— Вот, возьмите. Мы всегда советуем почитать эту книгу тем, кто хочет стать постоянным членом нашей ассоциации.
Анрик ухватился за книжицу, как за спасательный круг, и поспешил домой, прижимая ее к груди. Дома он положил томик на стол и принялся разглядывать. Книга была без обложки. Потертый корешок и следы пальцев на полях красноречиво свидетельствовали о том, как часто ее читали и перечитывали. Чья-то безымянная рука разукрасила титульный лист. Зеленые и синие завитки, выполненные тушью, окружали слово «Уолден», подзаголовок «Жизнь в лесу» и имя автора — Генри Дэвид Торо.
Анрик сразу же погрузился в чтение, словно человек, который с разбегу бросается в чистую, прозрачную воду, забыв, что не умеет плавать. Через несколько страниц он почувствовал, что вот-вот утонет. Все в этой книге показалось ему необычайным, неслыханным, фантастическим. Каким дерзким воображением нужно было обладать, чтобы выдумать мир, где человек вот так свободно живет на лоне природы и делает, что ему вздумается, нисколько не заботясь об общественном благе: рыбачит, разводит огонь, рубит деревья. Анрик принял «Уолдена» за полную свежести поэтичную сказку, где вымысел граничит с абсурдом. Это вдохновило его на новые страницы, и он полночи не выпускал перо из рук.
На следующий день Анрик снова отправился к Тье. Лысый человечек, который поднимался с ним в одном лифте, с явным неодобрением воззрился на книгу у него в руке. Но Анрик и не подумал ее прятать. Гордо подняв голову, он вышел на пятнадцатом этаже. У него мелькнула мысль, что благодаря чтению он стал одним из посвященных, уже чуть ли не настоящим активистом ассоциации.
Как и накануне, дверь ему открыла Тье, но на этот раз они, пройдя по новому узкому коридорчику, вышли на крошечную кухню.
— Я пришел вернуть вашу книгу, — с гордостью объявил Анрик, — я прочел ее за одну ночь.
— Поздравляю, — отозвалась библотекарша, разливая по чашкам горячий шоколад. — Думаю, вы очень скоро станете полноправным членом нашей ассоциации.
Она вытерла руки передником.
— Ну, и как вам понравился Торо? — спросила она.
— Это потрясающе. И как только этот человек сумел выдумать столько невероятных вещей?
— Он ничего не выдумывал, — возразила Тье, осторожно неся две горячие чашки, — все это произошло с ним на самом деле.
Она улыбнулась при виде того, как удивился Анрик.
— Генри Дэвид Торо жил в Конкорде, который тогда принадлежал Соединенным Штатам Америки, с 1817 по 1862 год. Он поселился в лесу, а потом его посадили в тюрьму, потому что он отказался платить налоги.
— Откуда вы знаете?
Тье жестом указала на горы книг, заполонившие почти всю кухню.
— Мы назвали свою ассоциацию «Уолден», чтобы дать понять тем, кто в нее вступит: здесь под видом вымысла перед ними предстанет настоящая реальность.
Едва коснувшись губами чашки, она отпила глоток шоколада и добавила:
— Это полная противоположность тому, что они видят на экранах.
Анрик вздрогнул. Эти слова были вполне созвучны тому, что думал он сам, с тех пор как его уволили из газеты. Сперва он чуть не запрыгал от радости. Но Тье всем своим видом давала понять, что сейчас не время для восторженных излияний. И потом, за ночь он успел много передумать и теперь сомневался, а стоило ли так откровенничать с незнакомым человеком. Хотя сердцем он чувствовал, что Тье с ним не лукавит и не желает ему зла, разум говорил, что впредь надо вести себя осторожнее.
