Он не сомневается, что существует заговор, и выносит приговор. Но вскоре стало известно, что связи нет, и «мерзавцы» не были расстреляны.
Глядя на документы того времени, ощущаешь всю необычайность происходящего. Всюду в мире идет обострение борьбы за ресурсы. Такие изгои, как Германия, вдруг набирают мощь, другие, вчера грозные, как Англия, ее утрачивают, третьих, как США, трясет в кризисе. Япония, Китай, Польша, Италия — все они готовы к новым рискованным действиям. И среди них Россия, вчера едва живая, сегодня бешено растет под красным советским флагом, а то, что происходит внутри нее, похоже на жестокую битву железных когорт Рима с варварами.
Москва уже была Третьим Римом. Теперь она стала «красным Римом» на фоне мирового кризиса. Это воспринималось фантастически.
И вот получено сообщение председателя ОГПУ о Тухачевском. Это грозило катастрофой: три миллиона бунтующих крестьян в 1930 году могли получить вождя.
Восьмого октября 1930 года членом Реввоенсовета Ленинградского военного округа назначен секретарь Ленинградского обкома партии, член Политбюро С. М. Киров. Таким образом, у Тухачевского появился куратор. Одновременно с этим в военной печати появились крайне резкие статьи с критикой Тухачевского. К тому же Сталин предпринял предупредительные меры на случай неожиданностей со стороны военных: он передал в Москву, что вернется в конце октября, хотя планировал быть в столице в середине месяца.
Эта предусмотрительность оказалась ненужной. Сразу по возвращении, 14 октября, Сталин встретился с Менжинским и начальником Особого отдела ОГПУ К. Ольским, которые познакомили его с новыми показаниями об антигосударственных замыслах Тухачевского. Сталин хотел разобраться в ситуации, поэтому и был вызван Ольский. Конечно, это вовсе не означало, что он не доверяет Менжинскому, данный факт просто характеризует методы Сталина.
И Ольский не поддержал мнение Менжинского об аресте Тухачевского, он выразил сомнение в достоверности показаний арестованных.
В результате было решено провести очную ставку арестованных и подозреваемого во время назначенного на 22–26 октября пленума РВС СССР по итогам боевой подготовки за минувший год. На очной ставке присутствовали Сталин, Ворошилов, Орджоникидзе.
Какурин и Троицкий подтвердили показания, Тухачевский их опроверг.
Чтобы окончательно принять решение, Сталин и Ворошилов обратились к хорошо знавшим Тухачевского военачальникам И. Дубовому, И. Якиру и Я. Гамарнику, и те развеяли сомнения Сталина. 23 октября вождь написал Молотову: «Что касается Тухачевского, то он оказался чист на все 100 процентов. Это очень хорошо».
Впрочем, аресты среди офицеров продолжались, 25 октября в Ленинграде были арестованы 22 бывших офицера лейб-гвардии Семеновского полка (в этом полку служил и Тухачевский).
Одновременно с «делом Тухачевского» на Сталина навалилось «дело Сырцова». 21 октября 1930 года сотрудник «Правды» Б. Резников сообщил Сталину, что председатель Совнаркома РСФСР, кандидат в члены Политбюро, 37-летний С. И. Сырцов, разочаровавшись в индустриализации, организовал оппозиционную группу, которая планировала возврат к НЭПу, создание крестьянской партии и смещение Сталина. На пост наркомвоенмора планировался Блюхер.
Пятого ноября — седьмого декабря прошел судебный процесс по делу «Промышленной партии», участники которого, инженеры и экономисты, обвинялись в связях с эмиграцией и подготовке с ее участием интервенции и реставрации капитализма. Следствие во многом было сфальсифицировано, однако отдельные факты и сама тенденция были реальными.
Тем не менее Тухачевский, несмотря на складывающуюся обстановку, продолжал отстаивать свои взгляды и 30 декабря направил Сталину дерзкое по тону письмо, в котором обвинил начальника Штаба РККА. Вот фрагмент письма: «…Формулировка Вашего письма, оглашенного тов. Ворошиловым на расширенном заседании РВС СССР, совершенно исключает для меня возможность вынесения на широкое обсуждение ряда вопросов, касающихся проблем развития нашей обороноспособности, например, я исключен как руководитель по стратегии из Военной академии РККА, где вел этот предмет в течение шести лет. Между тем я столь же решительно, как и раньше, утверждаю, что Штаб РККА беспринципно исказил предложения моей записки…
И вообще положение мое в этих вопросах стало крайне ложным…»218
Настойчивость командующего ЛВО заставила Сталина снова обратиться к его предложениям, и вскоре, 9 января 1931 года, он принял Тухачевского и в целом поддержал его программу. Военачальник был включен в комиссию по танкостроению, созданную для реализации его предложений. Шапошников же покинул пост начальника Штаба РККА. (В июне 1931 года Тухачевского назначили заместителем наркома и начальником вооружений РККА.)
Кадровые перестановки в армии свидетельствовали об очень серьезном изменении сталинских взглядов. По-видимому, он понял, что войны не избежать.
Четвертого февраля 1931 года он выступил с речью на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности и, в частности, сказал: «…Задержать темпы — это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно…
В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, — у нас есть отечество и мы будем отстаивать его независимость. Хотите ли, чтобы наше социалистическое отечество было побито и чтобы оно утеряло свою независимость? Но если этого не хотите, вы должны в кратчайший срок ликвидировать его отсталость и развить настоящие большевистские темпы в деле строительства его социалистического хозяйства. Других путей нет. Вот почему Ленин говорил накануне Октября: „Либо смерть, либо догнать и перегнать передовые капиталистические страны“.
Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут»219.
Предвидел он или угадал, но до Великой Отечественной войны оставалось как раз десять лет.
В правительстве тоже произошли перестановки: Куйбышев сменил Орджоникидзе на посту председателя Госплана СССР и стал заместителем председателя Совнаркома. Орджоникидзе возглавил ВСНХ. Молотов стал председателем правительства вместо Рыкова. Рыков был назначен наркомом почт и телеграфов СССР и выведен из состава Политбюро.
Теперь Сталин достроил систему власти. И ЦК партии, и Политбюро, и Совнарком были подчинены одной идее, одной команде. Членами Политбюро были Сталин, Ворошилов, Каганович, Калинин, Киров, С. Косиор, Куйбышев, Молотов, Рудзутак, Орджоникидзе, председателем ЦКК — А. А. Андреев, председателем ВЦСПС — H. M. Шверник.
Но главная его опора была в комитетах партии на местах, в обкомах и крайкомах партии, которые стали скелетом и нервной системой советской власти. Сталин до конца своих дней будет совершенствовать свое творение, желая придать ему максимальную устойчивость и долговечность и ликвидировать возникающие кланы.
Определился и состав руководящего ядра — это Сталин, Молотов и Каганович, ставший «вторым» секретарем ЦК. Остальных членов своей команды, в частности Орджоникидзе, Куйбышева, Микояна, Сталин часто критиковал за ведомственность и бюрократическое самомнение. Любопытно, что в одном из писем Кагановичу (14 августа 1931 года) он высказывается в адрес Микояна так: «Терпеть дальше обман нет никакой возможности».
Но и к преданному Молотову у него есть претензии. Они связаны с поведением его жены Полины Жемчужиной, которая высказывала Надежде Аллилуевой упреки за то, что она якобы недостаточно хорошо ухаживает за Сталиным.
