(так багровы рты орудий)на страну, которой в песняхславой вечною греметь,где окованы ворота,где б тебя казнили люди,что стоят у карты мирав красном каменном Кремле.И тебе с восходом мнится,и тебе с закатом снится,что идешь, расставив лапы(где ни ступишь — там иди),от границы белорусской,от украинской границы,по сердцам московских парней,по моей идешь груди.Так велит твой голос крови,закипавшей ядом в ранахвсех убийц и всех бандитов,снятых замертво с осин, —королей всемирной биржис браунингами в карманах,поклонявшихся обрезукулаков всея Руси...Перед боем, перед боемзамолчали пулеметы.Не спеша двенадцать залповна Москве куранты бьют,на разведку из Мадридавылетают самолеты,на мадридских бастионахосажденные поют.Реки Азии краснеютбоевыми рубежами,африканские разведкисвищут птицами в горах,на портовых батареяхлюди пушки заряжают,открываются бойницына осадных крейсерах.Ночь стоит над городами,на крутых бессонных тропах...Вот встает в темнице Тельман,в кандалах ладони сжав...Задыхается Европа,и летит сквозь все преградытелеграмма о тревогекоммунистам всех держав.Я клянусь великой клятвойперед всей моей страною,пусть к тебе приходит клятва,непреклонна и строга,сквозь железные границы,сквозь фашистские конвои,дорогой, далекий Тельман —пленник лютого врага.Я клянусь тебе сердцамипарней русских, парней венских,парней гамбургских, мадридских,честных парней всей земли,у кого начало силы,у кого начало песни,у кого отцы по жизнивместе с Лениным прошли.Я клянусь: в минуту боя,под огнем, свинцом и стальюжить! В упор под зверьим взглядомумирающим, но жить.Не жалеть последней пули,не жалеть штыка, а еслираздробится штык, — прикладом,сталью кованным, добить.