Echo

«Не-ет! (он весь удох) вторую половину!» – «Какую вторую половину, удодец?» - «Ну, она за столом сидит дополовины, а, так сказать, вторая половина под столом…» - «А-а! А такой был в 15-м, кажется, веке художник по имени Мастер Женских Полуфигур!» - «Нижних полуфигур?» - «Нет!!! Уть, уть, уть! Катенька моя, уть-оть, уть-ать, оть-уть!» – «Хе-хе, родной, у неё муж есть – серб какой-то – увидел её в своей Герцеговине по телевизору и примчался, не ты один такой!» – «У неё такие припухшие присиневшие глаза бывают – половой жизнью живёт (какое отвратительное предложение я тебе, Саша, предложил!). Меньше четырёх раз – это надругательтво над самой её природой. Если, допустим, начать в час, уснёшь в четыре, если не в пять, а вставать в восемь, если не в семь… Ну хоть и в десять… Ну какое отношение я имею к этой Кате? Никакого! Я вижу её каждый день. Ведь можно любить человека, если видишь его каждый день? Вижу и слышу её каждый день. У себя дома! Как же мне её не любить?! Меня иногда посещает видение (теле-видение!), как она перед самым эфиром идёт писать – по коридорчику Останкино, в сортирчик, спускает на ботиночки юбочку (или штаны на туфельки? – ни разу не видел её вторую половину!), V-образными пальчиками стягивает V-образные трусики… И это – она! Она – та, что на экране – серый костюмчик, пробор на головке, хорошие реснички и губы, серьёзно говорит о мировых событиях, без запинки, чуть улыбается при прощании… Самолёты падают, лодки тонут, все воюют, всё взрывают – а Катенька всё-это должна переваривать, проговаривать!.. Именно так я представляю Настасью Филипповну! Ну ничего, я тоже… это перевариваю – специально смотрю новости! Весь мир познаю через неё, другие передачи я не смотрю… Я с тобой, Катя, Катрин, Кати, Катюша, Кейт, Каттенька моя! котёнычек ты мой!..  (я уже начинал отламывать таксофон) – «Ты будешь звонить или нет?!» – заорал вдруг Саша.

-  Сынок, - говорил я Репе, - приходи – я приехал! Мы с Сашей «Яблочку» пьём.

(«Пьём»! – ухмыляется Саша, подразумевая, что уже выпили.)

Да конечно, подумалось мне на бэкграунде, налицо так называемая идеализация - позабыл все свои бэк-рефлексии: все её, Катеньки, нерусские интонации, постоянную подвижность лебяже-белокожей шеи вслед за суфлёром!.. Ну да что ж!..

- Да как-то поздно, уже девять, да и денег нет, завтра может, да и как-то влом, завтра… - нехотя отвечал «сынок», как бы зевая. Тут из-за угла выскочила эта Ксюха, и вновь зацепившись за нас взглядом, даже кивнула – мол, привет.

-  О! Ксюха! – окликнул ее Санич, - позвони сынку.

-  Кому? Какому сынку?!

-  Да Репе. Нежно так скажи: приходи, Репинка, на Кольцо и всё такое – ты ж его знаешь, в смысле…

-  Знаю как – не так уж…

(Репинка, она, как вы поняли, мужского пола, хотя и женского рода – она очень мужественна, но всё равно по-мумитрольски мягка, розовата и сладковата; я обозвал её секс-символом филфака, но для неё, конечно, такая локализация… Итак, пользуясь случаем, раскроем секрет ея магической привлекательности – кстати, очень простой – записывайте… Когда она сидит у нас на кухне - вальяжно развалившись, конечно, по-другому ей и не пристало - меж ног у неё видится нечто существенное и неприличное, оскорбительное лично для христианских чувств О. Ф., и он, с безумным взором и жестом юрода, напоминающего какую-то картину (например, «Иван Грозный и сын его Иван» или «Искушение Св. Антония»), вперивает перст и возглашает: «Глянь!!!». На что Репа довольно-таки самодовольно отвечает: «Это покрой такой!» - сразу вспоминаются интересные, так сказать, «фишки»: феминистический эвфемизм «мужское достоинство» и их же покрывающий его (а то и подчёркивающий!) товарный фетишизм: «Натуральные «Левайсы» - ну и что, что из сэконда, зато стоят больше новых ваших!». Конечно, говорим мы, если надеть рэперские суперрепоштаны с их мотнёй, то какой тут покрой! В сэконд-хэндах же она закупает себе различные курточки – но все они, штук десять, независимо от сезона, материала и цены, доходят у неё до пупка, чтобы всегда был виден покрой. Вот и всего-то…).