В Глобалии всем была гарантирована полная свобода слова. Однако мало кто позволял себе высказывания, противоречащие общепринятому мнению. Официально считалось, что каждый может безбоязненно говорить все, что угодно. Но на деле всякий раз, когда кто-либо высказывал не совсем обычные мысли, он натыкался на плохо скрытое возмущение общественности, особенно если речь шла о критике глобалийских порядков. Ведь абсолютно все разделяли мнение, что в Глобалии построено совершенное демократическое общество, жить в котором — великое счастье. Любым меньшинствам здесь гарантировалось признание их гражданского достоинства и соблюдение всех прав. Таким образом, нападая на Глобалию, критикующий вел себя как настоящий агрессор по отношению к своим согражданам и ничем, по сути, не отличался от террористов с их подрывной деятельностью. Непонятно было, чего добивается Тье своими таинственными, чересчур откровенными речами. Что, если она из гнусной породы провокаторов? Анрик решил, что надо попытаться загнать ее в угол.
— Если все ваши книги — правда, значит, в них говорится о событиях, которые произошли на самом деле? Тогда это книги по истории.
— Не обязательно... Бывает, вымысел отражает истину более высокого порядка.
Последовало неловкое молчание, и Анрик задумался, а не было ли недоверие взаимным. Его ведь тоже можно было заподозрить в двойной игре или в провокации.
— Давайте лучше вернемся к разговору о том, что бы вы хотели почитать, — предложила библиотекарша, слегка выпрямившись на своем стуле.
— Да, конечно, — смущенно отозвался Анрик.
— Надо же с чего-то начинать. Из вашего рассказа я поняла, что вам бы хотелось побольше узнать о своих... корнях.
— О моих корнях, — повторил Анрик и покраснел, потому что в Глобалии подобное любопытство никогда особенно не приветствовалось.
Каждой семье полагалось иметь свои «стандартизированные культурные элементы». Отсутствие таковых считалось подозрительным, поскольку «право гордиться своим происхождением» было одной из основных гражданских свобод. Но и попытки расширить стандартный набор таких элементов расценивались как опасная тенденция, ведущая к завышению самооценки, «национальной гордыне» и даже к расизму.
— Кто вы по происхождению?
— Официально, — ответил Анрик, — я зарегистрирован как француз.
И, горделиво выставив вперед бородку, добавил:
— Но если точнее, я каталонец.
Тье немного подумала, а потом сказала:
— Пойдемте.
Они миновали длинный проход между книгами карманного формата и оказались в узком коридоре. Тье достала приставную лестницу, вскарабкалась на последнюю ступеньку и откуда-то с самого верха достала книжку. Образовавшаяся в стопке брешь сразу же захлопнулась, и из нее вылетело крошечное облачко пыли.
— Вот вам «История Каталонии». Здесь даже есть черно-белые иллюстрации. Будете читать здесь?
Но Анрик предпочел унести бесценную добычу с собой. Домой он вернулся чуть ли не бегом. Всю следующую ночь молодой человек не сомкнул глаз. Рассказ обо всех этих давно умерших великих людях, об их удивительной судьбе взволновал его до слез.
Рано утром выйдя из дома, чтобы прогуляться по городу, он почувствовал, что изменился. В Глобалии история давно превратилась в набор отдельных сцен и «атмосфер эпохи». В развлекательных парках, куда учителя водили учеников на экскурсии, посетители переходили от виртуальных средневековых ристалищ к египетским погребальным ритуалам, от эшафотов времен Великой французской революции к римским фортификационным постройкам. Все эти картины извлекались из прошлого так же, как гранит и известняк добывают из земных недр: без всякой хронологии. А теперь, узнав историю своей страны, Анрик вдруг понял, что разные цивилизации — не просто разноцветные наряды на гигантском то ли вымышленном, то ли реальном карнавале. Время течет непрерывно, единым потоком, и события следуют друг за другом в строгом, необратимом порядке. И самое главное, движущей силой этих событий всегда были прежде всего сами люди.
Отныне Анрик каждый день наведывался в ассоциацию и уходил оттуда с новыми книгами. Он быстро научился ориентироваться в лабиринте тамошних каталогов и часто сидел один, перелистывая разные издания. Он ни разу не встретил там никого, кроме Тье, которая не упускала случая с ним побеседовать. Анрику казалось, что они оба постепенно проникаются друг к другу доверием. Хотя он и не мог объяснить
