увеличивали вал из человеческих тел.
Сны. В госпитальной ночи мать подходила к раненому сыну, и открывалось синее небо, и хотелось оправдаться перед матерью за огромную войну. Во сне кричали громко, отчетливо:
- Осторожней! Слева, бей!
- Опомниться, опомниться не давай!
- Мадам, вы в своем уме?
Известие о революции Макария потрясло.
Охрименко доволен: наконец-то власть перешла к тем, кто умел делать дело, кто сумеет наладит жизнь и победить в войне.
Может быть, и Охрименко и все остальное снится ослепшему летчику? Скоро приедут с хутора и заберут Макария. Тогда не будет воскресшего из мертвых штабс-капитана, наступит покой.
Среди говорящих Макарий начинает различать новый голос, ему все возражают, а он твердит: войну надо кончать.
Охрименко говорит:
- Россия свободна. На ее заводах и полях трудится много толковых работников. Они выработали большой опыт управления в земствах, кооперативах, профессиональных союзах, военно-промышленных комбинатах. Только победа укрепит завоеванную свободу!
Он уже забыл, что несколько дней назад с презрением вспоминал окопы.
Макарий как будто защищает тихоходного товарища на 'Вуазене' и вмешивается в спор невидимых бойцов.
- Разве здесь среди раненых офицеров есть враги России? - кричит он.
Но его не понимают. Врагов России нет, но есть враги друг другу. Он кричит, а его не слышат.
В самой же России, судя по газетам, все перевернулось. В Киеве на заседании Совета офицерских депутатов постановлено удалить портреты лиц бывшей династии Романовых из общественных учреждений. В Баку по улицам дефилируют разоруженные полицейские с красными лентами на руках. В Одессе воспрещена продажа вина и шампанского. Передовая статья в 'Утре России' заканчивалась призывом воздвигать опору радостной родины, ибо все теперь вольные каменщики. Из Ставки Временному правительству послана телеграмма о преисполнении всеми частями намерения довести войну до победного конца. Духовенство обращается с воззванием: 'Не губите междоусобиями великого отечества, да победим скорее немцев!' В Средиземном море потоплен подводной лодкой французский броненосец 'Дантон'. В селе Ясная Поляна собралась огромная толпа крестьян и рабочих, пела 'Вы жертвою пали в борьбе роковой'. В Таганрогском округе - наводнение, много жертв.
Из напечатанных писем читателей до Макария доходили обрывки переворачиваемой жизни. Порой невозможно было разобрать, где правда, а где выдумка. Самарские священники заявили, что веками духовенство находилось в рабском подчинении у правительства и вынужденно молчало даже там, где попиралась Божья правда. У харьковских же промышленников появились новые лозунги: удешевление товаров; понесем убытки для счастья родины!
Напечатана Декларация прав солдата, отменена смертная казнь.
На Лубянской площади, Сретенке, Покровке, Арбате отдельные личности собирали большие толпы и призывали прекратить войну, но едва уносили ноги, так как возмущенные обыватели грозили самосудом.
Впрочем, по поводу самосудов - вранье, говорил Еремин, противник Охрименко, и без устали спорил с другими офицерами. Но в госпитале, кроме офицеров, были и солдаты. Макарий слышал на собрании их неторопливые речи о долге перед Россией и кровавом Вильгельме, собирающемся утопить в крови революцию. Представлял себе ефрейтора Штукатурова и вспоминал замутненные усталостью его глаза. И эти солдаты, на словах соглашавшиеся воевать, не давали прогнать с трибуны Еремина. Они как будто думали одно, не пускали в свои мысли офицера, говорили другое, то, что хотели услышать опьяненные свободой господа.
Макарий знал, что солдат подобен муравью и жизнь его дешево стоит в командирских расчетах, ибо нельзя воевать жалея. Невосполнимой потерей считалась только убыль офицеров. Смиренность Штукатурова была крестьянской чертой; он мыслил себя частицей своей общины, ждал милости Создателя и был покорен судьбе.
