пожалуйста…
— Какого рода исследовательская работа? — карточку патрульный не взял.
Ну погоди. Андрей Михайлович сделал глубокий вдох и начал:
— Являясь официальным экспертом Всемирного фонда человеческих измерений по филиалу кризисных состояний и глобальных трансформаций, доктором социальной антропологии, доктором коммуникации, магистром теории и практики управления, кандидатом педагогических наук и почетным академиком вашей Национальной академии наук, я совершаю экспедицию по изучению…
— Достаточно, — перебил его аповец без всякого раздражения. — Спасибо, господин Плотников. Вы же понимаете, терроризм опасен как нам, так и вам. Должен предупредить вас, что по закону любое транспортное средство, появляющееся на территории нашей республики, обязано нести на себе индикационный чип, информирующий наш центр о ваших передвижениях, поэтому…
— Согласен, согласен, — теперь настала очередь Плотникова перебивать. — Сколько угодно чипов для вашего спокойствия и моей безопасности.
Он послушно поднял капот и не без интереса наблюдал, как патрульный ловко ставит на разъемы ввода БК небольшой серый кубик в монолитной оболочке, без единого шва. Потом они так же вежливо попрощались, и патрульный заковылял обратно.
— Радуйтесь, братцы, — сказал Андрей Михайлович, запуская двигатель. — Вот пока можно, будете вы меня отслеживать по своему чипу. А вот когда совсем не можно, тут господин Плотников, понимаете, и даст вам отдых… И загрузит он ту самую программку, каковая будет сообщать вам, что он стоит на вашей прославленной Карпинке, то у одного казино, то у другого, и даже — ну мы же все люди — у прославленного на всю Азию борделя мадам Айсулу. А господин Плотников на самом деле будет изучать то, чего вы ему в противном случае изучать не дадите…
Карта на дисплее что-то засбоила, он досадливо выругался: ему позарез нужно было сначала проехать к медицинской академии и встретиться с профессором Базаровым, который должен был передать ему и данные по фактору «М», и прибор для замеров. Поворачивая с набережной реки, заваленной вместо воды серым булыжником, на Пудовкина, он уже отмечал странное безлюдье. До самого утла Плотников, несмотря на сравнительно поздний час, почти никого не встретил. Только на углу Донецкой он заметил кого-то и свернул туда — спросить.
У торца панельного дома с нелепой мозаикой, изображавшей героев труда, стояла молодая женщина с огромным черным псом.
Плотников подрулил ближе к обочине, затормозил и крикнул в окно:
— Добрый день! Вы не скажете, как проехать к медакадемии?
Женщина не ответила и даже не взглянула на него. Она смотрела совсем в другую сторону, прихватив у горла черную вязаную кофту. Пес, как ни странно, тоже не отреагировал. Он сидел у самых ее ног, прижавшись к коленям, и горестно смотрел вверх, в подбородок хозяйке.
Плотников собрался окликнуть ее снова, но вгляделся попристальнее. Глаза в разбухших красных веках, но блестят сухим, как при сильном жаре, блеском. Лицо бледное, и взгляд словно остановился навсегда в одной точке.
Нехорошее, знакомое чувство сдавило сердце. Уже поворачивая на Донецкую, он оглянулся. Две фигуры так же чернели у стены.
Карта вдруг загрузилась. Оказалось, он в двух шагах от академии.
Очередь прибора настанет завтра или послезавтра — тут надо быть осторожнее. Базаров предупредил, что последнее время появилась вероятность, что приборы тоже отслеживают. Не впервой. Поработаем. Батарея еще держалась и при удаче могла продержаться до самого вечера.
После десяти часов за рулем Андрею Михайловичу зверски хотелось жрать. Курить он, слава богу, бросил. Алкоголь при работе с Ф-полями категорически запрещен, а вот пожрать…
Пристроив машину на уцелевшую стоянку, охраняемую немым здоровяком, он зашагал, разминая затекшие ноги, по улице со странным названием Тоголок Молдо. Но в остальном улица была вполне цивилизованная, и народу на ней было побольше, попадались и Посредники, но какие-то расслабленные, вальяжные, совсем не такие, как в Осло или Бостоне. «Есть у меня товарищ, он родился в Москве, но сбросил сладкий этот плен — раздался в скулах, весь преобразился и стал что твой таджик или туркмен…» Интересно бы проследить, действуют ли национальные особенности на Посредников и как. Ведь не подпустят…
Свернув на проспект Чуй (это был не призыв, а оригинальное название Чуйской долины), Плотников сразу попал на прелестное небольшое кафе, где столики были вынесены на улицу, под резную деревянную террасу. Узбекское, решил он и промазал — кафе оказалось турецким. Процитировав официанту треть меню, Андрей Михайлович откинулся на спинку мягкого стула и огляделся. В кафе кроме него сидело еще пятеро, все явно иностранцы, но кто именно, узнать было невозможно; они ели молча, сосредоточенно и не переговариваясь. Рядом с каждым стоял небольшой нейлоновый рюкзак. Еду ко рту они подносили синхронно и даже вроде бы жевали в одном ритме.
