самым идиотским (или зловредным) способом отреагировали на его возражение.
На сей раз Сталин был решителен и назвал позицию редакции «троцкистско-меньшевистской», «гнилой, антимарксистской», отвергающей новаторский опыт Ленина.
Оказалось, автором материала был Зиновьев. Но Сталин не стал педалировать это, а потребовал смены ответственного редактора Кнорина. Кнорина понизили до рядового члена редколлегии, Зиновьева из редколлегии вывели, ответственным секретарем назначили бывшего «бухаринца», заведующего отделом культуры и пропаганды ЦК ВКП(б) А. И. Стецкого.
Казалось бы, конфликт разрешен. Но остался вопрос с Энгельсом. «Большевик» предложил новую редакционную статью, введя в нее взгляды Сталина по поводу работы классика. Сталину это не понравилось, он посчитал «неразумным» сопоставление Энгельс — Сталин. Сначала он попытался править статью, потом бросил. Он попал в идеологическую ловушку: нельзя «охаивать» Энгельса, нельзя «умалять» роль Ленина, нельзя разоружать коминтерновцев в Германии и нельзя унижать Россию (пусть и царскую). Поэтому никакой редакционной статьи не появилось. Пришлось наступить на горло теории во имя государственных интересов.
В этом эпизоде Сталин еще раз убедился, что возглавляемому им государству не совсем подходят идеологические рамки марксизма.
Говоря «еше раз», мы имеем в виду и непрекращающуюся борьбу центра с национальной элитой. Его особенно тревожили поведение руководителей Украины и постоянные попытки украинской интеллигенции защититься, как они говорили, от «русификации». Сталин не имел ничего против «культурной автономии» и отбирал у регионов их права, считая естественным усиление централизации власти.
Республиканские правительства должны были выступать в роли менеджеров Москвы, а не самостоятельных политиков. Именно здесь, в борьбе за власть, пролегала главная линия конфликта. У республик отпали самостоятельные силовые органы (еще в 1930 году были расформированы республиканские комиссариаты внутренних дел, в 1933 году вновь созданной Прокуратуре СССР подчинили республиканские прокуратуры; то же касалось и органов экономического управления). Сталинская практика все заметнее перестраивала «ленинскую национальную политику», завершая давний спор Сталина и Ленина о принципах создания СССР. Тех, кто препятствовал этому процессу, ждала печальная судьба: они попадали под несущийся поезд государственной необходимости.
Так, 8 июля 1933 года в собственном кабинете застрелился председатель Госплана и заместитель председателя Совнаркома Украины, член Политбюро ЦК КП Украины Николай Скрыпник. Он был заслуженным партийным деятелем, делегатом III съезда РСДРП (Лондон, 1905), во время Октябрьской революции являлся членом Военно-революционного комитета.
В июле 1927 года Всеукраинский Центральный исполнительный комитет и Совет народных комиссаров УССР выпустили постановление: «Об обеспечении равноправия языков и о содействии развитию украинской культуры». Целью документа являлось проведение дальнейшей украинизации бывшей Малороссии, вытеснение с ее территории русского языка. Право оставаться русскоязычными в УССР сохраняли только выходцы из Великороссии. Коренное население республики объявлялось самостоятельной украинской нацией и обязывалось перейти на украинский язык, на котором отныне разрешалось вести научную и педагогическую деятельность, судопроизводство, делопроизводство (исключения допускались лишь в заведениях, специально предназначенных для обслуживания национальных меньшинств). Во всех центральных учреждениях организовывались ведомственные комиссии, задачей которых являлась «выработка мер к полной украинизации» соответствующих государственных структур. Сотрудники всех государственных учреждений и организаций, замеченные в «отрицательном отношении к украинизации», согласно постановлению увольнялись в административном порядке, «без выдачи выходного пособия и без предупреждения». В отдельном пункте указывалось, что за несоблюдение положений данного постановления «виновные подлежат уголовной ответственности».
