Земля под ее ногами

даже в нападках на религию, потому что верная себе Вина умудряется добавить к сказанному, что их имена заняли площадь, превосходящую любую из церквей. С луны не видно никаких церквей. Этого замечания вкупе с недавними приветствиями в адрес движения «Власть черным» и явно направленным против истеблишмента содержанием песен Ормуса оказывается достаточно. На них начинается столь долго откладывавшаяся атака. Вина, американская гражданка, родившаяся в США, вынуждена терпеть ночные ничем не обоснованные визиты полиции; ее «приглашают» в полицейский участок, чтобы с пристрастием допросить о ее политических связях с «Йипи» [248], «Пантерами», с некоторыми представителями профсоюзного и левого движения, а также с подозрительной публикой из эксцентричного окружения Амоса Войта. В ее доме регулярно ищут наркотики (всегда безуспешно, она не настолько глупа), а налоговая служба с пристрастием шерстит ее финансовые документы, как будто это камни, под которыми притаились ядовитые змеи. Ормуса, как иностранца, постоянно вызывают в Службу иммиграции и натурализации. В марте 1973 года суд по делам иммигрантов выносит вердикт, согласно которому Ормус должен покинуть страну в течение двух месяцев. Причиной служит та фатальная автокатастрофа, в которой пострадал и он сам, и хоть он не был за рулем, анализ крови, который ему тогда сделали, показал присутствие в ней запрещенного наркотического вещества. При оглашении этого вердикта в суде Ормус понимает, что столкнулся с такой могущественной силой, с которой ему не приходилось иметь дела раньше, силой, настолько влиятельной, что она может свести к нулю все старания Малла Стэндиша и Юла Сингха и сделать достоянием публики то, что долгие шесть лет удавалось сохранять в тайне.

(Повторю снова: тогда некоторые битвы еще не были выиграны. Тогда будущее еще могло проиграть прошлому, радость и красота могли быть побеждены ханжеством и железом. Одна война заканчивается, начинается другая. Роду человеческому никогда не живется спокойно.)

Однако, обнаружив в себе зачатки того, что впоследствии окажется самым настоящим упрямством, Ормус подает апелляцию. Америка — это место для жизни, — говорит он во время случайной пресс-конференции на ступеньках здания суда. — Я не намерен удирать с награбленным, чтобы залечь на дно.

По правде говоря, у него и шансов-то нет удрать куда бы то ни было. Он стоит рядом с тремя надутыми, сверкающими зубами адвокатами, возле него — Малл Стэндиш — ему уже к шестидесяти, но он по-прежнему холеный, все еще выглядит опасным соперником — и Вина, в леггинсах и в золотом нагруднике поверх черной футболки. У Ормуса, сына знатока классики, ее наряд вызывает ассоциации с Афиной Палладой, готовой к битве, — Афиной Палладой с кастетами на пальцах и в темных очках кинодивы. Они окружены семью Сингхами в одинаковых солнцезащитных очках и кольцом из лучших представителей полиции Нью-Йорка, которые, взявшись за руки и не скупясь на угрозы, оттесняют не только прессу, но и мечущихся, улюлюкающих «новых квакеров», самые отчаянные из которых — волосатые харизматики, психический склад которых роднит их с фанатичными верующими, протыкающими себя острыми прутьями в самой гуще процессий шиитов в месяц мухаррам: обитатели психотропиков Козерога, земли, где приносят в жертву козлят.

— Почему бы вам не выйти за него замуж? — без обиняков, прямо в лицо Вине бросает вопрос один из репортеров. (Это Нью-Йорк.) — Если вы выйдете за него замуж, проблема будет решена. У него автоматически появится право остаться.

— Это право должно у него быть в любом случае, — отвечает Вина, — и это право дает ему его дар. Он сделал этот город лучше просто потому, что появился здесь.

— Почему бы вам не жениться на ней, — задает тот же репортер вопрос Ормусу, как будто Вина ему не ответила. — Зачем выбирать долгий путь, если есть короткий?

— У нас уговор, — отвечает Ормус, имея в виду свою клятву. В толпе журналистов слышится хихиканье, когда он пытается пояснить. Ормус хмурится и замыкается в себе. — Я дал слово.

Стэндиш молниеносно реагирует на ухудшение его настроения, стукнув тростью по ступеньке. (Его британский стиль одежды сам по себе уже произвел впечатление на толпу: какие шансы могут быть у джинсов и кроссовок против костюма-тройки с Севил-роуд, рубашки с Жермин-стрит, перламутровых пуговиц и туфель на заказ?)

