свет, сквозь который мелькает его умерший брат. Стало быть, у них еще есть общее — Лас-Вегас.
Подобно Байрону, Талейрану… (Я не побоюсь, говорит мне Ормус P. V., сравнить с ними Малла Стэндиша; он сам себя с ними сравнивал, а в наше время то, как человек называет себя, моментально подхватывается всеми: Принц-клоун, Сестра Милосердия, Честный Джон — зачем же отказывать Стэндишу в его любимых сравнениях…) Подобно джойсовской Навсикае, Герти Макдауэл, американец хромает. Обувь от Лобба, сшитая по индивидуальному заказу, призвана обеспечить хромой ноге максимальный комфорт. Что же касается сексуальной привлекательности, всем известно, что ни Талейрану, ни Байрону их хромота нисколько не мешала одерживать победы над женщинами. Однако в те далекие годы, о которых Малл Стэндиш решил поведать Ормусу, молодой Малл больше походил на Герти: хромота подрывала его уверенность в себе. Потом, пока он проигрывал свою заначку в первом круге чемпионата мира по покеру, к нему обратился молодой человек, который выразил восхищение его физической красотой и предложил за приличную сумму провести с ним время в номере люкс отеля «Тропикана». Стэндиш, без гроша в кармане, смущенный и польщенный одновременно, согласился, и эта встреча полностью изменила его жизнь.
— Это стало началом пересечения границы, которую я считал навсегда для себя закрытой. — Его голос становится томным, тело мечтательно и лениво вытягивается, вспоминая былые радости. — Сквозь эту щель в железном занавесе между гетеросексуальностью и гомосексуальностью я увидел блеск величия. После этого я забыл о своих фурах и осел на несколько лет в Вегасе в качестве активного гея.
Проституция дала ему возможность ощутить себя красивым и желанным, она позволила ему мечтать, создать того Малла Стэндиша, который не побоялся окунуться в дух времени и дать ему хорошую встряску. Следующим предсказуемым после Лас-Вегаса шагом стала Сорок вторая улица в Нью-Йорке, и именно здесь ему привалила классическая для Америки и лишь там возможная удача. Рядом с ним остановился лимузин, стекло плавно поехало вниз, и оттуда высунулся не кто иной, как малыш из «Тропиканы», его ангел преображения.
— Мэры, банкиры, кинозвезды, известные баскетболисты, конгрессмены, — говорит Малл Стэндиш, и впервые Ормус слышит в его словах нотки хвастовства, — все эти люди частенько бывали, скажем так, в моем распоряжении.
Америка, в конечном итоге, не так уже отличается от Индии.
— Почему же вы там не остались? — Ормусу тоже не откажешь в проницательности. Тут какая-то недоговоренность, что-то утаено в этой истории. Малл Стэндиш поднимает свой стакан, отдавая должное его вопросу.
— У меня возникли трения с налоговыми органами, — признается он. — Я не был ангелом в бизнесе. Сейчас мне лучше временно пожить в Англии. В стране, где гомосексуализм все еще вне закона. А что касается Индии, там я удовлетворяю свои духовные потребности. Я вижу, вам это не по вкусу. Что тут сказать? Вы всю жизнь прожили в лесу, поэтому не видите деревьев. Чтобы обеспечить планету чистым воздухом, нам даны тропические леса Амазонки. А для удовлетворения духовных потребностей планеты существует Индия. Туда отправляешься как в банк, пополнить бумажник души. Прошу прощения за вульгарность метафоры. Внешне я весьма изыскан, но в глубине я совсем другой. Трусы из кожи леопарда под строгим костюмом. Во время полнолуния во мне пробуждается ликантропия. Своего рода loucherie[144]. Что не мешает мне иметь духовные потребности, испытывать духовный голод.