-  Птьфу! Как знаешь, так и звони, можешь не представляться, только не груби! Алексея спроси.

-  Ладно, оф’кей.

«Это Ксю, Лёш… На Кольце… Была со мной, но ушла… Может появится ещё… Ну вот я и думаю… Нет, их нет, ушли (Саша и я то есть - киваем)… Нет, Ленки нет… Нет, всё оф’кей… Не, ну можно… Короче, пять минут…

-  Короче, пять минут, - сказала она нам, - вон на той скамейке, а я пойду вон на ту. Только не говорите, где я, ладно? Кстати, Ксюша, - сказала она мне. Я тоже сказал. 

-  А это не тебя в газетах печатают – я как-то видела фотку недавно – твою наверно?

-  Не знаю, - сказал я, - если менты опять ищут…

-  О! кэвээнщик тоже! Его, его! «Жестокие сны» рассказ такой жестокий! – пробасил Саша, собираясь уж, видимо, взять ее в оборот.

-  О, я читала – класс, но не очень понятно, кто кого убил.

Я пьяно заулыбался, признаться, удивлённый.

-  Зато жестоко! Его даже в Германии печатали – на немецком!

-  Да, жистковато, - сказал я, - довольно-таки, этот рассказ никому не нравится. Я, может, и покруче напишу… - и посмотрел на Ксюху.

Она вдруг как-то смутилась, словно оказавшись без одежды, кивнула и пошла. Я пожирал ее глазами, разрезал, разрывал брючки, но она решительно ушла, и захотелось выпить, да побольше, чтобы не было мыслей и образов.

 Но тут пришла Репа. Она, мы уже знали, принесла в своих лапках десять рупей (на вопрос, есть ли бабки, она стабильно отвечает: «Чирикуа!»). Увидев нас, радостно сообщающих, что Ксюха «уже ушла», она разлыбилась и провозгласила: «Профаны! Только вот этого от вас и можно ожидать. Давайте тогда купим «Яблочку» – пьётся очаровательно, а забирает дай боже!».

Было выделено 2 (два) дикана – «чтоб два раза не ходить». Сама же Репа вынуждена была вытеребить у кого-то на Кольце ещё три рубля с мелочью. Уже совсем темнело, мы пошли в магазин, но он уже закрылся.

Магазин под названием «Легенда». «Не понимаю вот, - говорю я, заполняя паузу раздражения, - почему вместо нормального названия “Продукты”, “Снедь” или “Бакалея” употребляются греческие (языческая чувственность в бесознательном языка масс, красота средне-эллинского наречия?!) – чуть ли не “Апейрон”, “Тифон” и “Тиамат” вместе взятые! Как там у Набакова – красный снег вместо арбузной мякоти - “Аргус” вместо “Арбуз”… Или вон «Астарта» - ну, это хоть не греческое, но не преведи бог…»

 «Пойдём через чёрный ход – зайдя сзади!» – спроектировала Репа (она нагловата при случае). Моложавенькая продавщица вынесла нам две бутылки «Тамбовского яблока», а ещё мы – вместо ожидаемых «сдачи не надо» – взяли «как бы в долг» (Репинка-экзотическая- экзальтированная-маракуйя умеет при случае эвфеминистически профеминистичесчки выражаться) отрезочек вареной колбасы и четвертинку хлеба.

-  Вот если б во всех учреждениях сидели уть-утиевые девушки лет семнадцати, - разлыбилась Репа, - мир был бы глупее, но зато, так сказать, уютнее. Он так глуп, как гондон, а кругом всякое конобыдло является, пожирает, понимаешь ли, всё наше коноповидло, всё лучшее златоговно…

-  Ja-ja, - поддакнул я, от души соглашаясь с Репкой, равно как и крепко поощряя наш совместно воспроизведённый лексикон (к примеру, чуть подправив в учебничке «Москву златоглавую», мы и получили беспрецендентную по своей выразительности сентенцию «Москва – златогавно»), - какой-то писатель сказал недавно… (хоть и ненавижу статистику и цитирование – а то б ещё Бисмарка процитировал, - но повторю), что человек за жизнь свою знакомится в среднем с 1000 экземплярами себе подобных, но далеко не все из них – хорошенькие барышни, на которых можно жениться… (Репа наморщилась) …или хотя бы так сказать… человек пятнадцать всего…

-  Что «так сказать»?!! – согласно нашей общей привычке театрально завопила она, схватив своими лапками меня за щёки.

-  Ну, чтобы женится, надо сначала, так сказать… Сексуальная несовместимость – грозная вещь.