— О'кей, это всё, дамы и господа. На сегодня шоу закончено. Спасибо за ваше внимание и интерес. Офицер, не могли бы вы нам помочь? Давайте теперь пройдем к лимузину.

Идея снова запрячь Стэндиша принадлежала Вине. Отгородиться от него Атлантическим океаном — тоже изначально ее стратегия. Как большинство уверенных в себе талантливых людей, она не видела необходимости делиться куском пирога с человеком нетворческим; она сама могла справиться с «Колкис Рекордз». В этом не было никаких сомнений. У нее уже был контракт на сольные выступления, она вытребовала многое (автоматическое продление, щедрое финансирование звукозаписи), она не сомневалась, что хорошо знает дорогу, обходящую неприятные места Города Контрактов, так же, как и путь на его роскошные, ярко освещенные бульвары, в темные переулки, где могут подстерегать грабители, и к сияющим огнями шатрам доходов с продаж, так что даже теперь, когда босс Юл решил объявить «VTO» войну, она считала, что сможет сама заключить и этот контракт.

Первые сомнения появились вскоре после подписания. Продажи были огромны, ведь у нее был статус суперзвезды, пластинки выпускались миллионными тиражами, но суммы, поступающие на банковские счета, были шокирующе мизерными. По ее совету Ормус купил эту здоровенную белую квартиру в Верхнем Вест- Сайде и был должен банку колоссальную сумму. Ормус, который всегда был доверчив, предоставил возможность вести дела Вине и нанятым ею адвокатам и бухгалтерам. На встречах, посвященных обсуждению финансовых вопросов, он зачастую просто засыпал, и Вине приходилось расталкивать его и вкладывать в его пальцы ручку, чтобы он в нужном месте поставил свою подпись. Теперь ей уже казалось, что, возможно, ему не следовало бы спать на этих встречах. Она не стала делиться с ним своими опасениями, но признала, что хотела бы вернуть в их команду Малла Стэндиша, даже просто для того, чтобы иметь возможность выслушать еще чье-то независимое мнение.

«Сначала, если честно, — призналась она Ормусу, — я вроде как немного ревновала. Потому что он любит тебя. Смешно, правда? Я имею в виду, что я была смешной. Но сейчас нужен кто-то, кто встанет между нами и Юлом Сингхом. Нам нужен буфер, некоторая дистанция. Для нас это будет более выгодное положение».

Это было после «Peace Ballads», примерно в то время, когда ЮСЛ немножко перегнул палку в вопросе относительно ее политических высказываний и т. д. Поэтому, когда Вина задумалась, не обирают ли их, или, как она выразилась, не стрижет ли Юл Сингх их золотое руно, Ормус заподозрил, что в этом есть что-то личное. Он хотел напомнить, что Юл был очень добр к ним, но, увидев выражение ее лица, решил не спорить. Кроме того, он и сам соскучился по Маллу Стэндишу.

Стэндиш оставался в Англии, не находя в себе сил оторваться от несчастного потерявшего разум Уолдо, который собирал листья в садах Спенты Месволд. Но затянувшееся присутствие Стэндиша было истолковано Спентой как признак интереса к ее вызванному отчаянием предложению о «партнерстве». Последовала медленно разворачивающаяся грустная комедия непонимания в стиле театра но или пантомимы: Спента не решалась высказать свои надежды, а Малл Стэндиш не находил слов, чтобы разрушить их. Вайрус Кама молча наблюдал за всем этим, в то время как Уолдо был теперь способен лишь на самые простые и невинные замечания по поводу птичек, пчелок, цветов, деревьев и неба над головой. Стэндиш чувствовал себя в капкане, он разрывался между благодарностью к Спенте, давшей Уолдо подобие нормальной жизни, и тревогой за нее; дело зашло слишком далеко, и правда — а именно то, что она отдала свое стареющее сердце человеку, неспособному принять его, — теперь только унизит ее. В этой удушающей атмосфере он чувствовал, как жизненные силы покидают его. Он начал задумываться над тем, о чем никогда раньше не позволял себе думать: что жизнь, возможно, в конечном счете, положила его на лопатки.

Звонок Вины был для него подобен переливанию крови. Он тотчас же запустил в движение свой давно разработанный план по избавлению от всех своих британских компаний, даже от его любимого журнала знакомств, побившего выскочку-конкурента и вкупе с его местными версиями, выходившими в Манчестере,