Народ возле разбитого, исковерканного до неузнаваемости жигуленка задумчиво чешет затылки. Совещается о чем-то. Наконец к нам выдвигается маленькая делегация из трех человек.
— Звиняйте, пацаны, — басит крепкий широкоплечий дядя с пудовыми, наверно, кулаками, — обознались. Готовы, так сказать, возместить убытки. Сто пятьдесят штук устроит?
— А-а… — открываю рот. — Сто?..
— Сто пятьдесят. Мало? Ну, сто шестьдесят, не больше. Машина-то у вас старенькая, никудышная.
— Ништяк, братан. — Дейзи на высоте, уже прикинул выгоду. Подсчитал, взвесил, измерил. — Мы согласны.
Я молчу. Сто шестьдесят тысяч за такую рухлядь, как эта несчастная «пятерка»? Судьба определенно зачислила нас в любимчики. Надолго ли?
— Лады, — подводит итог здоровяк. — Обождите немного, через часик принесем деньги-то.
— Заходите давайте, — говорит Гриша, — не здесь ведь ждать будете?
Конечно, нет, думаю. Что за деревня ненормальная? — маньяк на маньяке.
— Угу, непременно. — Денис тянет меня за рукав: пошли, мол. — Тут всех, что ль, гостей так встречают?
— Ну… бывает, — уклоняется от ответа хозяин.
— Часто бывает? — настаивает толстый. И че ему неймется?
— Когда как.
На этот раз сидим уже в зале, смотрим телевизор, приличный такой, внушительный, явно не из дешевых. Каналов — до черта и больше. Я лениво щелкаю пультом, перебираю наугад.
— Спутниковая антенна, — объясняет Григорий. — Купил вот годика два назад, жена просила, — и, предвосхищая следующие вопросы, продолжает: — В городе она сейчас, Наташка-то, родителей навещает. Ну и дела кой-какие: выиграли недавно в лотерею то ли кухонный гарнитур, то ли спальный. Забрать надо, тут же недалеко, километров девяносто-девяносто пять. Наймет фургон и привезет.
— Правильно, — соглашаюсь я. — Кухонный гарнитур в хозяйстве не помешает.
Обещанные деньги принесли спустя часика полтора, вручили толстую пачку пятисотенных. Считать будете? — спросили. Дейзи не поленился — проверил, минут пять возился. После весь этот ворох бумажек в карман сунул, у него карманов на джинсах штук десять, наверно. Всё честно, говорит, мужики, претензий нет. А тот, что с пудовыми кулаками, улыбается и пивка выпить предлагает — типа мировая. Сначала в баньку, потом, значит, пиво. Я отказался, а толстый пошел: любит он на халяву-то.
Вернулся лишь к вечеру, я уж и дождаться не чаял. Хмурый, подавленный, будто «любимая» теща в аварию попала, да отделалась всего-то легким испугом.
— Ну ты урод, — говорю. — Где шлялся так долго? Давно бы на попутке уехали.
— Тимми, ты только не ругайся, Тимми, — шепчет он. — Всё будет путем, чувак. Завтра я обязательно отыграюсь. Сто пудов. Удача на нашей стороне.
— Ты че несешь, олух? — я злюсь и начинаю нервничать. — Ни фига не въеду. Давай-ка по порядку.
— Че рассказывать-то? Пиво пили, ну, после еще добавили. И еще… Затем в карты сели играть. Продул я, короче, все наши бабки… подчистую, блин. Ты не ругайся, Тимур, ладно?
— Дэн, ты ушлепок, дебил. Сволочь последняя. Я не знаю даже, какое слово еще подобрать.
— Отыграюсь, — твердит он. — Верняк. Потрещал тут с одним, секретик кое-какой вызнал. Не дрейфь, братан.
Я только рукой махнул да Гришку пошел искать. Извини, мол, хозяин добрый, можно до завтра переночевать? Разумеется, он не отказал.
Утро началось с громких криков, в которых слово «мать» было самым мягким, да ими, в общем-то, и продолжилось. Сначала сонный Дейзи расшиб коленку, налетев на некстати подвернувшуюся тумбочку. Затем порезался кухонным ножом и в довершение всего — опрокинул на себя стакан с горячим чаем. Ах да, выходя на улицу («Отыграюсь — и домой. Уедем сразу, ага?»), он умудрился зацепиться футболкой за гвоздь, торчавший из сложенного у ворот штабеля разнокалиберных досок. Так и пошел — в рваной.
