– Может, ты заболел? Или у тебя проблемы? – деловито осведомилась одноклассница. Она поставила на парту огромную прозрачную сумку, где были учебники, яблоко, пудра, пачка сигарет, томик Ницше. – Мы собираемся организовать клуб для обсуждения современных мыслителей. У тебя какой любимый философ? Например, у меня – Фридрих Ницше. Если хочешь, я могу тебе дать почитать его книгу до понедельника.
Тихон покачал головой:
– В другой раз, хорошо, Лиля?
– Ладно! Поговорим на следующей неделе, – с надеждой в голосе ответила она и отошла.
Тихон опять уронил голову на скрещенные руки и забылся. Потом он проснулся оттого, что с шумом захлопнулась створка окна, и тут же подумал об Ольге.
Ночью он дождался, когда Аполлинария уйдет, для верности полежал еще минут пятнадцать и только потом ринулся из дома.
Он был уже завсегдатаем ночных улиц и шел, насвистывая песню, что слышал вчера по радио. Даже глаза его (так ему казалось) научились лучше видеть в темноте. С радостью он вошел в лабиринт узких улочек и до странности легко нашел ее дом, как будто бы здание само выдвинулось ему навстречу. Нащупав кнопку, позвонил. Она все никак не открывала, и он подумал было, что ее нет дома.
Наконец на лестнице послышались легкие шаги. Дверь открылась, и Тихон прижался губами к губам Ольги. Она не отстранилась и не двигалась. Поднявшись вслед за ней в комнату, он сел на матрац, не дожидаясь приглашения. Ольга свернула сигарету и предложила ему. Они курили молча, но тишина беспокоила его.
– У тебя все в порядке? – наконец спросил он.
– Да, – ответила она.
Заметив, что он ей не верит, она положила окурок в жестянку и, склонившись к Тихону, провела языком по его покорно закрывшимся векам, по его губам.
Она задумалась. Тихон заволновался, что ей стало с ним скучно, однако заговорить или дотронуться до нее не решился. Так они пролежали в молчании еще несколько минут. Наконец она поднялась и сказала:
– Пошли, а? Тихон повиновался.
Они вышли кривыми переулками и шли долго, часто сворачивая, так что голова закружилась. Ольга остановилась у железной двери и нажала на кнопку. Немедленно открылось оконце и тут же закрылось. Тихон услышал, как кто-то отпирает замок. Дверь распахнулась, и огромный человек пропустил их внутрь. Тяжелая усталая музыка раздавалась из динамиков в совсем почти пустом, плохо освещенном зале с танцплощадкой, на которой никто не танцевал. Несколько человек сидели у стойки, еще пятеро или шестеро стояли вдоль стен, скучая.
Ольга показала Тихону на высокую табуретку. Он сел и чуть не упал. Бармен поставил перед ними два стакана и поднял бутылку. Жидкость оказалась терпкой, с привкусом мяты. Тихон вдруг заметил, как кто-то кладет руку на плечо Ольге, и вокруг одного пальца на этой руке шел синий татуированный круг. Потом он увидел лицо, длинное, с очками на носу и совершенно бескровными губами. Ольга заговорила с мужчиной. Из-за громкой музыки Тихон ничего не мог разобрать в их разговоре со своей табуретки. Кто он ей, бывший любовник, брат? – лихорадочно думал он.
Он ревниво вытягивал шею, напрягая слух. Раньше ему казалось, что он успел узнать Ольгу очень хорошо за те несколько ночей, что они провели вместе. Даже как будто он знал ее лучше всех прочих своих знакомых. А теперь стало очевидно, что он не знает ее, и даже хуже, чем не знает. Что есть любовь – знание или самообман? (спросил себя Тихон). И когда ты видишь настоящее лицо женщины: когда любишь – бесконечное сияющее лицо, или, разлюбив – лицо случайной прохожей?
Он вздрогнул: рука легла на его колено. Прикосновение было легким, словно паук пробежал. Тихон поднял глаза. Перед ним стояла ярко накрашенная девушка в короткой юбке. Лицо ее, круглое и большеглазое, казалось просто измазанным в тенях и помаде.
– Я тебя тут раньше не видела. Тебя как зовут?
Ему пришлось ответить, но он тут же отвернулся, чтобы взглянуть на Ольгу.
