Вот еще одна похожая история. Одно время мы жили в доме, где гостиная соседки примыкала к нашей спальне. Мы обычно ложились спать довольно рано, а в ее привычке было засиживаться перед телевизором допоздна. Если она открывала окно, то у нас возникало чувство, будто телевизор находится прямо в пашей комнате. Мало того, что мы были вынуждены разделять ее ужасный выбор телепрограмм, мы не могли заснуть. Тем не менее у нас с ней были вполне нормальные отношения, и если мы звонили и деликатно просили ее закрыть окно, она всегда это делала. Никаких проблем, можете подумать вы.
Но вот что странно, каждый раз, когда я лежала ворочаясь без сна, пытаясь отвлечься от звуков этой дьявольской машины, мне требовалось собрать все свое мужество, чтобы подойти к телефону и выразить свою смиренную просьбу. Каждый раз я откладывала это до последнего. Может, она сама вспомнит об открытом окне? Может, ей наскучат однообразные программы, и она отправится в постель? Как она может это терпеть? Неужели ей не нужен сон? Рано или поздно отчаяние вынуждало меня звонить ей, и тогда, с момента когда я подходила к телефону и до того, как все завершалось, я страдала целым набором тревожных симптомов: сердцебиение, обильное потоотделение, прерывистое дыхание, трясущиеся руки. Потом я делала огромный вздох облегчения и, возвратившись в постель, чувствовала себя только что прошедшей через ужасное испытание. Берни, узнав о моей проблеме, предложил делать эти звонки сам. Но и тогда я лежала, вся сжавшись, прислушиваясь, мысленно складывая обрывки его речи и страдая от тех же симптомов, будто говорила с ней сама.
Однажды ночью, в очередной раз пытаясь набраться сил для предстоящего телефонного звонка, я впервые присмотрелась к симптомам тревожности и спросила себя: «Чего я боюсь?» У меня не было ответа. Это означало, что пройден Шаг 1.
Я сознательно медленно подошла к телефону, взяла в руки трубку, и наступила очередь Шага 2.
Шаг 3.
Шаг 4.
Теперь я мысленно говорила себе: «Моя проблема с Эллен в непредсказуемости ее поведения. Я никогда не знаю, как она отреагирует на мою просьбу. Иногда она относится к ней любезно: „О, я совсем забыла что уже так поздно. Простите“. Но временами она могла реагировать так, будто я посягаю на данные ей Богом права. Пятая свобода: свобода слушать телевизор. А как насчет моей свободы от телевизора? Разве у меня нет прав?»
И вдруг я осознала свое скрытое чувство: я боялась услышать в ответ что-нибудь оскорбительное и разозлиться на нее за это. Из-за сильной неприязни к ней я чувствовала опасность подлинного гнева: он мог быть слишком сильным. Ну вот, пожалуйста, моя старая проблема, боязнь гнева. Я осмелилась отдать себя на волю гнева, и через несколько секунд он прошел. Вместе с ним прошли и симптомы тревожности. Набирая номер Эллен, я хорошо отдавала себе отчет, что могу застать ее в одном из несносных настроений, которое вызовет мой гнев, но в случае необходимости я была готова на этот шаг. Никто от этого еще не умирал.
Вообще-то, в тот вечер она была вполне цивилизованной и любезно снизошла до того, чтобы позволить мне поспать, избавив меня от необходимости чувствовать гнев, который так меня страшил. Впоследствии, звоня ей с просьбой приглушить телевизор, я никогда больше не ощущала симптомов тревожности.
Однажды, около года спустя я встретилась с Эллен у дома, и она все время отпускала колкости под прикрытием дружеской болтовни. Мысленно я твердила себе, что она так глупа, что ее не стоит принимать всерьез и пр., а наш пинг-понг тем временем продолжался, доведя меня до полного истощения. Уже дома я стала рассказывать об этом Берни:
— Она ведет себя, как ребенок! Ни за что не поверишь, что она сказала!.. А я сказала… И потом она сказала…
И я продолжала в том же духе, не в силах остановиться, дословно пересказывая ему весь этот бред, как одержимая. И вдруг до меня дошло, что я крайне взволнована.
— Не знаю, почему я опустилась до спора с ней, — сказала я.
— Я тоже не знаю почему, — сухо заметил Берни.
— Странно, почему я так огорчена? Почему отношусь к этому так серьезно? Она же просто дурочка. Что меня так беспокоит?
Я никак не могла отдышаться.
—
И в следующий момент я поняла, что: гнев. Впервые я позволила себе дойти до состояния совершенной ярости с этой невыносимой женщиной. (Берни прибавил, что давно пора.) Я рвала и метала, вспоминая все оскорбления, сказанные Эллен в прошлом, все ее отвратительные поступки, то, что раньше я всегда высмеивала. Наконец-то я осмелилась выпустить свой гнев на свободу. Немного погодя я остыла и почувствовала себя новым человеком. Нет ничего лучше честности с собой!
Теперь я знала, какими были мои истинные чувства к Эллен: не спокойное ощущение превосходства, позволяющее иронизировать по поводу ее детских выходок, а просто гнев. Все это время ей многое сходило с рук из-за моего страха перед собственным скрытым гневом. Отныне я выработала новую линию поведения с ней. Я не могла открыто ссориться с ней или быть явно грубой, но могла, что я и сделала, избегать ее, как чумы. Я знала о своей старой слабости, боязни гнева, но теперь могла предсказывать собственное поведение. Эта женщина всегда искушала меня разозлиться, и я могла избавить себя от внутреннего конфликта, держась от нее подальше. Я предусмотрительно и открыто избегала ее, проявляла подчеркнутую вежливость, даже если она этого не понимала, и разрешила эту проблему. Одно из огромных преимуществ самосознания — это вновь обретенная способность не давать в обиду своего внутреннего ребенка. К чему искать неприятностей?
Иногда один гнев используется для прикрытия другого гнева. То есть вы думаете, что сердитесь на одного человека, но на самом деле боитесь рассердиться на другого. Так отец может выпустить пар, накричать на своих детей, когда на самом деле взбешен поведением жены. Или он может придраться к жене, придя домой с работы с грузом сдерживаемого гнева, который направлен на начальника и который он целый день не осмеливался почувствовать. Если хотите узнать о том, как направить свой гнев по безопасному пути, обратитесь к главе «Как безопасно почувствовать „опасную“ эмоцию». Лучше всего для этого подходит техника письма.
Как-то раз Берни принес домой симпатичный ножичек с зубчиками на лезвии, специально предназначенный для резки помидоров. Увидев его в витрине магазина, он не смог устоять от соблазна и купил его для меня. Я постаралась быть вежливой, но благодарности не испытала, и боюсь, что это было заметно. Берни удивился моей неблагодарности и слегка обиделся, но я не могла объяснить, почему его маленький подарок вызвал у меня вместо радости раздражение. Немного погодя я обратила внимание на ноющую боль в зубах, и мне стало понятно, что мне предстоит приступ головной боли: явный показатель того, что я от себя что-то скрываю. Я испытывала мучительное напряжение, но не могла точно распознать эмоцию. Здесь вполне уместна техника письма, поэтому я закрылась в ванной на несколько минут и вот что записала:
«Зубы ноют. Начинается головная боль. Сказала Б., что я не покупаю того, что нужно мне. Не