Именно Скрыпник активно проводил политику «украинизации». При нем свыше 80 процентов общеобразовательных школ и 30 процентов вузов стали украиноязычными, что вызвало недовольство в промышленных районах республики и крупных городах, традиционно ориентированных на русский язык и русскую культуру. Разрыв в количестве украиноязычных школ и вузов (80 и 30 процентов) иллюстрирует эту коллизию: вузовская традиция была русской. В 1928 году Скрыпник утвердил проект государственной комиссии о новом украинском правописании. В числе предложений был и перевод украинского языка на латинский алфавит (эта идея, напомним, будоражила умы и в Москве, но была отвергнута Сталиным). Скрыпник отказался от латинизации, зато утвердил новое правописание, которое отдаляло украинский от русского языка (транслитерация осуществлялась способом, более приближенным к западноевропейским языкам). Это был не первый замеченный Сталиным шаг в сторону от государственного единства. Еще раньше Скрыпник резко возражал против укрепления бюджетного централизма.
В итоге присланный в начале 1933 года на Украину Постышев начал против Скрыпника кампанию критики, сместил его с должности наркома просвещения и заставил каяться в «национал-уклонизме».
Говоря на XVII съезде о национальном вопросе, Сталин вспомнил и своего сослуживца по Юго- Западному фронту: «Грехопадение Скрыпника и его группы на Украине не есть исключение, такие же вывихи наблюдаются у отдельных товарищей и в других национальных республиках».
И объяснил, что «украинский национализм сомкнулся с интервенционистами». Это был явный намек на Польшу и, что было менее явным, — на политику кайзеровской Германии по отделению Украины и на восточные планы Гитлера.
Все это — вопросы языкознания и культуры, геополитика, централизация, подготовка населения к войне и еще многое другое — образовывало панораму интеллектуальной деятельности нашего героя. За глаза окружающие звали его Хозяином. Когда это слово произносилось при нем, он раздражался: «Какой я хозяин? Я не среднеазиатский бай!»
Именно в 1930-х годах Сталин стал ощущать себя русским, о чем говорил в такой форме: «Я русский человек грузинской национальности». Такое же двуединое содержание он требовал и от других: сперва русское государство, культура, язык, а потом и ваши личные привязанности и особенности.
Светлана Аллилуева еще в детстве отметила его отношение к России: «Отец полюбил Россию очень сильно и глубоко, на всю жизнь. Я не знаю ни одного грузина, который настолько бы забыл свои национальные черты, и настолько сильно полюбил бы все русское. Еще в Сибири отец полюбил Россию по- настоящему: и людей, и язык, и природу. Он вспоминал всегда о годах ссылки, как будто это были сплошь рыбная ловля, охота, прогулки по тайге. У него навсегда сохранилась эта любовь»261.
Взгляд Сталина на русский народ отличался и от взгляда Горького, который этот народ, точнее крестьянство, очень не любил. Эта особенность вдруг выскочила наружу в августе 1934 года накануне съезда писателей. Так, Горький писал в одной из статей, что «на фабрики, заводы, в города идет старинка, замордованная, все еще дикая деревня», тогда как Сталин относился вообще к русской деревне и к деревне коллективизации гораздо теплее и оптимистичнее.
Создание Союза писателей явилось революционным событием в культурной жизни. В специальную комиссию Политбюро по подготовке съезда входили Сталин, Каганович, Постышев, Стецкий, Гронский. Сталин не захотел никому поручать ее руководство.
Съезд писателей был организован не для Горького, хотя старика всячески ублажали, а для другой цели. «Именно он оформляет и укрепляет интеллигенцию народов СССР под флагом советов, под флагом социализма. Это очень важно для нас» (Сталин — Кагановичу. 25 августа 1934 года).
Некоторые делегаты пытались затеять склоку в рапповском духе, но недавно избранный секретарем ЦК партии А. А. Жданов (бывший секретарь Нижегородского крайкома, выдвиженец Кирова) быстро угомонил творцов, пригрозив собранной в чрезвычайном порядке группе писателей-коммунистов ответственностью перед ЦК. По прямому указанию Сталина в повестку был включен доклад о связях национальных литератур с русской литературой. О серьезности этой темы свидетельствует следующий эпизод. Еще до отъезда в отпуск Сталин встречался с грузинским писателем М. Торошелидзе для ознакомления с основными положениями его доклада. Узнав, что грузинская литература фактически родилась после Октябрьской революции, не без сарказма заметил: «Передайте грузинским писателям от моего имени, что если они не могут создать нечто подобное тому, что создали наши предшественники в области культуры и литературы, пусть хоть окажутся в
