весь вчерашний день с немцами, направляющимися под палящим солнцем из Судетской области в Германию. Среди них были старики и дети, мужчины и женщины. Они тянули тележки и детские коляски со своим скарбом. Ни одному не разрешали взять больше, чем он мог нести. Самые маленькие и самые пожилые могли ехать на телегах. Остальные должны были идти пешком. Они сопровождались чехословацкой охраной. Я был с ними с 5:30 утра, момента, когда чешская милиция подняла их с кроватей и приказала убираться из страны в течение трех часов. Я покинул их в 18:00 в Харату, в Саксонии, которая располагалась в советской зоне оккупации. Мы были в пути почти одиннадцать часов».
Депортируемые немцы в пути непрерывно говорили Смоллетту, что они ничего не предпринимали против Чехословакии.
Но самый ужасный случай произошел в Шонпризене, индустриальном пригороде Аусзигана-Эльбе. Днем 30 июля 1945 года оглушительный грохот потряс этот небольшой городок. Во всех домах вылетели стекла. Это взлетел на воздух гигантский склад боеприпасов, который достался Чехословакии в «наследство» от группы армий Шёрнера. Вслед за первым взрывом от детонаций и пожаров произошло еще несколько. Огонь охватил ряд городских кварталов. До сих пор неясно, имели ли отношение к этому инциденту нацистские партизаны, но чехословацкие власти, по привычке, предпочли все свалить на «вервольфов». Но самое печальное состояло в том, что взрыв боеприпасов вызвал психологический взрыв. По городу сразу же поползли слухи, что это была вылазка «вервольфов». Чехословацкие солдаты, недавно прибывшие в город, начали развлекаться, избивая попавшихся немцев. К ним присоединились милиционеры и обыкновенные чехи. Огромные облака черного дыма, взвившиеся над Шонпризеном, казалось, стали сигналом для погрома. В течение часа после взрыва на мосту через Эльбу собралась огромная толпа. Она увлекала за собой все новых и новых людей. Тем временем погромы начались на предприятиях города. Чешские чернорабочие избивали немцев, которые все еще продолжали работать на заводах и фабриках. Раненых и искалеченных немцев сбрасывали в Эльбу. Тех, кто смог выбраться из воды, добивали на берегу. Без суда и следствия было арестовано несколько десятков молодых немцев, которых вывезли на окраину. Выжить не удалось никому.
Постепенно погром охватил весь город. Жертвами чехов, к которым присоединились поляки, становились женщины и даже дети. Погромщики очень легко узнавали этнических немцев, так как те были вынуждены носить белые повязки, что указывало на их принадлежность к потенциально депортируемым личностям. Жертвами погромщиков становились даже те, кто носил желтые и красные повязки (немецкие антифашисты). Погром бушевал в течение нескольких часов, пока порядок в городе решили навести центральные власти. Глава Аусзига Йозеф Фондра, пытавшийся остановить бесчинства, сам чуть не стал жертвой разнузданной толпы. Лишь вечером в город вошли советские войска. Начались расстрелы мародеров и грабителей. Но даже эти жесткие меры не остановили погромщиков. Немцев продолжали избивать еще несколько дней. 31 июля Фондра после согласования с советским командованием ввел в городе комендантский час. Любой, появившийся на улицах в запрещенное время, расстреливался без предупреждения.
Точное количество жертв этого немецкого погрома до сих пор неизвестно. Кто-то называет 300 человек, кто-то доводит эту цифру до 3000. В любом случае после этих событий «дикое выселение» казалось немцам отнюдь не самым страшным. Многие из них Иокидали свои обжитые места с нескрываемой радостью. Что касается чехословацкой и иностранной прессы, то она ограничилась скупыми сообщениями о беспорядках, которые были спровоцированы самими немцами. Существует три версии того, что произошло в Аусзиге. Первая является расширенным вариантом слухов, запущенных чехословацкими властями о поджоге, организованном «вервольфами». Вскоре после погрома была создана специальная комиссия, которая должна была расследовать случившееся в городе. В нее вошли министр обороны Чехословакии Свобода, министр внутренних дел Нозек и руководитель чехословацкой разведки полковник Бартак. После окончания расследования, которое сопровождалось бурными спорами, власти подтвердили, что взрыв был делом рук немецких саботажников. Утверждалось, что на это указывали фрагменты бомб, найденные среди развалин, а также пожары, которые вспыхнули после первого взрыва. Было несколько фактов, подтверждающих подобное объяснение: немецкие пленные использовались для работы на складах с боеприпасами. Одна из таких рабочих групп покинула склады буквально накануне взрыва. Сами местные немцы позже пробовали утверждать, что в их краях никогда не было «вервольфов». Но буквально через несколько дней после взрыва в Аусзиге был задержан глава ячейки «Вервольфа», которого звали Ланге. Он был выставлен напоказ перед журналистами на пресс-конференции в Аусзиге. Ланге признался, что был нацистом, пошел добровольцем в Фольксштурм, а затем прошел специальное обучение в лагерях «Вервольфа». Насчет взрыва он ничего не сказал, ограничившись лишь фразой, что он и его подопечные ждали начала войны между СССР и Западом, чтобы выступить против русских.
