чтобы как-то поднять уровень культуры, чтобы трудом преобразить Землю, то к этому они никак не были расположены. Так установился глубокий, резкий контраст, ставший одним из наиболее важных показателей послеатлантической истории — контраст между нордическими, северными народами и народами иранскими.
Последних одушевляло горячее желание принять участие во всем, что происходило вокруг них, но наряду с этим и закрепить приобретенные своим трудом земные блага, — т. е. преобразить природу силами человеческого разума. В этих областях то было высшей мечтой человека. А в непосредственном соседстве, на Севере, жил народ, сохранивший ясновидение и бывший «на ты» с духовными существами, который не проявлял ни малейшей охоты к труду, вел кочевой образ жизни и ничуть не заботился о развитии культуры внешнего мира.
Это, пожалуй, наиболее резкий контраст, проявившийся внешне в истории послеатлантических времен, — контраст, обусловленный внешними путями, которыми пошло развитие человеческих душ. Это обстоятельство, кстати, прекрасно знакомо историкам, которые однако ограничиваются лишь упоминанием его, не доискиваясь его причины. А причина следующая.
На Севере вплоть до Сибири простирался Туран; обитатели этого края, в высокой степени наделенные низшим астральным ясновидением, не имели ни представления о культуре, ни склонности к ее созданию. Они часто имели жрецов и магов низшего сорта и предавались стихийному колдовству, а то и просто черной магии. К югу от этой страны находился Иран — край, в котором с давних пор зародилось стремление силой человеческого разума — и часто с помощью примитивных средств — преобразовать все, что доступно человеку в чувственном мире, дабы в нем могла расцвести культура. Таковы были противоположные установки Турана и Ирана.
Прекрасный миф, чудесная легенда иллюстрирует нам эмиграцию наиболее продвинутых представителей человечества к югу, — вплоть до страны, именуемой нами Ираном. Эта легенда сообщает нам историю царя Джемшида, который привел свой народ в Иран и получил от Бога, именуемого им Аура- Маздао, золотой кинжал, с помощью которого он должен был выполнить свою миссию на земле. Надо иметь в виду, что этот золотой кинжал царя Джемшида символизировал стремление к познанию, обогащенному физическими силами человека, — к мудрости, восстанавливающей известные деградировавшие способности, в соединении с духовной энергией, которую человек может приобрести на физическом плане. Этот золотой кинжал — ничто иное, как плуг, вспахавший землю и превративший ее в пахотное поле, вызвавший к жизни самые первые, самые примитивные человеческие изобретения; этот символ действовал и продолжает действовать и доныне, вплоть до последних достижений цивилизации, которой в наши дни так гордятся люди. Нам же важнее сейчас, что царь Джемшид, пришедший из Турана в иранскую область, получил этот золотой кинжал, давший человечеству возможность трудиться в чувственном мире, от Аура- Маздао. Ибо Аура-Маздао был также великим инспиратором духовного вождя иранских народов, известного под именем Заратустры, Зороастра или Зердутча. Это Заратустра в бесконечно далекие времена, вскоре после атлантической катастрофы, обогатил сокровищами, почерпнутыми из священных мистерий, народ, стремившийся запечатлеть внешний мир знаком человеческого разума. Для этого он должен был дать этим людям, уже не обладавшим древним ясновидением, новые надежды, чаяния, открыть перед ними новые духовные перспективы. И он открыл им путь, о котором мы часто говорили и который должен был привести их к познанию того, что физическое Солнце, внешний свет, есть тело высочайшего духовного Существа, которое — в противоположность малой человеческой ауре — Заратустра называл Великой Аурой, Аура- Маздао. Тем самым он хотел сказать, что это Существо, хотя еще и очень удаленное от Земли, должно однажды спуститься на Землю и соединить Свою сущность с сущностью Земли, чтобы принять участие в человеческой эволюции и продолжать воздействовать на нее в будущем. Так раскрыл Заратустра своим людям существование Того, Кто позднее в будущем должен был придти исторически под именем Христа.
Так Заратустра выполнил великую и благодетельную задачу. Он снова раскрыл человечеству послеатлантических времен, столь отдалившемуся от богов, путь в духовный мир; он даровал им надежду придти к духу с помощью сил, спустившихся вплоть до физического плана. С помощью йоги древний житель Индии до известной степени обретал духовный мир прошлого. Благодаря же учению Заратустры человеку открывался совершенно новый путь.
