не залетает, а человек и подавно.
Горько вздохнула странница и сказала:
— Грехи тяжкие привели меня сюда, матушка. Иду я в Ладан-монастырь, а в какой стороне он, того и сама не ведаю.
— Видать, есть ещё у тебя крупица счастья, коли попала ты прямо ко мне. Я — святая Середа; слыхала, может, обо мне?
— Слыхать-то слыхала, матушка, а что на этом свете живёшь, никогда и не думала.
— Видишь? А ещё люди на судьбу жалуются!
Кликнула святая Середа громким голосом, и вмиг собрались твари живые со всего её царства. Стала их святая Середа расспрашивать про Ладан-монастырь, но все как один отвечали, что и названия такого не слыхивали. Огорчилась святая Середа, но что было делать? Дала она страннице просфору и чарку вина на дорогу, и прялку-самопрялку золотую. Сказала ей ласково: «Береги, в нужде пригодится», — и отправила её к старшей своей сестре святой Пятнице.
Снова пустилась бедняжка в путь, и шла она год напролёт по диким, неведомым местам, пока не добралась наконец до святой Пятницы. И случилось здесь то же, что и у святой Середы, — только дала ей святая Пятница ещё одну просфору, и чарку вина на дорогу, и мотовило золотое, что пряжу само наматывало; с такой же лаской и кротостью отослала её святая Пятница к старшей сестре своей, святой Думинике. В тот же день отправилась путница дальше, и брела она снова год напролёт по местам, ещё более пустынным и страшным, чем прежде. И будучи тяжёлой на третьем году, с большим трудом добралась она до святой Думиники. Приняла её святая с тем же радушием, что и сёстры её. Пожалела несчастную, кликнула клич что было мочи, и все твари на клич тот примчались — водяные, земные и небесные. Стала их святая Думиника расспрашивать, в какой стороне света Ладан-монастырь стоит. Но все, как один, отвечали, что слухом не слыхали, видом не видели. Вздохнула святая от всего сердца, глянула грустно на странницу и сказала:
— Видно, божье проклятье на тебе, коли не дано тебе найти то, что ищешь! Ибо здесь край света, даже мне неведомого. И дальше идти никому невозможно.
Вдруг, откуда ни возьмись, жаворонок хроменький ковыляет: ковыль, ковыль, ковыль! — прямо к святой Думинике. Спрашивает его святая:
— Не знаешь ли, жаворонок, где Ладан-монастырь стоит?
— Как не знать, госпожа моя?! Туда я по зову сердца летал, ногу сломал.
— Если так, что хочешь делай, а доставь эту женщину в Ладан-монастырь и научи, как ей дальше быть.
Вздохнул жаворонок и ответил смиренно:
— От всего сердца выполню твою волю, госпожа моя, хоть и очень трудна дорога до того места.
Подарила тогда святая несчастной страннице просфору и чарку вина в дорогу, чтобы хватило ей до самого Ладан-монастыря, и ещё золотой поднос, и наседку из чистого золота, драгоценными каменьями усыпанную, с Цыплятами тоже из золота. Поручила странницу жаворонку, и тот, ковыляя, сразу пустился в путь. Когда уставала бедняжка и не под силу ей было брести, брал её жаворонок на свои крылышки и по воздуху нёс. Так странствовали они год напролёт, с большим трудом и великими опасностями пересекли бесчисленные моря и страны, шли по лесам и гибельным пустыням кишевшим драконами, ядовитыми змеями, василисками, чей взгляд убивает, гидрами о двадцати четырёх головах и другими страшилищами без числа, с широко разверстыми пастями, готовыми проглотить их: пробирались среди чудищ, чью непомерную алчность, хитрость и свирепость не в силах описать язык человеческий!
Наконец, после всех препятствий и опасностей, добрались они до какой-то пещеры. Снова села женщина на крылья спутника своего; едва шевеля ими от усталости, полетел он, и очутились они вдруг на другом свете, где райская благодать — да и только!
— Это Ладан-монастырь, — сказал жаворонок. — Здесь живёт Фэт-Фрумос, которого ищешь ты долгие годы. Уж не знакомо ли тебе что-нибудь здесь?
Разбежались глаза у неё от такой красоты и блеска, но, всмотревшись внимательнее, узнала она чудо-мост и дворец, в котором так недолго прожила с Фэт-Фрумосом, и слезами радости наполнились её глаза.