Стюардесса говорит, вы называли этот самолет «Мэйфлауэр», вам по душе такая шутка. Известно ли вам, что Стэндиш — фамилия одного из переселенцев со знаменитого «Мэйфлауэр»? Подозреваю, теперь уже никто не читает Лонгфелло, тем более в Бомбее. В этой поэме более тысячи строк ужасной тягомотины. Майлз Стэндиш, профессиональный солдат, страдающий присущим солдату косноязычием, хочет жениться на некой пуританской барышне, Присцилле Малленз или Молинез, и совершает то, что можно назвать ошибкой Сирано — посылает своего друга Джона Олдена, чтоб тот попросил за него ее руки, потому что сам он язык проглотил. Юный Олден, бондарь, один из тех, кто подписал Мэйфлауэрское соглашение[145], основатель плимутской колонии, человек, обладающий счастливой наружностью и приятными манерами, на беду влюблен без памяти в ту же самую девицу, однако во имя дружбы соглашается выполнить эту просьбу. И что же? Мистресс Молинез или Малленз выслушивает его, а затем, глядя ему прямо в глаза, задает вопрос: «Почему ты не говоришь этого от своего имени, Джон?» Несколько сотен скучных строк спустя они женятся, а угрюмому старому солдату, моему затерянному в прошлом далекому предку, остается лишь смириться. Я рассказываю вам это, потому что, хоть во мне и нет ничего пуританского, слова барышни Присциллы стали моим девизом. Я ничего не прошу ради других, но я без устали и не ведая стыда преследую свои интересы. И сейчас, сию минуту, я делаю вам предложение.
Ормус краснеет, а Стэндиш хохочет, заметив его смущение.
— Нет, нет, секс здесь ни при чем, — успокаивает он его. — Речь идет о пиратстве в бескрайних морях.
Англия летит к ним, она все ближе, — и вдруг останавливается. Воздушная пробка даже тогда, в 1965 -м. Не имея возможности пойти на посадку, они кружат в воздухе. Внизу под ними собрался пиратский флот, вторжение идет полным ходом. Вот списанный старый пассажирский паром с развевающимся на флагштоке Веселым Роджером, пришвартованный в Северном море. Это «Фредерика». Вот еще один, «Джорджия», кинувшая якорь у берегов Эссекса, подле Фринтона. Взгляните на дельту Темзы: видите эти три крошечные точки? Это тоже часть принадлежащей головорезам флотилии. Ормус, усталый, возбужденный, пребывает в состоянии духа, типичном для долгого перелета: все вокруг призрачно, нереально, и ему трудно сосредоточиться. Малл Стэндиш совершенно невозмутим, он рассказывает теперь о своем детстве.
— У меня в спальне, на подоконнике, стоял тяжелый стеклянный шар. У отца была привычка вертеть его так, что он ловил и преломлял свет. В нем были пузырьки воздуха — словно галактики, словно мечты. Какие-то мелочи из нашего детства бесконечно трогают нас, а почему — мы никак, ну никак не можем понять. С тех пор как я завел этот пиратский флот, тот шар все время стоит у меня перед глазами. Может быть — это невинность, свобода. Трудно сказать. А может быть, это связано с прозрачностью мира: через него виден свет. А может быть, это просто стеклянный шар, но почему-то он не дает мне покоя, заставляя меня делать то, что я делаю.
Пока Стэндиш говорит, Ормусу приходит в голову, что он дает слишком много объяснений тому, что делает: приводит слишком много причин существования чисто коммерческого предприятия, молва о котором уже достигла Индии. В период расцвета британской музыки программы британского радио чудовищно скучны. Ограничение на трансляцию музыки означает, что вам хочется послушать последние хиты — «Satisfaction» Джона Леннона, «Pretty Woman» Кинксов или «Му Generation» новой супергруппы «High Numbers», называвшейся раньше «The Who» и оказавшейся на волне успеха сразу после изменения названия, — а вместо этого вы слышите Джо Лосса или Виктора Сильвестера, музыку для покойников. Но коммерческие радиостанции нельзя запретить, если они не базируются на суше, поэтому пиратские корабли дали наконец молодым ребятам то, что они хотят. Музыкальное вещание и рекламу. Привет, поклонники поп-музыки, говорит «Радио Фредди», слушайте нас на волне 199 метров… Это «Радио Гага»… Это «Биг Эм». Пираты ведут прицельный огонь по Британии, и страна сдается. А Малл Стэндиш — предводитель музыкальных разбойников.
Он продолжает множить причины. Возможно, он потому в Англии, что, честно говоря, его отношения с любовником, Сэмом Тропиканой, уже не те, что были раньше, пора расцвета миновала. А возможно, ему просто наскучил строительный бизнес, все эти каски, балки, все эти пустые комнаты, которые должны заполниться чужими жизнями. А возможно, виновато ЦРУ, поскольку было дело, с ним несколько раз