У Заратустры был могущественный покровитель. Уточним, что Заратустра, о котором идет речь, согласно грекам, жил за 5000 лет до Троянской войны и что он, следовательно, не имеет ничего общего ни с тем человеком, который под этим именем известен официальной истории, ни с лицом, жившим во времена Дария. У нашего Заратустры был покровитель, которого называли впоследствии очень распространенным именем Гуштасба. В то время как Заратустра был могущественнейшим жрецом, поучавшим людей о великом солнечном духе Аура-Маздао, о Сущности, долженствовавшей вести их в мир духовный, Гуштасб был великим царем, готовым всеми средствами распространять в мире величественные инспирации Заратустры. И вот, инспирации и планы, осуществляющиеся в древнем Иране благодаря Заратустре и Гуштасбу, должны были неизбежно столкнуться с обычаями соседних стран. Это столкновение действительно имело место и привело к величайшей из всех когда-либо бывших войн; история об этом молчит, ибо война эта теряется во тьме времен.
Эта война между Тураном и Ираном, длившаяся не десятилетия, а века, породила известную душевную формацию, которая долгое время сохранялась в Центральной Азии и которую можно охарактеризовать следующими словами. Иранец, человек эпохи Заратустры, говорил себе: «Куда бы мы ни взглянули, мир, порожденный богами, всюду обнаруживает упадок. Мы должны предположить, что все окружающее нас, — животные, растения, минералы, — обладали в былые времена более возвышенной природой; все это теперь пришло в упадок, но человек надеется все это снова вернуть небесам».
Возьмем, например, какое-либо животное. Чтобы перевести на наш язык чувства, волновавшие иранца, и чтобы передать поучения тогдашнего учителя своим ученикам, следует сказать: «Посмотрите на все, что вас окружает; все, что в былые времена было более духовным, пришло в упадок, деградировало, опустилось. Вот, скажем, волк. Это животное, чувственный облик которого вы воспринимаете, деградировало, опустилось. Прежде он не проявлял никаких дурных склонностей. Вы же, если в вас пробиваются добрые свойства, если к этим свойствам вы присоедините духовные силы, то вы сможете приручить это животное, наделить его хорошими свойствами. Из этого жестокого волка вы сможете сделать пса, который станет вашим слугой». Волк и пес в некотором роде символизируют два различных мировых течения.
Люди, пользовавшиеся своими духовными силами для преобразования окружающего мира, оказались способными укрощать животных, воспитывать их; другие же, не пользовавшиеся своими способностями в таком же направлении, оставляли животных в их первобытном состоянии, отчего те все больше деградировали. Таковы две различные установки. Первая установка выражается следующим образом: если я предоставляю природу ее собственным силам, она будет опускаться все ниже и в конце концов совершенно одичает. Но мне позволено поднять мой духовный взор к благодетельной силе; я — ученик этой силы, и она поможет мне снова поднять павшую природу и вернуть ее духовным высотам.
Эта сила дарует мне надежду, что развитие будет продолжать свой поступательный ход.
Для иранца эта сила идентифицировалась с Аура-Маздао; иранец говорил себе: все, что человек может сделать, чтобы поднять и облагородить природные силы, он выполнит, если он объединится с Аура-Маздао, с силой Ормузда. Ормузд представляет путь восходящий. Если же человек предоставит природу самой себе, все естественно одичает. И это будет делом Аримана.
И тогда в иранских странах родилась некая душевная формация, которую можно выразить следующими словами: на севере нашей страны живут люди, служащие Ариману. Это люди Аримана, кочующие по всей Земле, берущие от природы все, что она им дает, и ничего не делающие для ее одухотворения. Мы же хотим присоединиться к Ормузду в Аура-Маздао.
Так в эту эпоху возникла двойственность, характеризующаяся разрывом между Тураном и Ираном. И ученики Заратустры начали инспирировать иранцев с помощью переживаемых ими чувств и внушать им свои законы. Они пытались так организовать жизнь, чтобы в ней отразилось одушевляющее людей стремление подняться к духовным областям. Таково было внешнее следствие учения Заратустры.
Что же касается войны, о которой так пространно и с такими подробностями повествует оккультная история, то эта война между Ардшасбом и Гуштасбом, между туранским царем и покровителем Заратустры,
