стоял на пороге, когда Генрих извинился и сказал нечто совсем несуразное: «Понимаете, когда-то меня звали Бенхамином, но тут я умер под Камири, и мне тяжело видеть, как вы… но это рок. Судьба». Я пробормотал «да, наверное», и вышел. Лучше бы отдал ключи паре геев из дома напротив, они не кажутся такими надежными, но уж в любом случае приятнее, чем этот старый ворон.
«Умер под Камири». Не понимаю, что он имеет в виду. Я уверен, Генрих в жизни не уезжал дальше Франкфурта. Воображение у него все-таки нездоровое. Но путеводители Генриха пользуются спросом; жаль, что по Боливии у него ничего нет.
Настроение мерзостное. Какая-то липкая, давящая тревога, почти страх. Будущее кажется черной дырой, в которой клубятся отвратительные тени. И эти приступы гнева — подумать только, я готов был ударить беспомощного старика! К тому же тошнота никак не проходит. Это все лариам. Что за гнусное лекарство.
«
— Убит в пьяной драке, значит, — пробормотал он.
Очень правдоподобно: скромный школьный учитель так подрался, что ему разворотило всю грудную клетку. А потом с выпущенными кишками прибрался в номере и лег на кровать. Не забыв фальсифицировать дневник… И инспектор, скотина, выражает сожаление, что такое все еще случается в нашем славном городке, и надеется, что остальные участники драки скоро будут найдены и примерно наказаны…
— Часто здесь дерутся? — спросил Сергей, вернувшись к стойке. Портье апатично покачал головой. — А этот учитель, которого нашли в пятом номере? Буйный был? Пил много?
По лицу портье скользнуло смятение. Он старательно закивал, отводя глаза.
— Очень много пил, очень. Как вернулся из Ятаки — так ни дня трезвым не был… Очень был буйный.
— А с кем подрался?
— Не знаю, не знаю. Не я дежурил, нет, при мне ничего такого не случалось.
— Врешь ты все, — сказал Сергей по-русски. Портье вопросительно взглянул на него, и художник мрачно пожал плечами. — Сделайте мне еще кофе, — попросил он.
ГЛАВА 15
РАСКРЫТЫЕ КАРТЫ
Несомненно, это была тропа. Юлька в полном восторге пошла вдоль протоптанной в палой листве ложбинки шириной с полсантиметра, по которой суетливо бежали муравьи. Каждый тащил в черных страшных челюстях аккуратно отрезанный кусочек зеленого листа. Муравьиная тропинка тянулась между кустарником и берегом реки, все ближе прижимаясь к невысокому обрывчику. В конце концов, Юлька, не выдержав, стянула брюки и спрыгнула в воду. Место здесь было открытое, и по капюшону дождевика сразу забарабанил дождь. Юлька шла вдоль глинистой отмели по щиколотку в воде. Уступ берега с муравьиными тропами, какими-то упавшими с деревьев плодами с узорчатыми перегородками, крошечными бледными цветочками и прочими интересностями лежал перед ее глазами, как накрытый стол.
Юлька подобрала несколько сухих плодов, повертела в руке, прикидывая, где лучше всего провертеть дырку для нанизывания, и сунула в карман. Поджимая пальцы на ногах и чувствуя, как между ними
