экспедиционных сил союзников генерал-майору Уолтеру Биделлу Смиту. На этот раз благодаря намеку матери я довольно ясно понимал, зачем я понадобился «Бидлу». Однако сам он мне этого не сказал; он лишь приказал мне вылететь с адмиралом Ингерсоллом в Касабланку. Начальник местного аэродрома подтвердил мои надежды и с большим удовольствием посвятил меня в тайну.
- Ваш отец, - сказал он, - и Черчилль, а возможно, и Сталин должны прибыть сюда.
Кроме того, он посоветовал мне никуда не выходить дня полтора, до прибытия отца, чтобы никто не узнал меня и не догадался, что я явился для встречи с ним.
Глава четвертая. Конференция в Касабланке
К тому времени, когда я стирал с подбородка остатки шестого яйца (настоящего, а не превращенного в порошок), отец со своими спутниками прибыл в Бразилию. В моем распоряжении было еще много времени, чтобы поразмяться, отдохнуть, забыть на время о войне, встретиться с друзьями, которые могли оказаться здесь, и осмотреть место, где я находился.
Это была крайняя южная точка высадки, произведенной ночью в воскресенье 8 ноября. Я лично участвовал в операции в Северо-Западной Африке, в Алжире, и теперь впервые увидел, с чем пришлось столкнуться силам, атаковавшим Касабланку.
Прошло уже больше двух месяцев, но в гавани все еще стоял жестоко потрепанный французский линкор «Жан Барт». В самом городе, раскинувшемся над гаванью по склонам холмов, заметны были следы войны. Теперь, в январе, узкие улички были заполнены американскими солдатами, «виллисами» и грузовиками. Выше, там, где белели красивые виллы и дачи богатых французских колонистов, ранняя африканская весна все расцветила своими красками. Здесь было светло, тепло, весело. Это была прямая противоположность Арджентии, как будто принадлежавшей к какой-то другой геологической эпохе.
Я уверен, что Касабланка была избрана для встречи не только потому, что по-испански Касабланка означает белый дом. Но какова бы ни была причина выбора, когда он был сделан, мы отправили туда агентов своей секретной службы во главе с Майком Рейли [2] , чтобы выбрать место, где «высокие персоны» должны были жить, встречаться и совещаться. Я наткнулся на Майка в первый же день. Он немного поворчал по поводу трудностей, с которыми ему пришлось столкнуться, выполняя полученное задание - обеспечить в Касабланке такую же безопасность, как в Белом Доме.
Прежде всего возникал вопрос о целой армии вражеских агентов и осведомителей, рассеянных по всему Французскому Марокко. Нацисты были изгнаны отсюда лишь недавно; нашим органам безопасности предстояло еще разоблачить и арестовать многих. французских фашистов, которых гитлеровцы оставили здесь с полными карманами немецких денег. Кроме того, Касабланка расположена не слишком далеко от Испанского Марокко, а в январе 1943 г. никто из нас не питал иллюзий насчет дружественных чувств Франко и фалангистов.
В довершение всего, лишь за три недели до конференции нацисты произвели самый настоящий воздушный налет на Касабланку. Возможно, что это был удар наугад, возможно, что они метили в огромные склады горючего генерала Паттона, но все их бомбы попали в невоенные объекты, и они добились лишь того, что их возненавидели арабы, семьи которых погибли. Однако этот налет дал Майку Рейли более чем достаточно оснований призадуматься. В самой Касабланке и вокруг нее было дополнительно установлено множество зенитных батарей, и фрицы в своих коротковолновых передачах на Северную Африку стали строить всевозможные догадки. (Подручные Геббельса в Берлине были так недалеки от истины, что сообщили об ожидавшемся приезде генерала Маршалла на совещание с английскими начальниками штабов.)
