— Стелла немного привела вас в порядок, чтобы ваш рассудок был чист и открыт. Я готова потратить три-четыре минуты, если вы думаете, что сможете меня чем-нибудь удивить. Расскажите мне о вашей встрече с Энни.
И Баклавский начал рассказывать.
Пока он говорил, Стелла быстро и ловко что-то плела из длинного куска шпагата. Пальцы мелькали так быстро, что ни запомнить движения, ни просто рассмотреть то, что росло в ее руках, было решительно невозможно.
Хильда часто переспрашивала и уточняла детали. О записке, о плетельщице, о сопровождавшем ее моряке. О людях в противоположной ложе. От ее отрешенности не осталось и следа. Перед Баклавским сидела мудрая властная женщина, чьими стараниями целый кусок Кетополиса сохранял особый статус на протяжении многих лет. И сейчас эта женщина хотела найти виновных.
Когда Баклавский закончил, она долго молчала, не глядя на пленника.
— Браслет готов, — сообщила Стелла, почтительно замерев у Хильды за спиной.
— Не скрою, Баклавский, — сказала королева Плетельни, — вы заронили в мою душу зерно сомнения. Если рассказанное — правда, то мне жаль вас. Ваши враги изощренны и бесчестны. Охотясь за одной вашей жизнью, они пренебрегут сотнями других, что навсегда покроет позором ваше имя. А верный друг уже ударил в спину, трусливо, как шакал, подкравшийся к раненому волку.
Баклавский слушал старуху затаив дыхание.
— Если же сказанное вами — ложь, то мне жаль вас вдвойне. Физические страдания, через которые вам суждено пройти, не описаны ни в одной книге — такому просто нет свидетельств. Стелла!
Молодая плетельщица обошла кровать и обвила запястье Баклавского тонким веревочным браслетом. Когда она затянула узел, соединив плетеные концы, Баклавский закричал. Вернулась та самая боль, которую он постиг, пытаясь просунуть руку сквозь сеть. Тысячи игл вонзились в сердце, в легкие, в горло и продернули через них шершавый шпагат.
Баклавский решил, что уже умер, но боль улеглась, утихла. Лишь под браслетом руку ломило и жгло.
— Я завязала мой подарок гарпунным узлом, — ощерив зубы, сказала Стелла. — Если захотите снять браслет, лучше просто выпустите себе кишки — это будет гораздо милосерднее. А на руку не обращайте внимания. Правда, завтра будет болеть уже по локоть, а послезавтра — по плечо. А потом вы умрете.
— Энни и Стелла были как сестры, — пояснила Хильда. — Простите ее, если браслет получился не очень удобным, она сейчас немного не в себе.
— Что вы хотите? — просипел Баклавский, пытаясь выкрутить руку из обжигающей веревки.
— Найдите моряка, — сказала Хильда. — Найдите коряка и приведите его к нам. Впереди три длинных дня, а у вас — прекрасный повод, чтобы не затягивать поиски. Помогите нам, Баклавский.
VIII. Кето, вид с моря
Странный посетитель ввалился в кофейню «Западные сласти», чаще именуемую по имени хозяина. То ли пьяный, то ли одурманенный кокаином офицер из «кротов» плохо держался на ногах. Черная шинель под правой рукой была разорвана и даже перепачкана чем-то бурым. Обычно такие офицерики ищут, где бы дозаправиться, могут и драку учинить, и посуду побить, а западный фарфор нынче в цене! Круглощекая дочка Лукавого, взглянув на посетителя из-за медной кассовой машины, тут же нажала под прилавком кнопочку звонка.
Отец появился без промедления, но, увидев посетителя, не попытался вежливо выпроводить его, а, напротив, пошел навстречу, приветственно разводя руки:
— Господин Баклавский, какими судьбами? — И, уже приблизившись, спросил гораздо тише: — Что стряслось? Помощь нужна?
— Давно не виделись, Лукавый, — пожимая руку бывшему контрабандисту, сказал Баклавский. — Ерунда, не беспокойся. Мне бы нешумное место без лишних ушей и телефонный аппарат. И рому.
— Конечно, конечно… — Лукавый засуетился, провел мимо стойки, через кухню в хозяйские комнаты, усадил Баклавского к камину и пододвинул телефонный столик. — Никто не помешает, господин Баклавский, будьте покойны.
— Почти, — непонятно усмехнулся инспектор.
Дочка хозяина внесла поднос с хрустальным графинчиком, низким толстостенным стаканом и чашкой дышащего паром кофе.
— Вы тот самый Баклавский, да? — спросила тихонько, чтобы не услышал отец, торопливо зашторивающий окна. — Папа говорит, вы его судьбу спасли!
— Преувеличивает, — сказал Баклавский.
Лукавый цыкнул на дочь, зачем-то поклонился и вывел ее из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. От камина накатывало умиротворяющее тепло. Сейчас усну, отрешенно подумал Баклавский, и пусть все катится киту под хвост. Но жгучий браслет сразу напомнил о себе. Так. Надо сосредоточиться.
За окнами вовсю шло гулянье — Слобода знала больше праздников, чем рабочих дней. Где-то бренчали китары, выводила незамысловатые мелодии гармоника. Потрескивали в огне осиновые полешки. Каминные часы начали отбивать десять… Баклавский вскинулся — надо же, все-таки уснул! Налил из графина почти полный стакан, задержал на секунду дыхание и залпом выпил. Ароматное пламя опустилось в желудок. Глоток терпкого кофе помог окончательно открыть глаза. Ах!
Лукавый-стервец, поразился Баклавский, драгоценной бирманики для дорогого гостя не пожалел!
Сначала он позвонил в порт и сказал Чангу выезжать за ним. Помощник так обрадовался звонку, что Баклавский едва сдержал улыбку.
Потом настал черед Мейера.
— Уголовная!.. — и тут же придурковато-бодрый голос сменился другим, чуть гнусавым, дерганым, усталым: — Здесь Мейер. Слушаю вас.
— Привет, сыщик! Это Ежи.
— Секунду!
Было слышно, как на том конце провода хлопнули дверью. Потом Мейер заговорил негромко и разборчиво:
— Значит, так, Баклавский, пикантная ситуация. У меня тут перед глазами списочек подозреваемых по очень неприятному делу. Ты каким-то образом угодил Туда в первую строчку.
— Дай угадаю, — сказал Баклавский. — Взрыв на Золотом сегодня днем. А я — организатор.
— Прямо удивляюсь, кто из нас сыщик, — съязвил Мейер. — Что делать будем? Я должен тебя допросить.
— Только не сейчас! Могу предложить другое развлечение.
— Рассказывай. Ты ведь всегда выдумывал, чем «штифтам» заняться.
— Для начала скажи: ты уверен, что ловишь не меня?
Мейер зашелся противным мелким смехом:
— Твою персону мне подают из-под воды на китовом хвосте. Не люблю таких совпадений. Да и тебя знаю слишком давно. Зачем ты встречался с плетельщицей?
— Я не встречался.
Баклавский явственно представил себе, как Мейер хмурит брови, как закладываются вертикальные складки на переносице, надменной дугой выгибаются губы.
— Ежи, не делай из меня идиота!
— Плетельщиц в зале было две, тебе уже сообщили?
Тишина.
— Из них настоящая, по имени Энни, — одна. Ее и взорвали вместе с охранником. Кто на самом деле вторая — я не знаю, но ее парня зовут Макс. Здоровый морж, если не из моряков, то из уличных. Они
