Александр Шубин
Историческая наука в эпоху нео–Возрождения
(штрихи к истории современной России)
Опубликовано в журнале:
«Неприкосновенный запас» 2006, №3(47)
Во времена коммунистического режима мы критиковали историческое сознание за «белые пятна». В наше время уместно говорить о нескольких «высвеченных пятнах» на фоне мрака безвестности. Специалисты продолжают за нищенскую зарплату ткать полотно исторического знания в средневековой тьме: их работы выходят микроскопическими тиражами. Хорошо еще, если есть интернет–публикации. Но лишь узкий круг специалистов может отличить действительно качественное исследование на фоне макулатурного и виртуального потока текстов. Единое поле знания распадается на изолированные друг от друга субкультуры, каждая из которых опирается на свой набор постулатов (от методологических до политических), неприемлемых для представителей другой субкультуры. В их противоборстве научная аргументация не просто вторична — она почти отсутствует. Этот распад целостного исторического знания приводит к существенным трудностям в коммуникации даже внутри культурного слоя общества. Представители разных субкультур с трудом понимают друг друга и могут вступить в конфликт из–за «непереводимости» своих исторических мифов.
Возможны два пути преодоления такого мировоззренческого кризиса: сближение разных субкультур на основе методов рационального знания либо укрепление одного исторического мифа при изоляции и последующем удушении остальных субкультур. Судя по политике праздников, в Российской Федерации избран именно такой путь, хотя институциональные возможности проведения такой политики вызывают сомнения.
Опираясь на преимущество в телевизионном пространстве, руководство страны расставляет мифологические вешки на месте «хороших» событий, стараясь не обращать внимания на «плохие». Символом этой политики стало перенесение официального праздника с 7 на 4 ноября.
Обострение борьбы с праздником 7 ноября означало отказ от прежнего компромиссного курса в отношении исторического знания. Для одних 7 ноября — это святой праздник, для других — черная дата, для третьих — повод выпить. При Ельцине было найдено соломоново решение — 7 ноября как государственный праздник сохранить, но считать его днем примирения между историческими традициями, условно говоря — между «красными» и «белыми». Этот компромисс — один из столпов интеграции старой советской идентичности в новую российскую. За символическими датами кроются принципы взаимодействия обширных социально–культурных слоев.
В отношении праздника 7 ноября можно было бы поступить трояко. Во–первых, не трогать. Превратить его в своего рода День взятия Бастилии, который уже давно не разделяет французов при всем различии их отношения к революции. Во–вторых, продолжать придавать ему более глубокий исторический смысл. Дело в том, что в этот же день русские воины в 1480 году стояли на реке Угре, и если России нужен действительный, а не липовый День независимости, то его нужно искать в начале ноября, а не 12 июня (как известно, в «День России» 12 июня 1990 года, в честь которого установлен этот странный и непопулярный праздник, РСФСР все еще оставалась частью СССР). В–третьих, праздник 7 ноября отменить и заменить другим — бросить вызов советской идентичности, отделить ее от государственности. Для этого нужно найти соседнюю дату. Теоретически ею могла стать какая–то дата, связанная с завершением стояния на Угре (8–9 ноября, например — Ахмат ушел от Угры, фактически признав независимость Московского княжества). Но эта дата не годится по двум политическим обстоятельствам. Во–первых, могут обидеться татары. Татарам легко объяснить, что нынешняя территория Татарстана — Казанское ханство — отделилась от Золотой Орды в 1446 году и потому к событиям на Угре отношения не имеет. И Россия, и Татарстан получили независимость от одной империи — Золотой Орды. Но, во–вторых, есть более весомый фактор, нежели Татарстан. Ведь если Днем независимости станет ноябрьский день, то придется отменить праздник 12 июня. А это — святое. 12 июня — символ преемственности нынешнего режима и ельцинских реформ. Вот и решили — День настоящей независимости России не нужен, нужно настоящее единение. Оно должно располагаться в ноябре, чтобы заменить 7 ноября, но не слишком близко к крамольной дате, чтобы «повод выпить» не затянулся дня на три. Русская православная церковь предложила праздновать 4 ноября — религиозный праздник, связанный с «окончанием Смутного времени». Обижать поляков и литовцев не страшно — они и так уже в НАТО.
Существенно, что новая политика праздников проводится при игнорировании научного исторического знания. Инициатива РПЦ была поддержана исходя из политических соображений, Россия получила еще один православный праздник в качестве государственного (повод для новых напряжений между конфессиями, не говоря уж об атеистах). Попытки дальнейшей легитимации праздника в качестве «научно обоснованного» столкнулись с непреодолимыми препятствиями. Во–первых, 4 ноября 1612 года никаких существенных военных или политических событий не произошло. Гражданская война (Смута) продолжалась как минимум до 1615 года, война с поляками — до Деулинского перемирия 1618 года, 1612 год важен как дата освобождения Москвы от поляков, но это произошло не 4 ноября, а как минимум 5 ноября. Выбор между датой из учебника, подозрительно близкой к крамольной цифре 7, и праздником РПЦ 4 ноября был сделан не в пользу науки. В условиях, когда общество движется в сторону третьего мира, для которого характерна частичная «феодализация» (возвращение к явлениям, характерным для традиционного общества), мифы более востребованы, чем рациональное знание. Но этот «новый феодализм» получает удачную техническую базу в виде современных телевизионных технологий.
Наступает время виртуальной истории с виртуальными праздниками. Творцы новой официальной исторической мифологии считают, что можно воткнуть флажок в любую точку календаря и народ станет радостно пить пиво и праздновать. Им нужны не граждане, а «население». «Населению» нужен повод выпить, но оно не станет вставать на защиту «новых ценностей». Ценности, которые будут защищать граждане, а не «население», должны опираться на какую–то реальность. Политологи сколько угодно могут говорить о том, что праздник мифологичен в своей основе, но только в качестве примера они не приводят 9 мая.
Попытка вести вытеснение советской культурной традиции с помощью мифологических муляжей, черно–белых красок, слепящих телепрожекторов, направленных, например, на идеализированную Государственную Думу начала века при информационном сумраке в отношении породившей ее революции 1905–1907 годов, — это штрихи к портрету информационной политики, ведущей в тупик. Выиграть войну исторических традиций можно только с помощью широкомасштабных репрессий против интеллектуальной элиты — что было сделано в СССР в 1930–е годы, но для чего у нынешнего российского режима нет (пока?) организационных возможностей. Сближение субкультур исторического знания может происходить только на основе объективной рациональной научной методологии. Профессиональный ученый–историк тоже не всегда объективен. Но он объективен постольку, поскольку научен.
Из сказанного выше ясно, что я с большим сочувствием прочитал размышления Александра Семенова о мифологизации событий начала века в современной России, связанной с празднованием юбилея Государственной Думы. Увы, по мере обращения Александра Семенова к вопросам методологии исторической науки я вынужден был констатировать, что его сознание сориентировано в том же русле раскола поля исторического знания на изолированные субкультуры, проявлением которого является стратегия мифологизации прошлого. Если политика СМИ направлена на обострение конфронтации субкультур и отрыв исторических представлений жителей России от рациональной почвы, то методология постмодерна направлена своим острием на саму эту почву. Ведь научное знание только в том случае может
