совхозе им. Тараса Шевченко на Украине была создана первая в СССР машинно-тракторная станция из 10 тракторов, которые за умеренную оплату обрабатывали поля в 250 крестьянских хозяйствах. Таким образом, государство обеспечивало сельскохозяйственному производителю два важнейших фактора: гарантированный сбыт и энерговооруженность, не сравнимую с раннефеодальной деревянной сохой.
Поэтому Сталин ухватился за новый метод, который, в случае насыщения села тракторам и и сельхозмашинами, сулил избавление сразу от всех слабостей сельского хозяйства. Осенью 1928 года практика контрактации стала широко внедряться, хозяйства объединялись в сбытовые товарищества (для удобства расчетов).
Пятого июня 1929 года Совет труда и обороны принял постановление организовывать МТС, для чего создавалось акционерное общество «Всесоюзный центр машинно-тракторных станций» («Трактороцентр»).
Двадцать девятого июля Сталин подписал решение ЦК о поручении заводу «Красный путиловец» произвести 10 тысяч тракторов. Теперь коллективизация зависела от динамики наполнения села техникой. Это были ключевые решения, они определили политическую судьбу Сталина.
План индустриализации сельского хозяйства опирался на такие расчеты: начать коллективизацию, чтобы уже осенью 1930 года направить в колхозы первые тракторы, а весной проводить пахоту и сев «железными конями». Вскоре должны были дать продукцию и новостройки сельхозмашиностроения: ожидалось к 1931 году 50–60 тысяч тракторов, 10–20 тысяч комбайнов и столько же грузовиков.
Кстати, Сталин посчитал необходимым одернуть и тех, кто создание колхозов начинал «со снятия с церквей колоколов»: «Снять колокола, — подумаешь, какая ррреволюционность!»
Он тотчас стал получать письма от местных партработников с обвинениями в перекладывании на них ответственности «за перегибы». Но цель статьи как раз и состояла в том, чтобы отвести критику от Москвы.
10 и 14 марта 1930 года постановлениями ЦК были осуждены перегибы и администрирование в коллективизации. Вслед за этим начался отток из колхозов, люди требовали вернуть им скот, инвентарь, семена. Однако им ничего не хотели возвращать.
Фактически прежний курс продолжался, так как в это время на «Красном путиловце» положение стало выправляться.
Создавшуюся драматическую обстановку можно увидеть из письма Орджоникидзе из Криворожского округа Сталину и С. В. Косиору (генеральному секретарю ЦК КПУ): «Перекручено здесь зверски. Охоты исправлять мало: у одних упрямство и злоба за провал, у других растерянность. Все хотят объяснить кулаком, не сознают, что перекрутили, переколлективизировали… Большое желание еще большим административным нажимом исправить положение, выражают пожелание расстрелять в округе человек 25–30 и этим сохранить свои проценты»206.
Сталинская статья оказала только кратковременное воздействие, и весной 1930 года вновь начались крестьянские протесты.
Второго апреля 1930 года ЦК был вынужден принять закрытое письмо «О задачах колхозного движения в связи с искривлением партийной линии». В нем повторялась прежняя точка зрения об ответственности местных руководителей, но признавалось наличие восстаний и антиколхозных выступлений, перерастающих в антисоветское движение.
Восьмого апреля в «Правде» появилась еще одна статья Сталина «Ответ товарищам колхозникам». В ней он писал: «…Забыли, что насилие, необходимое и полезное в деле борьбы с нашими классовыми врагами, недопустимо и пагубно в отношении середняка, являющегося нашим союзником.
Забыли, что кавалерийские наскоки, необходимые и полезные для решения задач военного характера, непригодны и пагубны при решении задач колхозного строительства, организуемого к тому же в союзе с середняком»207.
Однако в статье были и совсем новые предложения экономического характера: освобождался на два года от налогов весь скот как колхозный, так и частный, принадлежащий колхозникам, были отсрочены платежи по кредитам и прощены все штрафы и судебные взыскания, наложенные до 1 апреля, колхозам открывались новые кредиты.
«Разве не ясно, что крестьяне допускают ошибки, уходя из колхозов?». — задавал Сталин риторический вопрос. Поворота назад уже не было.
Положение Сталина усложнялось целым рядом других процессов, идущих в это же время.
Кроме индустриализации перед ним стояли следующие проблемы: необходимость сохранения существующего уровня экспортных поставок зерна, нефти, леса, льна и т. д. для получения средств на покупку оборудования; смена элит и чистка в армии, различные попытки заговоров в армейской и партийной среде; военные угрозы со стороны Франции и Польши; по-прежнему существующее «теневое правительство» правых, усиливающее свой потенциал по мере роста сложностей для Кремля; увеличивающиеся сомнения среди представителей «второго ряда» сталинского руководства; недостаток профессионалов и еще многое другое, включая бедность страны, ее суровый климат и традиционный локализм в мироощущении большинства населения.
В воздухе висела тревога, будущее было туманно. Поэтому не случайны начавшиеся в 1930 году следственные дела против военных специалистов, объединенные в единое дело «Весна», по которому были осуждены около трех тысяч бывших офицеров императорской армии. В известном смысле «Весна» была продолжением Шахтинского дела и, беря еще шире, — следствием отказа от НЭПа и перехода к форсированной модернизации.
Именно в 1930 году Сталин опасался нападения Франции и Англии на СССР.
Что касается научных кругов, то с октября 1929 года начались аресты в академической среде, было арестовано более 100 человек, в том числе академики Е. В. Тарле, С. Ф. Платонов, М. К. Любаевский, Н. П. Лихачев. В академии хранились важные исторические документы (например, акт об отречении Николая II), которые академики не спешили передавать в советские архивы по причине «непрочности соввласти». Интеллектуалы ожидали скорого падения режима и в преддверии этого обсуждали перспективы страны.
Бесспорно, эта пассивная оппозиционность авторитетных ученых в случае войны могла стать почвой для объединения политически более активных сил и могла выдвинуть приемлемых для большинства лидеров.
По приговору 8 августа 1931 года академики получили «мягкое» наказание — по пять лет ссылки, но их подельников-офицеров, участников обсуждений российских проблем, наказали жестоко: шестеро были расстреляны.
Глава тридцать пятая
Двадцать шестого января 1930 года в Париже сотрудниками и агентами ОГПУ, среди которых были французские коммунисты и белогвардейцы, был похищен председатель Русского общевоинского союза генерал Кутепов. Он считал, что «психологическая обстановка в России гораздо лучше, чем в годы Гражданской войны», и видел в РОВСе ядро руководства «клокотавшими массами крестьянства».
Чекисты планировали переправить Кутепова в Москву и использовать для борьбы с внутренней оппозицией. Однако генерал оказал похитителям сильное сопротивление и был убит ударом ножа в автомобиле, после чего его тело было вывезено в пригород Парижа и растворено в ванне с кислотой (по другой версии, забетонировано в гараже). Возглавлял операцию резидент ОГПУ Яков Серебрянский.
Здесь снова появляется Тухачевский, которого чекисты в контрразведывательной операции «Трест» выставляли перед руководством РОВСа как готового на военный переворот «красного Наполеона». Но на сей