Где теперь Штукатуров? Сбылось ли его предчувствие, которое он просто написал на почтовой карточке: 'Я убит сего числа' - и где ротному командиру оставалось только проставить дату? Но если Штукатуров не погиб? Сохранил ли он прежнюю смиренность?
Голоса читавших Макарию доносили новые известия. 'Разгромы имений. Беженцы. Председатель корчевской уездной управы Корвин-Литвицкий сожжен крестьянами вместе с усадьбой; лес вырублен'.
'Постановление бывших уголовников. Баку. По сведениям 'Известий Исполнительного Комитета' ночью за городом состоялось собрание бежавших уголовных арестантов, на котором они постановили впредь не совершать преступлений в пределах г. Баку под угрозой смерти со стороны товарищей'.
'Брошюры о войне. 'Кому нужна война' - под таким заглавием большевистская газета 'Правда' издает брошюру в количестве 200000 экземпляров, предназначенную для распространения по всей России. В противовес этой агитации центральный военно-промышленный комитет организовал энергичную защиту идеи необходимости доведения войны до победы и обратился к проф. М. И. Туган-Бараневскому с просьбой принять на себя труд по возможно скорейшему составлению соответствующей агитационной брошюры'.
'В селе Бугринском (Томск. у. ) на сельском сходе принято постановление о введении в России республиканского образа правления'. 'Жертвы революции в Петрограде. Николаевский военный госпиталь. Умершие от ран. Рабочий трубочного завода Иван Дмитриев. Рядовой зал. бат. л. - гв. Павловского полка Семенов. Крестьянин Григорий Ефимович Федотов. Подпоручик зап. бат. л. - гв. Волынского полка Михаил Данилов. Штабс-капитан того же полка Лашевич. Подпрапорщик того же полка Иван Зениц... рядовой Павел Ежов... Игнатий Мотыль... капитан Романов... Мария Никитина, 17 лет... Неизвестная женщина, 20 лет... Иван неизвестной фамилии...'
Убитых и раненых было много, Макарию называли не всех, а только тех, кто почему-то вызывал интерес читающих.
- Стражник государственного банка; множественные поражения головы с повреждением черепных костей, резаное ранение плеча.
- Чугунов Кондратий Матвеевич, 35 лет, измят автомобилем.
- Медведев Иван, раздавлен автомобилем.
- Дубов Николай, привезен с Николаевского вокзала, припадок буйства.
- Четыре-пять раненых во время стрельбы с крыши артиллерийского училища, все рядовые.
- Иощенко Петр, ефрейтор л.-гв. Преображенского полка, ранен штыком в левое бедро.
Не счесть, видно, всех. И страшно представить картину, где все бегут, стреляют, мчатся, колют друг друга штыками. Не хочется верить, что это правда. Такая правда не укладывается в представление об армии.
Макарий как будто увидел давнюю солдатскую ночевку среди тишины и сонных туманных полей; бородатые дядьки ведут медленные беседы о нечистой силе, о видениях, о разбойниках; стрелявшая днем артиллерия умолкла, потрескивают костры, отбрасывают качающиеся тени, и чудится, что время остановилось еще на скифском походе и нет никакого прогресса, никакой культуры, кроме разве что скорострельных пушек; и звучит заунывная песня...
И снова сообщения из городов и губерний. Война. Бои. Обстрелы. Прапорщик Вишняков на Западном фронте подбил 'Альбатрос'.
Чтение прервалось.
- Сынок! - сказал голос деда. - Макарушка?
На Макария повеяло далеким-далеким, он приподнял руки вперед, обнял колючего, пахнущего старым тулупом Родиона Герасимовича и заплакал. Потом он услышал хрипловатый юношеский голос, кто-то другой обнял Макария, сказал, что заберут его домой. Виктор?
