- А с твоего Вадика только и корысти, что холостой...
Впрочем, все это было много позже. А тогда она, тяжко опираясь о костыли и придерживая левой рукой повязку на животе, добиралась до закутка между вторым и третьим этажом. И там они с Вадимом целовались, не обращая ни на кого внимания. Олеся смеялась сама над собой: над тем, что она такая неуклюжая и беспомощная, над тем, что всюду торчит гипс, да ещё эти ужасные костыли. Смеялась и счастливо замирала от звука его голоса. И гладила его каштановые волосы, сбегая легкими пальцами к щетине на щеках. И благодарила судьбу за тот, вылетевший из-за угла 'Жигуленок'...
Шагов наверху не было слышно уже, наверное, минут десять. Женщина вытерла тыльной стороной ладони слезы, сняла туфли и на цыпочках подошла к двери. Сидеть и дальше возле полусгнивших стеллажей, ожидая неизвестно чего, было, по меньшей мере, глупо. А ещё было больно сгибать ноги: ссадины на коленях успели подсохнуть и затянуться легкой коростой. Но она все же присела на корточки и заглянула в ржавую замочную скважину, на несколько секунд задержав дыхание.
Темная стена. Справа - короткий коридор и кусок окна. В окне - черные деревья. Луны не видно.
Ей вдруг явственно представилось, как чья-то тень закрывает скважину. Незримое присутствие по ту сторону двери. Кислое тяжелое дыхание. И свеча. Дрожащий, тоскливый огонек...
Ноги мгновенно ослабели. Блондинка села прямо на верхнюю ступеньку, глубоко впиваясь в кожу, провела ногтями от кисти к локтю правой руки.
'Нельзя раскисать! Нельзя! Только не сейчас! Потом! Когда-нибудь все это закончится. Когда-нибудь все это будет только жутким воспоминанием!'
За дверью - ни звука. Где-то рядом лежит мертвый Тим. Его открытые глаза скошены вниз и влево. Как будто в последнюю секунду перед смертью он вдруг заметил бегущего по полу таракана. Кровь на лице. Разбитый циферблат часов...
Она осторожно толкнула дверь. Дверь не подалась. Толкнула сильнее. Результат тот же. Сильно надавила плечом. Заперта. В общем, этого и следовало ожидать... И все равно, нельзя паниковать!
Ее не убили сразу, значит, она зачем-то нужна. Убили Тима, а её оставили в живых. Кто? Зачем? Почему?.. Может быть, это как-то связано с его бизнесом? Деньги? Проблемы с фармацевтической компанией?.. Чушь. Не может этого быть. При чем, в таком случае, она? Абсолютно ни при чем. Да, и кто она такая? Просто красивая женщина при неуклюжем, но умном и денежном мужчине?.. А, может быть, её просто пожалели? Решили оставить в живых? Но зачем тогда заперли?.. Заперли. Действительно заперли. Дверь стоит, как влитая в косяк. Сколько на неё ни дави - даже не шелохнется!
Если её с самого начала не хотели убивать, то почему не бросили, оглушенную, посреди дороги? Ведь она все равно ничего не видела и никого не смогла бы опознать... Какое лицо было у человека, ударившего Тима по голове? Какие руки?.. Она не видела ничего, кроме свечи в окне.
Блондинка встала, опершись рукой о ступеньку, и, болезненно поморщившись, спустилась по лесенке вниз. Снова скользнула к стеллажу, легла животом на пол, просунула пальцы глубоко под доски. Тоже стена. Холодная каменная стена. Откуда-то пробивается едва заметный сизый свет. Но откуда?
Хорошо хоть крыс нет!.. О, Господи, какая глупость! Ей подумалось, что так недолго и сойти с ума. Какие ещё крысы, если там, в доме, сидит убийца?! Кто он? Что ему надо от нее? А, может быть, его поступки, вообще, не попадают под обычную человеческую логику? Может там какой-нибудь сумасшедший?
Явственно потянуло сигаретным дымком. Шагов, впрочем, все равно не было слышно. Женщина поспешно отряхнула с платья комья мокрой земли, взялась обеими руками за вертикальные деревянные балки и встала на нижнюю полку стеллажа, как на ступеньку. Нельзя больше плакать, нельзя сидеть и ждать, кто бы ни курил сейчас там, наверху, в заброшенном темном доме. Где-то должна быть элементарная вентиляция. Или в таких подвалах вентиляция не предусмотрена?.. Мама моя, как все-таки болит голова! И Тим... Неужели это, в самом деле - все? Нет Тима и словно не было ничего, связанного с ним?.. Нет Тима.