Вполоборота к нему сидел сильно, до черноты загоревший блондин в темных очках и заурядном летнем костюме. Когда он подносил ко рту вилку с куском кебаба, Плотников заметил на кисти у большого пальца узкий длинный шрам, синеватый, незагоравший. Рука слегка дрожала. Несколько коротких шрамиков поблескивали и на его скулах. Это Андрей Михайлович успел заметить, но тут блондин коротко глянул в его сторону, и пришлось немедля изобразить суровость и безразличие.
Спутники его были не менее интересны. Такие же загорелые, они были одеты еще более блекло и непримечательно. Хм… Туристы и особенно альпинисты, которые упрямо продолжают мотаться в эти места, обычно одеты куда причудливее и ярче. И ведут они себя по-другому, раскованнее, веселее, любопытнее. Техника боковых взглядов у Плотникова была отработана, и он увидел на горле одного из них темную полосу, прикрытую воротом рубашки. Потом разглядел точно такие полосы, более или менее скрытые, и у остальных…
Это было уже интереснее, но тут Андрей Михайлович почувствовал словно бы тяжелую руку на затылке. Прямо перед глазами было окно внутреннего зала, и в нем отражался шестой.
Входя в кафе, Плотников принял его за местного: он торчал у входа, сунув руки в карманы армейской куртки, и бездельным манером пялился на прохожих и машины. Теперь в отражении было видно, что он смотрит на Плотникова, и взгляд этот жесткий, профессиональный, считающий. Не азиат — африканец, да еще с ритуальными татуировками на скулах. Андрею Михайловичу не понравился этот взгляд и руки в карманах тоже. Официант еще не показался, и Плотников пепельницей придавил двадцатисомовую купюру, чтобы не огорчать парня. Он встал и прошел мимо негра, стараясь быть совершенно естественным, но вряд ли преуспел. Взгляд он чувствовал еще самое малое квартал.
«Ох, неспроста здесь эта компания. Не люблю связываться с Движением, но надо будет дать знать людям Дару-мы, чтобы поинтересовались. Или не давать?»
Прохожих было по-прежнему немного. Невысокий седой старик, прямой как гвардеец, в старом черном пальто, чеканил шаг, неся в одной руке маленькую Библию, а в другой аккуратный газетный пакет. Рядом семенил высоченный одноглазый мужик, выглядевший ниже ростом, чем строгий старик — наверное, проповедник. От долговязого безошибочно несло помойкой и перегаром. Наверное, ССНЗовец… Мужик хныкал и о чем-то плаксиво упрашивал дедушку-гвардейца.
Странную пару он обогнал. Дальше было еще одно кафе, но есть Андрею Михайловичу отчего-то расхотелось. «Может, попозже, наброжу аппетит. Пока есть время, пройдусь, да и машина энергии поднаберет».
Свернуть к маленькому скверу ему не удалось. Когда он проходил рядом с кустом, дрожавшим длинными серебристыми листьями, его сильно дернули за штанину. Мгновенно развернувшись, он увидел два пристальных глаза на грязном до изумления лице.
— Не ходи, дяденька! — сиплый шепоток доносился будто из-под земли. — Щас патруль пойдет!
— Да не боюсь я патрулей, — ответил изумленный Плотников.
— Это другие! — сипело существо. — Это которые подбирают, с тремя тухляками, ну!
Предостережение было реальное. Плохи же дела у Аренды в этом сегменте. Три Посредника, на городском жаргоне «тухляки», «трупаки», «переменки», и еще штук двадцать бесценных терминов, означают, что любой сапиенс, чуть более подверженный действию фактора М, немедля инициируется.