А я опять увидел, как в Гришкиных глазах стынет, похрустывая морозным ледком, прежнее непонятно-странное выражение.
— Какого черта, Дейзи?!!
Ребристое дуло пистолета больно упирается в висок. Капли пота на лбу. И губы пересохли. Да он же сошел с ума, мать его так! У этого жирного сукина сына напрочь сорвало крышу. Как я раньше не замечал? Ну козел, ну с-скотина! Опять, наверно, проигрался местным в пух и прах. Урод проклятый!
— Заткнись, Тимми, или я разнесу твою гнилую башку. Ты не хера не понял, придурок. А я второй раз повторять не буду, ясно?!
Жилистая пятерня крепко-накрепко вцепилась в мои волосы, а холодный ствол всё сильнее и сильнее вдавливается в голову. Оч-чень неприятное ощущение, скажу я вам.
— Спокойно, Дэн. — Кадык движется часто-часто — вверх-вниз, вверх… — Убери пушку, поговорим как нормальные люди, или ты тоже сдвинулся, а чувак? Тоже, да?! — я постоянно сглатываю копящуюся во рту слюну, и кадык дергается туда-сюда, вверх-вниз, словно чертов поршень в чертовом двигателе внутреннего сгорания.
— Спокойно?! — шипит он. — Я спокойней сотни дохлых удавов! Слышишь, ты, тупой идиот?! Полчаса распинаюсь уже, объясняю, а ты? Не лечи меня, Денис, — вот что ты сказал! Козел, блин, выслушать и то не можешь. Знаешь, что будет, если я сейчас нажму на курок? Нет?! Так я скажу — удача, выйдя из-за ближайшего угла, задерет подол и встанет раком. Понял, баран?! Квартира, доставшаяся в наследство от неизвестного, но богатого и благополучно почившего родственника. Машина, выигранная в лотерею. Клад, зарытый под любым — понимаешь? любым! — деревом, стоит только копнуть!
— Я понял, Дейзи, — бормочу я.
— Всё-всё понял. — Сердце, ровно птица в клетке, — бьется! бьется! бьется! Тараном в ворота — бух! бух! Оно и так в клетке, лезут дурные мысли. В грудной клетке.
— Дейзи, пожалуйста… — Мое хриплое учащенное дыхание заглушает остальные звуки. Едкий, соленый пот скатывается со лба — Господи! Я не верил в тебя! Помоги, яви чудо! — заливает глаза, течет по щекам…
— Отпусти меня, толстый ублюдок! — ору я. — Сука! Мы же друзья!
— Такая байда, Тим, — Денис нервно грызет ногти. — Влип по самое не могу. Слушай, короче. Вчера, когда домой возвращался… черт, аж ноги заплетались, то в жар бросало, то в холод — ни денег теперь, ни машины. Подошел, значит, один, плюгавенький такой, в кепке, а пиджачок на нем дорогой, моднючий. И говорит: не повезло, брат? Я ему, отвали типа, не лезь в душу. А он свое гнет: удача, мол, она такая, седня навоз, завтра — бабок воз. Хочешь, грит, удачливым быть? Кто ж не хочет, отвечаю. А если за чужой счет? — спрашивает. Как так? Да просто. Ты вот сейчас в карты играл, деньги все, что ль, твои были? Половина только. Что другу-то скажешь? Прикарманил, получается, у товарища бабки, как своими распоряжался. Пошел ты, говорю, советчик хренов. Он смеется: не нравится правда-то? И дальше разговор ведет. Фарт всегда такой, объясняет. Везет, знаешь, кому? Не дуракам, нет — умным. За счет тех дуралеев и везет. Тебе счастья полный дом, а кому-то — жрать нечего. Ну и что? — говорю, делится, что ли, со всеми? Это алкашам жрать нечего, нормальный человек всегда заработать сумеет. Тот прям расцвел, по плечу меня хлопает: правильно мыслишь, однако. Так хочешь удачу? Исключительно для себя, остальным — плохо ли, хорошо будет, неважно. Ну я и согласился. А он — тут же — цветочек протягивает, на одуванчик похож, который без пуха, только синий. Съешь, говорит, и всё. Что за фигня? — спрашиваю. Недофорт это, как дитю малому втолковывает. Чудное слово, да, Тим? Цветок недоброй фортуны. Ешь, удача будет…
Денис замолчал, вздохнул протяжно, взглядом в пол уткнулся. Потом опять забубнил — монотонно, устало:
