Кроме того, в политические обстоятельства с конца 1921 года вмешался новый фактор: ухудшение здоровья Ленина. Он переехал в подмосковную деревню Горки, где стал жить постоянно. В марте 1922 года он почувствовал себя хуже, усилились головные боли. Этот фактор, безусловно, заставил Ильича определиться.
В существующем конфликте Троцкого и Сталина он должен был, не доводя дело до крайностей разрыва, укрепить, прежде всего, собственные позиции лидера и стратега.
Выбирая, он должен был учесть следующее: «Нет никакого сомнения в том, что для текущих дел Ленину было во многих случаях удобнее опираться на Сталина, Зиновьева или Каменева, чем на меня. Озабоченный неизменно сбережением своего и чужого времени, Ленин старался к минимуму сводить расход сил на преодоление внутренних трений. У меня были свои взгляды, свои методы работы, свои приемы для осуществления уже принятых решений. Ленин достаточно знал это и умел уважать. Именно поэтому он слишком хорошо понимал, что я не гожусь для поручений. Там, где ему нужны были повседневные исполнители его заданий, он обращался к другим»104.
Сказано достаточно ясно.
Поэтому Ленин не мог не понимать, что Троцкий гораздо больший конкурент лично ему, а Сталин на роль стратега не претендует.
Вот еще один взгляд, из родственного окружения Ленина (М. Ульянова): «Характерен в этом отношении случай с Троцким. На одном заседании ПБ Троцкий назвал Ильича „хулиганом“. В. И. побледнел как мел, но сдержался. „Кажется, кое у кого тут нервы пошаливают“, что-то вроде этого сказал на эту грубость Троцкого, по словам товарищей, которые передавали мне об этом случае. Симпатий к Троцкому и помимо того он не чувствовал — слишком много у этого человека было черт, которые необычайно затрудняли коллективную работу с ним. Но он был большим работником, способным человеком, и В. И., для которого, повторяю, дело было на первом плане, старался сохранить его для этого дела, сделать возможным дальнейшую совместную работу с ним. Чего ему это стоило — вопрос другой. Крайне трудно было поддерживать равновесие между Троцким и другими членами ПБ, особенно между Троцким и Сталиным. Оба они — люди крайне честолюбивые и нетерпимые.
Личный момент у них перевешивает над интересами дела. И каковы отношения были у них еще в первые годы советской власти, видно из сохранившихся телеграмм Троцкого и Сталина с фронта к В. И.
Авторитет В. И. сдерживал их, не давал этой неприязни достигнуть тех размеров, которых она достигла после смерти В. И. Думаю, что по ряду личных причин и к Зиновьеву отношение В. И. было не из хороших. Но и тут он опять-таки сдерживал себя ради интересов дела»105.
Самое главное — Ленин был в союзе со Сталиным против Троцкого.
Поэтому когда Троцкий говорил, что назначение Сталина на пост генерального секретаря проходило под сильным давлением со стороны Зиновьева и при нежелании Ленина, он не понимал, что Ленин вел тонкую игру. Лидер не собирался полностью устранять Троцкого.
Дальнейшие события развивались стремительно. 25 мая Ленин перенес первый инсульт (тогда это называли ударом). У него нарушилась речь, была легко парализована правая сторона тела.
То, что Троцкий узнал об этом только на третий день, показывает, что обстановку контролировали другие люди.
«Цербер Ильича» оправдывал доверие. Это проявилось и в такой деликатной и грешной (с точки зрения христианской традиции) ситуации, как просьба Ленина к Сталину о содействии в самоубийстве. 30 мая 1922 года сразу после первого удара между Лениным и Сталиным состоялся в Горках разговор, о котором потом поведала в своих воспоминаниях сестра Ленина М. И. Ульянова.
У этого разговора была своя предыстория.
Ленин предвидел, что умрет именно от инсульта, так как от этой же болезни умер в возрасте 55 лет и его отец. Поэтому еще зимой 1920 года, почувствовав ее симптомы в виде сильных головных болей, он однажды обратился к Сталину с просьбой: в случае, если его разобьет паралич, чтобы не влачить жалкого существования, пусть Сталин даст ему цианистого калия, смерть от которого наступает быстро и безболезненно. И Сталин обещал.
