Михоэлсу людей. Впрочем, степень этой близости не надо преувеличивать: он общался со знакомым Михоэлса И. И. Гольдштейном, старшим научным сотрудником Института мирового хозяйства и мировой политики (директор Е. С. Варга). За Гольдштейном был грешок: некогда он состоял в Бунде, исключался из ВКП(б).
Узнав о том, что Гольдштейн вхож в семью родственников вождя, Евгении Аллилуевой (бывшей жены Павла Аллилуева, внезапно скончавшегося до войны), Михоэлс попросил его сблизиться с дочерью Сталина и его зятем.
С семьей Павла Аллилуева Сталина связывали неприятные воспоминания: именно Павел подарил Надежде пистолет, из которого она застрелилась. Кроме того, согласно одной из версий, Павла отравила его жена Евгения, имевшая любовника. Этот любовник, Н. В. Молочников, был сейчас ее мужем и, кроме того, секретным сотрудником МГБ.
Гольдштейн знал П. Аллилуева и его жену еще с 1929 года по работе в советском торгпредстве в Берлине.
Также Гольдштейн вместе с Варгой участвовал в 1922 году в подготовке для Сталина доклада о перспективах советско-германского экономического сотрудничества. Словом, доктор экономических наук Гольдштейн был фигурой солидной, его вхождение в круг дочери вождя произошло естественно.
Однако разговоры, которые велись во время его встреч со Светланой и Григорием, касались и самого Сталина. Когда в мае 1947 года Светлана развелась с мужем, Е. А. Аллилуева, не задумываясь, воскликнула, намекая на недавний инсульт Сталина: «Что, твой папочка совсем выжил из ума?!» По тональности вопроса видно критическое отношение Евгении Александровны к своему державному свойственнику. Думается, и разговоры в присутствии Гольдштейна были достаточно откровенными.
На допросе в МГБ Гольдштейн рассказал, что в июле 1947 года он встретился с Михоэлсом в Еврейском театре и сообщил ему о разводе дочери Сталина. На это Михоэлс якобы ответил: «Да, печальная история для нас, Морозову так и не удалось закрепиться в семье Сталина… Но надо восстановить этот брак»568.
Трудно сказать, насколько правдивы показания Гольдштейна, возможно, он дал их под пыткой. Однако бесспорно внимание к личной жизни Сталина со стороны Михоэлса и обостренное внимание МГБ к этой проблеме569.
Небезынтересно, что отец Г. Морозова, сват Сталина Г. В. Мороз, в это время выдавал себя за старого большевика и профессора, рассказывая окружающим о своих встречах (выдуманных) со Сталиным. На самом деле он был мелким коммерсантом, во время НЭПа владел аптекой, отсидел год в заключении за дачу взятки должностному лицу, потом работал бухгалтером. После женитьбы сына на дочери вождя он познакомился с П. Жемчужиной и устроился на работу заместителем директора по административно- хозяйственной части Института физиологии, после чего стал «ученым».
Что чувствовал Сталин, читая донесения МГБ о таких «родственниках»?
Ответ на этот вопрос дал он сам, однажды сказав дочери: «Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька»570.
Если его враги, связанные с Америкой, тянут руки к его семье, то это означает, что наступил предел терпению. Таков эмоциональный фон трагедии, в которой отразилось еще одно поражение Сталина. Он перестал верить даже дочери, которая, как он ей сказал, допускает «антисоветские высказывания». В узком кругу соратников он тоже увидел предателей: жена Молотова была связана с Михоэлсом.
Он был оскорблен. ЕАК как вырвавшаяся из-под контроля организация, получившая огромную поддержку мирового еврейства, теперь представлял небывалую опасность, превратился в центр американского влияния. Михоэлс стал для Сталина в чем-то подобен Троцкому.
Поэтому все, кто был причастен к вторжению ЕАК в его семью, должны были быть наказаны, а Михоэлс в силу масштабности его фигуры — тайно уничтожен.
Все так и произошло. Е. А. Аллилуева, ее муж Молочников, вдова Реденса — Анна, их окружение, сват Мороз — все они лишились свободы. Но Григория Морозова, своего зятя, Сталин не тронул.