— Погоди! Не спеши радоваться. Ещё недостойна ты этих мест, и не все ещё испытания кончились, — сказал жаворонок.
И показал ей колодец, к которому велел приходить три дня кряду, рассказал, с кем она там встретится и что говорить должна, и что делать ей с прялкой, мотовилом, подносом и золотой наседкой с цыплятами — подарками трёх сестёр: святой Середы, святой Пятницы и святой Думиники.
Потом попрощался со своей спутницей и полетел без оглядки обратно, боясь, как бы не покалечили ему и вторую ножку. А бедная странница, проводив его глазами, полными слёз, побрела к колодцу.
У колодца достала она прялку и села на землю отдохнуть. Немного погодя приходит по воду служанка. Как увидела незнакомку с дивной прялкой, что сама золотую пряжу в тысячу раз волоса тоньше прядёт, кинулась к госпоже своей поведать про диво-дивное.
А госпожой служанки была ключница Фэт-Фрумоса — та ведьма, от которой сам чёрт поседел и которая воду в камень превращать умела и постигла все бесовы уловки. Одного не умела она — мысли людские отгадывать. Как проведала она про диво-дивное, сразу же послала служанку за незнакомой странницей. Когда же та во дворец явилась, сказала ей ведьма:
— Говорят, есть у тебя прялка золотая, что сама прядёт. Не продашь ли мне эту прялку и что за неё просишь?
— Дозволь мне ночь провести в той комнате, где царь почивает.
— Почему бы и нет? Давай прялку и жди здесь до вечера, пока царь с охоты вернётся.
Отдала странница прялку и ждёт. А беззубая ведьма, зная про царёв обычай каждый вечер чашу молока перед сном выпивать, такого ему молока приготовила, чтобы спал он без просыпу до самого утра. Вернулся царь с охоты, лёг в постель, — шлёт ему молоко ведьма. Как осушил он чашу, так и заснул на месте мёртвым сном. Позвала тогда ведьма странницу в царскую опочивальню, как было меж ними условлено, а сама ушла, сказав:
— Оставайся тут до рассвета, пока не приду за тобой.
Говорила ведьма шёпотом и ступала тихонько.
Опасалась, как бы не услышал её из соседней комнаты верный царский слуга, что каждый день с царём на охоту ходил.
Как только удалилась колдунья, бросилась бедная странница на колени перед спящим супругом, стала руки ломать, приговаривать:
— Фэт-Фрумос! Фэт-Фрумос! Протяни твою руку, обними мой стан, чтоб рассыпался проклятый обруч, чтоб явилось на свет дитя твоё!
Так стонала бедняжка и терзалась до самого утра, а царь словно неживой — ничего не слышит. На рассвете пришла ведьма туча-тучей, вытолкнула несчастную, велела тотчас же убраться, куда глаза глядят. Пошла бедная странница, вне себя от горя и обиды снова у колодца уселась, мотовило достаёт. Когда же вновь явилась служанка по воду и новое чудо увидела, опять побежала к своей госпоже, рассказала, будто есть ещё у незнакомки мотовило золотое, что само пряжу разматывает и много чудеснее золотой прялки. Сейчас же послала жадная баба за нею служанку, той же уловкой прибрала золотое мотовило к рукам, а наутро снова прогнала бедняжку.
В ту ночь почуял верный царский слуга, что происходит у царя в опочивальне, сжалился над несчастной странницей и решил перехитрить коварную ведьму. Когда встал царь с постели и отправились оба на охоту, рассказал он подробно царю обо всём, что случилось в последние две ночи… Встрепенулся царь, словно сердце в нём пробудилось. Потом потупил взгляд и заплакал. А пока из глаз Фэт-Фрумоса ручьями слёзы катились, убитая горем жена его сидела у колодца, а рядом на подносе — золотая наседка с цыплятами — последняя надежда! И снова приводит господь ту служанку к колодцу. Увидев новое, ещё большее чудо, не стала она воды набирать, кинулась к своей госпоже, говорит:
— Госпожа, госпожа! Новое диво-дивное! Есть у той женщины золотой поднос и золотая наседка с цыплятами тоже из золота, такие прекрасные, что глаз не отвести.
