Макбет опустил голову.
– Это ничего не значит, – ответил он глухо. – Сейчас легко делать подарки. Раньше… подарил, скажем, машину – ого! Теперь ценно лишь то, что сам сделал. Книга, открытие… Картина…
– Зазяб я, – проговорил Коль.
– А? Да, конечно, прости. Пошли внутрь, хватит на первый раз. Да и обедать пора.
Он быстро сготовил еду. Сели обедать.
– Ты обо мне не думай, – говорил Коль, дожевывая. – Приехал по лесу бродить – броди. Лыжи есть, в сарае стоят. Рук на себя накладывать я не намерен – понимаю, как тебе было бы обидно: первый пациент взял да и зарезался. И я вокруг скита поброжу…
– Я с тобой?
– Не стоит, Мак. Вырежь мне только тросточку под руку – и порядок.
Макбет с готовностью встал из-за стола, на ходу вытаскивая из кармана нож. Трость была готова через десять минут – суковатая, пахнущая снегом и смолой – любому лесовику впору.
– Больше не нужен?
– Да нет пока. Спасибочки…
– Я тогда пойду к речушке пробегусь. Найду ли через полгода, интересно.
– Лети, милок, только не заблудись.
Интересно, как он воспринимает такое вот предостережение, ведь в душе я совершенно не беспокоюсь, что он заблудится. Автоматически вылетающая фраза заботы без эмоционального наполнения. Чувствует боль?
Ладно. Кто-то должен был умереть – я или мой стыд.
Слышно было, как, надевая широкие снегоступы, Макбет что-то поет себе под нос. Потом голос его стал удаляться. Пропал.
Коль открыл шкаф. Достал мундир. Встряхнул – звякнула звезда. Кажется, не заплесневел.
Переоделся. Руки едва слушались, но слушались все же. И на том спасибо. Сверху натянул доху. Вышел на крыльцо. С силой припадая на трость, увязая в снегу, подошел к своему скорди. Натужно сдвинул горб снега с колпака. Чуть задыхаясь, проговорил:
– Здорово, служивый.
– Так что, ваше высокоблагородие, – ответствовал скорди, – здравия желаем на многие лета.
Коль качнул головой.
– Не помер я, вишь.
– Моими молитвами едино.
– Это они тебя приставили хамить и черт-те каким языком изъясняться?
Скорди помедлил.
– Они.
Коль опять качнул головой. Усмехнулся печально.
– Вот дурачки… И этого ты сюда звал?
– Никак нет, сами изволили.
– Открой-ка мне.
Фонарь легко откинулся назад. Коль с трудом перевалил дряблое тело в кабину. Вскарабкался на сиденье, сгорбился под своей дохой, уложив трость на колени.
– Во какой я стал, – прохрипел он, тяжело дыша. – Потеха, а?
– Не вижу ничего смешного.
– На старика похож?
– Похож.
– Куда такому за девками гоняться?
Скорди хмыкнул.
– Любви все возрасты покорны, – авторитетно произнес он.
– Философ… Ладно. На Ориуэлу дорогу знаешь?
– Я все дороги знаю.
Коль посидел немного.
– Макбет!! – закричал он потом, старчески надсаживаясь.
Через несколько секунд Макбет выступил из-за сосны.
– Вот знал, что не ушел ты никуда. Спрятался и ждешь результатов.
– Становишься телепатом, – улыбнулся Макбет.
– Так как там с ловушками, мальчик? Все в порядке?
Макбет помолчал, потом ответил:
– Все в полном порядке, Коль.
– Ну и славненько… Теперь вот еще что. Понимаю: выгляжу, как неблагодарная скотина, но… раз я так думаю, значит, должен это сказать. Вот… – он на миг стиснул зубы. Страшно было, как перед прыжком в бездну. – Рохля ты. Не люблю я этого, и ничего не могу с собой поделать. Подстилка. Повезло тебе, талант прорезался – будешь теперь подстилкой не у Симы, а у таланта. Но это все равно. – Нет, что-то не то получалось. Коль замолчал. Макбет ждал, щурясь. Я ведь не это чувствую, подумал Коль. Не совсем это. Это тоже, но не только. Как же жить-то, черт возьми? И вдруг вспомнил Гийома. Господи, да ведь он мне все уже объяснил тогда! А я, дуралей междупланетный, не понял ни слова! И опять, в который раз, от стыда за прошлого себя он замотал головой, как от боли. И мельком подумал: наверное, вот такую боль чувствуют они, когда слышат несовпадение мыслей и слов. И еще мельком подумал: а стыд-то – не умер… Ладно. Как там Гийом формулировал?..
Макбет ждал.
– Я, животное Коль Кречмар, не люблю размазней, ибо подсознательно боюсь, что сам мог бы… да еще и могу… оказаться таким. Но, человек Коль Кречмар, очень тебе благодарен очень тебя уважаю, и если… когда-нибудь что-то смогу… понадоблюсь тебе… – он запнулся, перевел дыхание и вдруг, смущенно улыбнувшись, сказал с веселым удивлением: – Трудно!
– Еще бы, – сказал Макбет, улыбаясь тоже. – Даже молочко из мамы сосать – трудная работа! Для младенца, – с добрым ехидством уточнил он. – А как он сердится, когда не может сразу грудь правильно ухватить!
– Намек понял, – ответил Коль. – Полетел трудиться.
– Счастливо, Коль. Еще увидимся.
– Надеюсь. Тебе тоже счастливо, мальчик. Спасибо.
И он повернулся к пульту.
Несколько секунд бессмысленно тискал трость, и она, как живая, шевелилась в зябнущих пальцах. Потом сказал:
– Ну, давай, милок.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – рявкнул скорди и закрыл колпак.
Прислонившись к сосенке плечом, Макбет проводил взглядом стремительно удаляющуюся машину и позвал:
– Всеволод…
– Я, – раздался голос из бронзовой красивой бляшки на макбетовом воротнике.
– Что ты скажешь теперь?
Слышно было, как Всеволод дышит.
– Я ему обещал. Ты слышал?
– Да. Кажется, мы побеждаем, Макбет?
– Кажется, побеждаем. Убежден.
– Значит, вариант «Б»?
– Я ему обещал, что ловушек не будет. Обещал.
– Хороши бы мы были… – сказал голос Ясутоки.
– Я думаю, – медленно проговорил голос Всеволода, – что те, кто голосовал за смыв, просто устали от самого факта существования столь неразрешимой проблемы, как Коль.
Макбет отодрал от ствола ломоть коричневой коры и стал рассеянно крошить его края.