Инцидент в Аусзиге был очень выгоден чехам. Они, естественно, не сказали ничего о погроме, но раструбили на весь мир о взрыве — как примере того, какую угрозу несло немецкое меньшинство чехословацкому государству. Между тем в западной прессе бушевала кампания, которая осуждала произвол чехословацких властей. Утверждалось, что это был не единичный случай, а лишь часть заранее спланированной акции, которая была нацелена на ускорение депортации этнических немцев. Очевидно, эти две информационные кампании были связаны с ходом переговоров «Большой тройки» в Потсдаме. На них обсуждались (в том числе) перспективы депортации немцев. В заключительном коммюнике «Конференции Великих Держав» говорилось, что Чехословакия обладает правом проводить массовые высылки этнических немцев. Но в то же время ничего не говорилось о сроках осуществления подобной акции. С этой точки зрения взрыв в Аусзиге был прекрасным поводом для дискредитации немецкого меньшинства. 12 августа министр обороны Свобода заявил: «Депортация должна продолжаться. Мы пойдем на полумеры. Недавний кошмар в Устинад-Лабеме[6] должен послужить всем уроком». 20 августа Хьюберт Рипка, министр внешней торговли, сообщил следующее: «Наши люди обеспокоены отсрочкой высылки немцев. Мы понимаем, с какими техническими трудностями столкнутся союзники, которые будут заниматься депортацией немцев из Польши и Чехословакии. Но нужно понять и чувства наших людей, которые постоянно атакуются «вервольфами». Мы явились свидетелями крупномасштабного саботажа, который недавно имел место в Устинад-Лабеме. Многие из наших людей не могут ощущать себя в безопасности, пока они знают, что рядом с ними живут немцы».
Если взрыв все-таки был осуществлен немцами, то они совершили его в максимально неблагоприятный для себя момент. Сами же интернированные судетские немцы считали, что они не только ничего не сделали против нового чехословацкого правительства, но, напротив, пали жертвой «заговора». Один из таких немцев позже вспоминал: «В Судетской области любимой уловкой чехов были поджоги домов, вина за которые перекладывалась на плечи немцев. Так было и со взрывом в Аусзиге». В пользу этой версии говорят некоторые свидетельства. Один из этнических немцев вовремя покинул Аусзиг, так как был предупрежден задолго до 30 июля приятелем чехом, что в городе готовится провокация, которая должна закончиться массовой резней. Немецкая оперная певица, выступавшая в тот день в Аусзиге, была предупреждена обслуживающим персоналом театра из состава чехов. Ей предложили накануне взрыва закрыться в гримерной и не покидать ее весь день. Социал-демократы из состава судетских немцев, которых трудно заподозрить в сочувствии нацистам, свидетельствовали, что погромы начались не после, а незадолго до взрыва, то есть это была заранее спланированная провокация. Другие отметили, что воззвания Фондры, в которых объявлялся комендантский час, были напечатаны буквально час спустя после взрыва, хотя в это время погром только еще набирал силу. Впрочем, это достаточно слабый аргумент. Фондра, который едва не погиб от рук погромщиков, пытаясь спасти немцев, вряд ли мог состоять в заговоре. Но факт тем не менее любопытный.
Третья теория, на мой взгляд, является самой приемлемой, нежели первые две. Взрыв был обыкновенной случайностью, несчастным случаем. Кстати, так думало большинство судетских немцев. По одной из версий причиной взрыва стала непотушенная сигарета, брошенная на складах чешским солдатом, по другой — небрежностью подвыпивших красноармейцев, которые искали алкоголь на близлежащем пивоваренном заводе. Однако самое исчерпывающее свидетельство было представлено бывшим чехословацким чиновником, который в 1948 году сбежал на Запад. Согласно его показаниям чешская охрана складов со взрывчаткой в Шонпризене фактически не несла вахт, предпочитая пребывать на складах местного пивоваренного завода. В итоге боеприпасы и взрывчатка оказались просто брошенными. Это и стало причиной катастрофы. Кстати, во время расследования событий в Аусзиге не раз высказывалась