Девушка не отходила. Чуть пританцовывая, она продолжала задавать вопросы: где и кем он работает, с кем тут дружит. Он не знал, как от нее отвязаться, и потому продолжал отвечать. Оттого, что гремела музыка, ему приходилось изо всех сил напрягать голос, так что заболело горло. Он ждал, чтобы кусочки льда в стакане побыстрее растаяли, и напиток не был таким обжигающе-холодным.
Тихон потерял счет времени. Горло саднило, а телу было жарко. Ольга все еще говорила с длиннолицым, как будто позабыв про Тихона. «Что, если она уйдет с ним?» – в ужасе подумал подросток. На секунду она обернулась к нему, и Тихон встретил ее умоляющим взглядом.
Она взяла его руку в свою (сердце взыграло от радости), но снова обернулась к незнакомцу. Она держит меня, как вещь, думал Тихон; именно этого я и хочу – принадлежать ей. Но она не смотрит в мою сторону. Она разговаривает с другим. Она смеется. Ее лицо совсем близко. Она серьезна, она прикрывает глаза, наклоняется еще ближе к мужчине, шепчет. Губы почти касаются мочки его уха. Он говорит что-то в ответ; она откидывает голову, пожимает плечами. Мужчина в задумчивости качает головой.
Ольга должна принадлежать мне, как я принадлежу ей, думал Тихон. Иначе – какой же смысл? Быть вещью в ее руке – да, но чтобы и она – в моей! Ее ладонь была горячей, а пальцы Тихона – холодными, хотя ему было очень жарко. Под ложечкой снова засосало: кто она, Ольга? Кто она?
Если Ольга уйдет с этим типом, то не бывать им никогда на том континенте. Ведь там все должно быть легко, там она из белой кошки должна стать женой, а он будет носить сомбреро, над ними будут все время пролетать стаи птиц; нельзя, чтобы это исчезло.
– А Валеру ты знаешь? Валеру с Речной? – не унималась девушка.
Она действительно была похожа на паука с длинными руками и ногами, почти без туловища. Тихон кивнул, хотя не знал никакого Валеры, и девушка стала, хихикая, рассказывать про Валеру и шофера автобуса. Как Тихон ни напрягал слух, он не мог разобрать ничего, что говорила Ольга. Он кинул на девушку сердитый взгляд, но она не заметила.
Разозлившись, Тихон громко проговорил, удивляясь своей смелости:
– Ольга, а Ольга! Все уже, пора идти.
Она в изумлении открыла глаза, потом сказала, засмеявшись:
– Слушаю и повинуюсь.
Повернувшись к мужчине в очках, она быстро попрощалась, а тот кивнул и отвернулся.
Они вышли на все еще темный, пахнущий морем воздух. Как жалобные дети, кричали перед рассветом чайки. Тихон шел насупившись и молчал, чтобы Ольга заметила его гнев. Он ждал, что она дотронется до него, заставит остановиться, обовьет его шею руками. Но она тоже шла молча. Несколько раз он искоса бросал на нее взгляд, но она не поворачивалась. И весь его гнев улетучился, ушел к тоскующим чайкам. Остался только страх, что она рассердилась и больше его не простит.
Он взял ее за руку. Она не сопротивлялась, но продолжала молчать. Еще худшая мысль пришла ему в голову: что, если она просто забыла, что он идет рядом? Может быть, она строит планы, в которых нет места для него, Тихона, а каким-то образом задействован мужчина в очках и с татуировкой.
– Он тебе дал пузырек с таблетками, – сказал Тихон, неожиданно вспомнив, как рука мужчины скользнула в карман, а потом в сумочку Ольги. – Для чего?
– Я плохо сплю, – устало проговорила она.
Тихону стало стыдно, как если бы она сказала: спать и то интереснее, чем говорить с тобой. И хотя он подозревал, что было бы лучше промолчать, он все-таки сказал:
– А в Бразилию ты еще хочешь ехать? Она улыбнулась:
– На какие деньги?
Они прошли еще несколько шагов, и она спросила:
– В той гостинице, где ты живешь, там ведь должен был сейф?
Он тут же ответил:
– Да, есть, я знаю, за конторкой. Ольга почесала голову и проговорила:
– Как ты думаешь, ты мог бы деньги оттуда достать? Мы бы тогда на них купили себе паспорта.
Тихон сначала не понял, что она предлагает.
