l:href='#n_7' type='note'>[7] прозвали, только и было добра у него во дворе, что кол, сделанный его руками. Нахлобучил он шапку на голову, натянул на уши, и море ему по колено:
Идёт он с волами Думаном и Телешманом на ярмарку; как стал подыматься по холму пологому, видит — шагает навстречу человек, перед собой новую телегу катит, только на ярмарке купленную: в гору толкает, под гору осаживает.
— Постой, приятель, — говорит Дэнилэ, у которого волы так и рвались с верёвки к сочной и пышной траве, что у самой дороги росла. — Придержи-ка свою телегу, словом с тобой перекинусь.
— Я бы постоял, да она стоять не хочет. А о чём речь-то?
— Телега у тебя словно сама идёт?
— Да ещё как! Разве сам не видишь?
— Знаешь что, приятель?
— Буду знать, коли скажешь.
— Давай меняться: ты мне телегу, я тебе волов, хватит мне с ними мороки: то сена им подавай, то загон ставь, то как бы волки не задрали, то ещё чего… Уж как-нибудь ухитрюсь телегу толкать, особливо если сама идёт.
— Шутишь, мил-человек, или правду говоришь?
— Не шучу, — отвечает Дэнилэ.
— Однако вижу, что ты малый себе на уме… — говорит хозяин телеги. — Твоё счастье, что я сегодня покладистый; что ж, в добрый час! Счастливо тебе телегой владеть, а мне волами!
Оставил ему телегу, сам с волами к лесу свернул и быстренько пропал из виду. А Дэнилэ про себя думает:
— Здорово же я его подковал… Только бы он не передумал. Но вроде не цыган, не пойдёт на попятный.
Вцепился в телегу, под гору домой топает.
— Го, телега бешеная, го! Когда нагружу как следует мешками с мельницы или сеном с поля, вот так же катись!
А телега всё вперёд, вперёд, словно обогнать его хочет.
Но окончился спуск, подъём начинается. Толкай её в гору, кто может! Дэнилэ туда, Дэнилэ сюда — обратно телега катится.
— На! Вот и вышла мне боком телега!
С большим трудом подал он телегу в сторону, подпёр на месте, присел на дышло, думу думает:
«Вот так-так! Коли я Дэнилэ Препеляк, то волов загубил, а коли нет, то телегу нашёл. То ли я Препеляк, то ли нет…»
Глядь — человек мимо шагает, гонит козу на ярмарку продавать.
— Слушай, друг, — говорит Дэнилэ. — Не отдашь ли козу за телегу?
— Да видишь ли… Коза у меня смирная, да и молочная хоть куда.
— Что толковать впустую? Молочная — немолочная, бери телегу, отдавай козу!
Тот, конечно, спорить не стал: отдаёт козу, забирает телегу. Потом попутных телег дождался, к одной из них свою привязал и отправился восвояси, а Дэнилэ с разинутым ртом на месте остался.
— Ладно, — сказал себе Препеляк. — Его-то, по крайности, здорово я обставил…
Потащил он козу на ярмарку. Но коза козой остаётся! Так во все стороны дёргает, что вовсе ему опостылела.
— Поскорей бы до базара добраться, — думает Препеляк. — Отделаюсь от шелудивого чёрта.
Идёт он, идёт, а навстречу человек с базара возвращается с гусем под мышкой.
— Здорово, добрый человек! — говорит Дэнилэ.
— Дай боже здоровья!
— Не хочешь меняться? Бери у меня козу, давай взамен гусыню.
— Вот и не угадал. Не гусыня, а гусак. Я на семя его купил.
— Давай сюда! Я тебе тоже доброе семя дам…
— Коли добавишь чего, может, и уступлю. А нет, так счастье моим гусыням: такое потомство заведу через него, что только держись!
Словом, туда-сюда, один прибавляет, другой уступает — просватал-таки козу Препеляк! Хватает он гусака и дальше шагает, к городу. Приходит на ярмарку, а гусак у него в руках гогочет во всю глотку: га-га- га-га!!!
— Вот те на! От чёрта избавился, на батьку его напоролся! Оглохнуть можно. Ничего, сейчас и тебя поженю, негодник этакий!
Рядом человек кошелями торговал. Променял Дэнилэ гусака на кошель, что на длинных ремнях на шее носят. Берёт он кошель, крутит, вертит в руках, потом говорит:
— Фу ты, пропасть, чего ж я наделал! Была пара волов таких, что любо-дорого посмотреть, а остался с пустым кошелем, Ну и ну! Ведь не впервой я в дорогу пускаюсь! А сегодня словно чёрт разум отнял.
Походил, походил он ещё, глаза на ярмарку пяля, и домой побрёл. До села добрался, прямо к брату спешит, чтобы его порадовать:
— Здравствуй, брат!
— Добро пожаловать, Дэнилэ! Долго же ты на ярмарке пропадал!
— Да вот так, брат; туда поспешил, обратно людей насмешил.
— Ну, а вести какие из города несёшь!
— Не ахти какие. Волы мои, бедняжки, сгинули, словно их не бывало.
— А что, зверь какой напал или выкрали их тебя?
— Какое! Своей рукой их отдал, брат.
Рассказал Дэнилэ всё, как было, по порядку, с начала до конца.
— Словом, — говорит, — чего там долго болтать? Была пара волов, а теперь один кошель, да и в том ветер свищет.
— Да, по правде сказать, большой ты простофиля!
— Так-то оно так, брат, зато теперь набрался я ума-разума. Хотя и то сказать, толк-то какой?
На, бери себе кошель, мне, всё одно, нечего с ним делать. Но Христом богом тебя заклинаю, в последний раз ссуди мне телегу с волами: дровишек из лесу привезу жене и детям, а то у них, у бедняжек, огня развести нечем! А уж там будь что будет, не стану тебя больше тревожить.
— Тьфу! — сплюнул брат, выслушав его до конца. — Видать, господь населил эту землю кем смог. Ступай, бери телегу, только знай, что в последний раз.
Дэнилэ больше ничего и не надо. Сел в телегу, погнал волов. Приехал в лес, приглядел дерево потолще, вплотную подал телегу. Не выпряг волов и дерево стал рубить, чтобы сразу оно в телегу свалилось. Уж таков был Дэнилэ Препеляк! Тюкает он по дереву, тюкает и — пырр! Свалился тяжёлый
