пока, наконец, не становится возможным их разностороннее обсуждение [48]. Очевидно, что бессознательное состояние, в конечном счете, отличается от сознательного. Хотя, на первый взгляд, процесс в бессознательном протекает так, как если бы это происходило в сознании, с возрастанием диссоциации он вновь нисходит на более примитивный (архаически-мифологический) уровень, приближаясь по своему характеру к лежащему в его основании инстинктивному паттерну поведения и приобретает отличительные качества инстинкта: автоматизм, неуправляемость, реакция по принципу 'либо/либо' и т.д. Прибегнув к аналогии со спектром, мы можем сравнить понижение уровня бессознательных содержаний со смещением в сторону края красной области цветовой шкалы — сравнение тем более поучительное, поскольку красный цвет, цвет крови, всегда означал эмоцию и инстинкт[49].
Таким образом, бессознательное является иной средой, чем сознание. В околосознательных областях мало что меняется, поскольку здесь чередование света и тени слишком стремительно. Но именно эта 'ничейная земля' имеет для нас неоценимую значимость, если мы хотим дать ответ на вопрос о тождественности психе сознанию. Здесь явственно видно, насколько относительно бессознательное состояние; настолько, в сущности, что возникает искушение прибегнуть к понятиям вроде 'подсознательного', чтобы определить более темную область психе. Но столь же относительно и сознание, так как оно охватывает не только сознание как таковое, но и целый диапазон его интенсивности. Между 'я делаю это' и 'я осознанно делаю это' — бездна несоответствий, иногда вплоть до явных противоречий. Стало быть, существует сознание, в котором преобладает бессознательное, равно как и сознание, в котором господствует осознание 'я'. Этот парадокс станет вполне понятен, как только мы уясним, что в сознании нет такого содержания, о котором можно было бы с абсолютной определенностью сказать, что оно всецело осознанно[50], потому что это с необходимостью требовало бы немыслимой всецелости сознания, а это, в свою очередь, предполагало бы столь же немыслимую полноту и совершенство человеческого разума. Итак, мы приходим к парадоксальному выводу, что нет такого сознательного содержания, которое не было бы в то же время в каком-то другом отношении бессознательным. Может быть, не существует также и бессознательного анимизма (psychism), который не был бы в то же время сознательным[51]. Последнее предположение сложнее доказать, чем первое, поскольку наше эго, единственная инстанция, способная проверить такого рода утверждение, является точкой соотнесения для всего сознания и не имеет такой же связи с бессознательными содержаниями, а потому не может судить об их природе. Коль скоро речь идет об эго, их можно, с точки зрения любых практических целей, считать бессознательными, но это не означает, что они неосознанны для него в каком-то другом отношении, поскольку эти содержания могут быть известны эго в одном аспекте и неизвестны — в другом, когда они причиняют разлад в сознании. Кроме того, существуют процессы, в которых не усматривается какая-либо связь с сознательным эго и которые вместе с тем кажутся 'представляемыми', или 'квазисознательными'. Наконец, существуют случаи, когда обнаруживается, как мы убедились, присутствие бессознательного эго, а, значит, второго сознания, хотя это, скорее, исключения[52].
В сфере психического компульсивная модель поведения уступает место вариативности, обусловленной опытом и волевыми актами, то есть сознательными процессами. Таким образом, относительно психоидного, рефлекторно-инстинктивного состояния психе предполагает ослабление уз и неустанное уклонение от автоматизма в пользу 'избирательных' модификаций. Этот отбор осуществляется частично в рамках сознания, частично вне его, то есть независимо от сознательного эго, а, следовательно, бессознательно. В последнем случае процесс является квазисознательным, как если бы он был 'представляемым' и сознательным.
Поскольку нет достаточных оснований предполагать, что второе эго присуще каждому индивиду или же что каждый страдает диссоциацией личности, не следует принимать в расчет идею о втором эго- сознании как источнике волевых решений. Но коль скоро исследования психопатологии и психологии сновидений показали, что существование в высшей степени сложных, квазисознательных процессов в бессознательном весьма вероятно, мы вынуждены признать, что бессознательные содержания по своему состоянию, хотя и не идентичны сознательным, но в чем-то очень 'подобны'. Остается лишь предположить нечто среднее, существующее между сознанием и бессознательным, а именно — близкое к сознанию, околосознательное состояние. Так как нашему непосредственному опыту доступно лишь рефлектируемое, осмысленное состояние, которое ipso facto (
6. Бессознательное как множественное сознание
Гипотеза о множественных точках свечения основывается отчасти, как мы уже видели, на квазисознательном состоянии бессознательных содержаний, а отчасти на сфере явлений, связанных с определенными образами, которые следует рассматривать как символические. Они обнаруживаются в сновидениях и фантазиях современного человека и прослеживаются в исторических свидетельствах. Как, вероятно, известно читателю, одним из важнейших источников символических идей некогда была алхимия. Отсюда я почерпнул, прежде всего, идею scintillae - искр - которые появляются как зрительные иллюзии в 'тайной субстанции'[53]. Так, в Aurora consurgens (часть II) говорится: 'Scito quod terra foetida cito recipit scintillulas albas' (Знай, что грязная земля быстро вбирает белые искры)[54]. Эти искры Кунрат трактует как 'radii atque scintillae' (
