временем уже собрался на заседание, которое с короткими перерывами длилось несколько суток. Решено было исследований не предпринимать, но держать Шар под непрерывным наблюдением. Действительно, более полутора лет рядом с Шаром находилась станция, на которой, сменяясь каждые две недели, дежурили наблюдатели. Научные результаты этого дежурства оказались практически нулевыми, и существование станции было бы бессмысленным, если бы, во-первых, не подтверждение дикого поверья – Шар не исчезал. А во-вторых, что совсем не имелось в виду при создании станции, наблюдатели предотвратили семь самочинных попыток проникнуть в Шар.
Однажды смена не вышла на связь. Патруль нашел станцию пустой, а Шара уже и в помине не было. На пульте рубки стоял кристаллофон, и десятки ученых самых разных специализаций часами вслушивались потом в заикающийся от волнения голос: «Он сам позвал, и мы пошли. Как мы могли не пойти, раз он сам?! Меня он отпустил, но Чэн и Джошуа остались, они меня ждут. Ваш проклятый патруль уже рядом, он все испортит! Но мы вернемся, я знаю, он сказал, мы уцелеем, мы вернемся!» Они не вернулись.
Грузовой планетолет Андрея, везший на Меркурий тяжелое оборудование, встретил Шар между орбитами Меркурия и Венеры три года назад. Оставив груз болтаться в пространстве, Андрей взял Шар а гравизахваты и, не сообщая на Землю, на большом ускорении поволок к Солнцу. Едва не возник бунт. Но Андрей подавил его в зародыше, просто заперев людей в их каютах, хотя решиться на это было едва ли не тяжелее, чем на само уничтожение Шара. Он продолжал разгонять Шар далеко за орбитой Меркурия и лишь вблизи короны выпустил груз. Перегрузка при торможении и повороте была почти предельной, но Андрей в течение нескольких часов не отрывался от телескопа, чтобы Шар не ушел, – врачи поражались потом, как он не потерял сознания. Уже далеко в глубине верхней фотосферы Шар начал разрушаться. Отчетливо видно было, как он, прокалывая бушующие слои твердого пламени, медленно начал оплывать, а потом вдруг упруго распался на вереницу ослепительных громадных капель, которая продолжала со страшной быстротой соскальзывать в огненную глубину.
Он очнулся.
Достал фон и запросил у справочной данные на Соцеро.
– Место пребывания – Меркурий, станция слежения, – ответил автомат после очень долгого молчания. – Должность – пилот-оператор. Беседа в настоящий момент невозможна из-за специфики проводимых работ.
Ну вот, подумал Андрей, что за станция объявилась? Из-за станций закрывать планету?! Его вдруг зазнобило. Он несколько раз подбросил фон на ладони, а потом позвонил приятелю из Бюро спецработ.
– А, привет, – обрадованно сказал Семен. – Ты как снег на голову. Я, знаешь, думал, тебя и на Земле-то давно нету…
– Я по делу. Что вы там строите на Меркурии?
Семен заморгал.
– Может, нужны пилоты-одиночки?
– А ты что… все бездельничаешь?
– Ну, нет, конечно. Мы работать приучены, всю весну вот у вулканологов отбарабанил. Побираюсь, где придется… Но это ж летать.
– Побираюсь… Экий ты, знаешь, ядовитый, Андрюша. Ты ж добряк был!
– Добряк с печки бряк, – буркнул Андрей.
Семен тяжко вздохнул.
– С Лолой так и не видишься?
– Так и не вижусь.
– И с парнем?
– Слушай, – проговорил Андрей, – черт возьми. Однажды он подошел ко мне и спросил: папа, почему тебя никто не любит? К пяти ему шло… Я так и сел. Как же, говорю, мама, а дядя Соцеро? А он говорит: ты когда уходишь, мама, если думает, что я не вижу, плачет, говорит: за что мне такое наказание, – он помедлил. – Я ведь до сих пор не знаю, может, я и впрямь это сделал неправильно. Значит, не имею права сказать ему: они не поняли меня, а ведь я у тебя самый лучший. Но, с другой стороны, не годится человеку с малых лет знать, что такое остракизм. Рабом вырастет, сможет лишь повторять за другими, а сам – ни-ни… И хватит, говори дело!
– Нахватался слов умных, – проворчал Семен. – Остракизм, остракизм… Лола твоя до сих пор этак небрежно, знаешь, осведомляется, как ты… здоров ли… модны ли рубахи, которые тебе подружки твои подбирают… Нет там тебе работы, – почти мстительно продолжил Семен. – Черт его знает, что за станция, она не по моему отделу шла. Астрономы что-то вынюхали на Солнце. Из-за станции этой, знаешь, два объекта законсервировано, а еще у семи отложено начало работ на неопределенный срок.
– Но с чего туризм-то закрыли?
– Какой туризм?
– На Меркурий.
– Откуда я знаю? – Семен развел руками. – Впервые слышу. Туризм… У меня своей работы навалом! Да и дочурки в основном на мне… Если я, знаешь, еще туризмом начну… Станция и станция! Не поставили меня в известность, не сочли нужным – и спасибо от всей моей души! Надо делать свое дело!
– Да угомонись! – засмеялся Андрей. – Я слова не сказал!
– Я вижу, куда ты гнешь. Полез не в свое дело – вот как твой подвиг называется. Я даже голову не хочу, знаешь, себе ломать – правильно ты Шар сжег или неправильно. Но наказали тебя справедливо. Потому что взялся не за свое дело. И, разумеется, дров наломал. Для каждого дела есть специалисты.
– Ладно, – сказал Андрей. – Счастливо оставаться, прости, что вторгся.
– Погоди, – запнувшись, пробормотал Семен. – Ты бы, знаешь, зашел как-нибудь?..
– Да что я тебя отрывать буду.