Тридцатого мая Ленин потребовал, чтобы Сталин приехал. Разговор у них был короткий, без свидетелей. Он длился всего пять минут. Ленин напомнил Сталину о том обещании.
Трудно представить, в каких выражениях они разговаривали. Ленин мог напомнить, как Сталин в 1917 году брил ему бородку и отвозил на станцию Разлив возле Сестрорецка. Скорее всего, Ленин мог окрасить свои слова легкой иронией, чтобы облегчить свою задачу. Ведь он ставил Сталина в трудное положение.
Вот как передает это М. И. Ульянова: «С той же просьбой обратился В. И. к Сталину в мае 1922 г. после первого удара.
В. И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Сталина. Эта просьба была настолько настойчива, что ему не решились отказать. Сталин пробыл у В. И. действительно минут 5, не больше. И когда вышел от Ильича, рассказал мне и Бухарину, что В. И. просил его доставить ему яд, так как, мол, время исполнить данное раньше обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И., и Сталин вышел. Но потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В. И., и Сталин вернулся снова к В. И. Он сказал ему, что переговорив с врачами, он убедился, что не все еще потеряно, и время исполнить его просьбу не пришло. В. И. заметно повеселел и согласился, хотя и сказал Сталину: „Лукавите?“ — „Когда же Вы видели, чтобы я лукавил“, — ответил ему Сталин. Они расстались и не виделись до тех пор, пока В. И. не стал поправляться, и ему не были разрешены свидания с товарищами.
В это время Сталин бывал у него чаще других. Он приехал первым к В. И., Ильич встречал его дружески, шутил, смеялся, требовал, чтобы я угощала Сталина, принесла вина и пр. В этот и дальнейшие приезды они говорили и о Троцком; говорили при мне, и видно было, что тут Ильич был со Сталиным против Троцкого. Как-то обсуждался вопрос о том, чтобы пригласить Троцкого к Ильичу. Это носило характер дипломатии. Такой же характер носило и предложение, сделанное Троцкому о том, чтобы ему быть заместителем Ленина по Совнаркому. В этот период к В. И. приезжал и Каменев, Бухарин, но Зиновьева не было ни разу (здесь М. И. Ульянова ошибается — Зиновьев посещал Ленина в Горках дважды. —
После свиданий с Лениным в Горках Сталин по просьбе редакции „Правды“ опубликовал на ее страницах заметки о посещении Ленина и поделился своими впечатлениями. Эти заметки преследовали, как мне представляется, две цели: с одной стороны, успокоить партийную массу и население страны относительно состояния здоровья вождя; с другой стороны, Сталин своей публикацией как бы подчеркивал свою особую приближенность к Ленину»106.
Если отбросить сантименты, с просьбой о яде Ленин мог обратиться только к очень близкому и преданному человеку.
Наступило шаткое время. Это не мятеж военных моряков, не происки Антанты, не атаки оппозиционеров. Если вождь действительно мог вскоре уйти навсегда, то кто готов был занять его пост?
Безусловно, Троцкий. Потеряв опору в партийном аппарате, он сохранял обаяние военного руководителя республики, победителя.
Кто еще из Политбюро? Сталин, Каменев, Зиновьев?
Здесь начинались вопросы и оговорки. Никто отдельно из этой тройки не обладал в 1922 году должным весом, чтобы претендовать на роль бесспорного преемника вождя.
Если Троцкий отличался независимостью и фактически был теневым вождем (его и называли «военный вождь»), то другие были просто соратниками. В этом была их сила, так как они понимали, что надо объединиться против более сильного конкурента.
Таково объяснение причин поражения Троцкого в борьбе за наследство Ленина.
Если бы Гражданская война продолжалась и если бы продолжалась политика «военного коммунизма», тогда, несмотря на противников в партаппарате, Троцкий имел бы все шансы стать руководителем Советской России. Его вынесла бы на вершину сама логика борьбы. При этом вряд ли имело бы большое значение то, что он был по национальной принадлежности евреем. Некоторые исследователи считают, что это не позволило бы ему стать во главе страны с подавляющим русским населением. Но это отвлеченный