Вторая полка под ногами угрожающе заскрипела. Блондинка задохнулась от ужаса и прижалась всем телом к стеллажу, как кошка, распластавшаяся по висящему на стене ковру.
'Сейчас', - промелькнуло в голове. Только одно короткое и страшное слово 'сейчас'. Сейчас он войдет, увидит, что она очнулась, замахнется и...
Легкий шорох наверху. Шаги. Кажется, скрипнула дверь. Не подвальная другая. Снова тишина...
Женщина осторожно поставила ногу на следующую полку. Протянула вперед дрожащую руку. Снова камень. Или... нет? Просто холодная слежавшаяся земля? Мох? Ну, конечно же, мох! Ворсистый, мягкий мох. И земля!
Она всхлипнула, по-детски искривила губы, и с остервенением принялась царапать стену, тут же до мяса обломав несколько ногтей.
'Здесь давным-давно могло все прогнить!' - с лихорадочной, отчаянной надеждой внушала она себе.
'Может быть, каменная облицовка в подвале - сплошная бутафория? Здесь могут быть доски, глина, земля! Здесь может быть все, что угодно... Мамочки! Только бы! Только бы...'
Вадим никогда не заводил разговора о своих бывших женщинах, но Олеся и так догадывалась, что их было немало. Взять хотя бы эту девочку с его работы. Так себе девочка - черненькая, маленькая, передние зубы чуть великоваты, грудь, едва ли, первого размера.
Но, если быть совсем объективной, то ничего - обычная средняя баба. Ничего... Все бы ничего, если б она так не смотрела на Вадима и на неё саму, на Олесю. Кажется, сейчас дырочку взглядом прожжет. И ненависть, и зависть, и ещё черт знает что! Посредственная у юной мадемуазель профессиональная подготовка. Весьма посредственная. Кем она там у них числится? Штатным психологом? Стрессы помогает снимать шизующим программистам и мальчикам, занимающимся компьютерным дизайном?
Что ж себе тогда не снимет? Или, по крайней мере, не найдет отвлекающий момент, легко и изящно переключив собственное внимание с одного объекта на другой? Есть же у них для этого всякие профессиональные штучки-дрючки.
Острые коленки. Банальное карэ. Одежда, правда, дорогая. Видимо, девочка неплохо зарабатывает. Побольше Вадима. За что, спрашивается, ей платят? За какие-такие особенные заслуги?
Вадим сидит за своим компьютером днями и ночами, причем денег едва хватает, чтобы сводить концы с концами. А все эти бабы, тетки... Наштукатурятся с утра, нацепят весь свой ювелирный арсенал и тащатся на работу едва ли к одиннадцати. Интересно, с которой из них, у него прежде был роман? В принципе, почти все они, исключая самых пожилых, ведут себя так, что можно подумать все, что угодно.
Шатенка Марина с мягкими локонами, лежащими на плечах. Вечно: 'Вадим! Вадик! Вадечка!' Ее, Олесино, присутствие нарочито не замечается. Ее просто нет - пустое место!..
Буфетчица - наверное, ровесница Вадима. Лет тридцать, а то и все тридцать пять. С завидным постоянством умудряется проливать на Олесину одежду чай и кофе. Вадим, конечно, удивляется: 'Люся! Да что с тобой такое?!' Люся виновато улыбается, извиняется, приносит чистую салфетку, чтобы промокнуть пятно...
А чем лучше эта секретарша? Или насквозь прокуренная рыжеволосая дылда, работающая, кажется, в отделе маркетинга и усиленно строящая из себя 'своего парня'? Все они, без сомнения, относятся к ней, как к хищному чудовищу, явившемуся из ниоткуда и похитившему их любимого, их драгоценного, их родного Вадима Бокарева.
Иногда Олеся с ужасом думала о том, что становится женоненавистницей. Самой натуральной женоненавистницей, умудряющейся в каждой встречной бабе разглядеть непосредственную угрозу своему личному счастью. Не спасала ни прежняя уверенность в собственной красоте, ни мамино телефонное: 'Не бросила ещё своего любезного?.. Нет?.. Ну, ладно, пусть сидит, на тебя молится... Конечно, он на тебя должен молиться! Не ты же на него!.. Пойми, наконец, девочка: таких как ты, если в мире с десяток найдется - и то хорошо. А мужская красота? Да кому она нужна? Мужик должен жену с детьми любить и деньги в дом приносить. Вот и все!'
Теперь она знала, что такое - ревность. Однако, сцен Вадиму не закатывала, подозрениями не терзала и в ящиках стола не рылась. В конце концов, какая разница, кто был с ним до нее? Главное, все уже прошло, ничего этого больше нет.
Есть его однокомнатная квартирка в Люблино. Продавленный диван с отваливающимся