Большинство офицеров из состава Объединенного совета начальников штабов, которые должны были присутствовать на конференции, разместились в отеле Анфа - уютной курортной гостинице, небольшой, без особых претензий, но вполне современной и очень комфортабельной. Район этого отеля был отгорожен колючей проволокой и получил название «лагеря Анфа». В этом же районе находились и виллы, предназначенные для отца и Черчилля. Вдоль ограды из колючей проволоки расхаживали патрули генерала Паттона, которые проверяли у всех документы, но сами не знали, что должно было происходить в этом лагере.
Пока большая летающая лодка отца находилась еще где-то над Южной Атлантикой, между Бразилией и Британской Гамбией, я рыскал по лагерю, стараясь разузнать, как будут кормить прибывающих персон. Последние два месяца я просидел на американском армейском пайке, а еще два месяца до этого - на английском пайке. Все это лишило мои органы пищеварения всякой способности критически относиться к пище, и я готов был заявить, что офицеры, заведывавшие питанием, превзошли самих себя.
Во вторник в конце дня мы с Майком Рейли отправились на аэродром Медуина, чтобы встретить отца и его спутников; их прибытие ожидалось в начале седьмого.
Мы стояли возле места, отведенного для самолета отца.
Вдруг меня осенила мысль.
- Послушайте! - сказал я. Майк Рейли что-то буркнул и посмотрел на меня. - Ведь отец сейчас впервые пользуется самолетом с тех пор, как летом 1932 г. он летал в Чикаго в связи с выдвижением
его кандидатуры на пост президента.
- Немало других вещей он сейчас делает впервые, - ответил Майк с таким видом, будто он подсчитывал все неприятности, причиняемые ему этим обстоятельством. - Впервые президент пользуется самолетом для путешествия вне Соединенных Штатов. Более того - вообще впервые президент пользуется самолетом, будь то внутри страны или за границей по официальному или неофициальному делу. - Майк выразительно посмотрел на меня и сделал такой жест, точно отирал пот со лба.
Наконец, точно в назначенное время (все мы машинально посмотрели на свои часы; майор Отис Брайан рассчитал свой полет с точностью до шестидесяти секунд) мы увидели самолет «С-54», на котором летел отец. Сделав круг, самолет совершил безупречную посадку. Я подбежал к нему. Конечно, я увидел отца; тут же были Гарри Гопкинс, адмирал Макинтайр, капитан Маккри, полковник Бизли - всего человек двенадцать - и, кроме того, примерно столько же агентов секретной службы, считая и тех, которые прибыли несколько раньше.
Отец нисколько не устал и был в превосходном настроении. Он был полон впечатлений от своего путешествия и от всего виденного; пока мы ехали в лагерь в большом старом французском лимузине, который кто-то где-то реквизировал, отец все время говорил о полетах.
- Конечно, это был уже не первый мой полет. В июне 1932 г:
- Зачем ты это рассказываешь мне, папа? Ведь в тот раз и я летал с тобой.
- Ах, да, верно. Но я летал раньше, - тогда ты был ребенком, а я служил во флоте, - и летал на морских самолетах. Инспекционные поездки. Тебе-то уже никогда не придется испытать ничего подобного.
- И слава богу!
- Но для меня это очень существенно, Эллиот, - видеть, как работают американские летчики, в каком состоянии находится сейчас наша авиация, ее прогресс. Это великолепно. Это дает мне перспективу:
Он рассказал о только что совершенном полете.
- Мы летели над Дакаром. Это ведь не обычный маршрут: обычная трасса проходит над сушей.
- Знаю, папа. Я летал по этой трассе три или четыре раза.
- Ладно, ладно. Для тебя все это не ново. Но дай возможность поговорить и такому новичку, как я. - Он нахмурился и тут же улыбнулся мне - Видел «Ришелье» на рейде в Дакаре. Да, не забудь напомнить мне, чтобы я тебе рассказал о положении в Батерсте, в Британской Гамбии. И не говори мне, что ты там сам бывал: мне это известно. Держу пари, что за полдня в Батерсте я узнал больше, чем ты за два месяца.
Так оно и было.