Десятого января 1948 года Абакумов представил Сталину показания Гольдштейна «о работе Михоэлса на американскую разведку» и сборе информации о Сталине через родственников.
Вечером 12 января сотрудниками МГБ Михоэлс и сопровождавший его Голубов-Потапов были вывезены на загородную дачу министра государственной безопасности Белоруссии Л. Ф. Цанавы и задавлены грузовиком. Затем их тела были сброшены на окраине города и обстановке был придан вид дорожно- транспортного происшествия.
Михоэлса похоронили с почестями, в «Правде» был напечатан большой некролог, состоялся вечер памяти. Внешне все было благопристойно, и мало кто заподозрил что-либо неладное. Однако, как потом говорил преемник покойного на посту директора Еврейского театра В. Л. Зускин, П. Жемчужина на похоронах чуть слышно произнесла: «Это было убийство»571.
Но если попытаться проследить логику выбора нашим героем способов действий против Михоэлса, то нетрудно понять: вина последнего у Сталина не вызывала сомнений, а значит, он должен был понести кару. Можно ли было организовать открытый судебный процесс, обвинить руководителя ЕАК в шпионаже, сотрудничестве с американской разведкой? Наверняка этот вариант мог обсуждаться. И наверняка был отвергнут, потому что на открытом процессе всплыли бы вся комбинация с приманкой в виде Крыма для создания еврейской республики и игра с американскими еврейскими организациями. Пойти на это Сталин не мог ни при каких обстоятельствах. А если бы на процессе выяснилось, что его родня связана с окружением Михоэлса, то выплыл бы и мотив личной мести. Словом, руководитель государства оказался бессилен. Выбрав убийство, он совершил не просто преступление, но и расколол советскую правящую элиту. Отныне правила поведения внутри нее становились иррациональными.
Сталин вряд ли это понял. Отомстив противнику, он занялся решением других задач, которые целиком занимали его внимание.
Одна из таких комбинаций — создание государства Израиль. Несмотря на то что М. Литвинов, бывший посол в США, предостерегал от попыток влиять на сионистское движение и вмешиваться в палестинские дела, Сталин принял противоположное решение. Литвинов считал, что советское влияние не возымеет нужного воздействия, но Сталину нужно было не просоветское еврейское государство, а внедрение в Ближневосточный регион.
Проект «Республика Крым», кроме надежды на получение кредитов, заключал в себе еще одну приманку: привлечь внимание лидеров мирового сионистского движения к Советскому Союзу, способному решать их проблему и вне Палестины. Таким образом, Сталин получил возможность стать новым участником англо-американо-еврейской дискуссии. Он не хотел, чтобы палестинский вопрос решался без участия Москвы.
Англичане противились созданию еврейского государства, так как были связаны в нефтяных делах с арабскими монархами и боялись, что появление нового игрока перевернет все с ног на голову. Американцы отчасти поддерживали евреев, что объяснялось двумя причинами: наличием в стране мощного еврейского лобби и интересами собственных нефтяных компаний.
Государственный же департамент США идею создания Израиля не поддерживал, так как в этом вопросе шел в фарватере англичан, считавших, что нельзя подрывать порядок в нефтеносных регионах.
Советская дипломатия, используя противоречия в западном лагере, стала посылать сигналы о необходимости создать на подмандатной английской территории Палестины независимое демократическое еврейское государство. Параллельно с лета 1946 года велась заброска через Румынию советских разведчиков, чтобы создать в Палестине нелегальную структуру, «которую можно было бы использовать в боевых и диверсионных операциях против англичан» (П. Судоплатов). В Палестину переправлялись деньги и оружие.
Поэтому СССР поддерживал процесс создания Израиля, начиная от политического признания и до поставок оружия из Чехословакии (включая 25 трофейных немецких самолетов ME-109).
У некоторых израильских генералов и офицеров в палатках были портреты Сталина.
Не забудем, что нефтеносный Ближний Восток являлся геополитической составляющей «плана Маршалла», и Сталин, поддерживая сионистов, взрывал регион, чтобы воспрепятствовать поставке в Европу дешевой арабской нефти.
