Молотов, Ярославский, Михаилов, как было опубликовано, Молотов — ответственный секретарь. Не было тогда еще первого, генерального, был ответственный. Приемные дни были опубликованы. Я встретился с Лениным. Мы с ним побеседовали по ряду вопросов, потом гуляли по Кремлю. Он говорит: „Только я вам советую: вы должны как Секретарь ЦК заниматься политической работой, всю техническую работу — на замов и помощников. Вот был у нас до сих пор Секретарем ЦК Крестинский, так он был управделами, а не Секретарь ЦК! Всякой ерундой занимался, а не политикой!“
Это — после X съезда партии. А на XI съезде появился так называемый „список десятки“ — фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. И против фамилии Сталина рукой Ленина было написано: „Генеральный секретарь“. Ленин организовал фракционное собрание „десятки“. Где-то возле Свердловского зала Кремля комнату нашел, уговорились: фракционное собрание, троцкистов — нельзя, рабочую оппозицию — нельзя, демократический централизм тоже не приглашать, только одни крепкие сторонники „десятки“, то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин говорит: „Товарищ Сталин, вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список 'десятки' надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор — и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!“
А ведь на X съезде Ленин запретил фракции.
И голосовали с этим примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться. Ленин, видимо, посчитал, что я недостаточный политик, но в секретарях и в Политбюро меня оставил, а Сталина сделал Генеральным. Он, конечно, готовился, чувствуя болезнь свою. Видел ли он в Сталине своего преемника? Думаю, что и это могло учитываться. А для чего нужен был Генеральный секретарь? Никогда не было. Но постепенно авторитет Сталина поднялся и вырос в гораздо большее, чем предполагал Ленин или чем он даже считал желательным. Но предвидеть все, конечно, было невозможно, а в условиях острой борьбы вокруг Сталина все более сколачивалась активная группа — Дзержинский, Куйбышев, Фрунзе и другие, очень разные люди»115.
Как следует из слов Молотова, для Ленина последущее возвышение Сталина было неожиданным. Это многое объясняет в принципе.
Других претендентов на высший пост Ленин тоже резко осаживает.
«Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому.
Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно их надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики).
Затем Пятаков — человек, несомненно, выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе»116.
Что же получается?
Троцкий — способный, но негодящий; не большевик.
Зиновьев и Каменев ненадежны.
Бухарин — схоластик, не вполне понимает марксизм.
Почему в этом ряду появился Пятаков, малопонятно. Но и тот не подходит. Думается, Ленин первоначально намеревался дать характеристику всем видным членам ЦК и по какой-то причине отказался от этой мысли.
Если сравнить оценки всех шестерых, то позиция Сталина выглядит наиболее солидной. Что с того, что «сосредоточил в своих руках необъятную власть»? Для большевика и для руководителя в этом нет греха. По-видимому, Ленин увидел, что его кадровый анализ поднимает Сталина выше других, и поэтому посчитал необходимым дополнить свое «Письмо…».
«ДОБАВЛЕНИЕ К ПИСЬМУ ОТ 24 ДЕКАБРЯ 1922 г.
Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение.
Ленин.
Записано Л. Ф.
4 января 1923 г.»117.
Теперь становилось ясно, что главная мишень Ленина — это Сталин.
Но серьезных политических обвинений у Ленина по-прежнему нет, а все личного свойства: груб, нетерпим, капризен, невнимателен к товарищам. Он и сам понимал, что аргументы мелковаты, и особо оговаривал, что «это не мелочь».
С учетом «Добавления к Письму…» члены Политбюро должны были понять, что Ленин теперь склонен поддержать Троцкого. То есть все запутывалось. Он отталкивал стратегического союзника и протягивал руку (с оговорками) тому, кому никогда полностью не доверял.
Вольно или невольно Ленин вынуждал объединиться Каменева, Зиновьева, Сталина против Троцкого. С учетом постов, которые занимала эта тройка, их совокупный потенциал был огромен.
Каменев — председатель Московского Совета, председательствующий в Политбюро и Совнаркоме. Зиновьев — председатель Петроградского Совета, председатель Исполкома Коминтерна. К этому надо добавить потенциал председателя ГПУ — ОГПУ Дзержинского. (Добавим, что именно Сталин ввел в практику ежемесячные отчеты ГПУ Секретариату ЦК о состоянии партийных дел сверху донизу и отныне знал все, что происходит в партийных структурах.) Учитывая контроль Политбюро над армейским аппаратом, вся полнота власти была в руках «тройки».
Но во главе государственной пирамиды пока еще стоял Ленин.
Что касается Троцкого, то он вдруг уклонился от предложения Ленина выступить вместе в поддержку грузин, сославшись на болезнь, и в итоге казавшаяся грозной связка из председателя правительства и наркома по военно-морским делам так и не сложилась.
Почему Троцкий, не будучи ни наивным, ни робким, не стал использовать эту возможность?
Без Ленина, обессиленного болезнью, Троцкий не был в состоянии взять власть. Он это понимал.
Троцкому была предложена должность третьего заместителя председателя правительства (по вопросам ВСНХ). Это было уже второе предложение. Первое делал Ленин еще в сентябре, и тогда Троцкий отказался, посчитав, что в случае принятия новой должности он будет «политически уничтожен», превратившись в одного из чиновников.
На второе предложение он тоже ответил отказом. (Что ему вскоре припомнили, как свидетельство его нежелания заниматься практической работой.)
Судьба же ленинской статьи по поводу «автономизации» весьма показательна.
Уже после третьего, мартовского, инсульта Ленина, когда он фактически был полностью парализован, Фотиева направила статью Сталину с каким-то смехотворным объяснением причин задержки: «Ранее