разрушить франко-русскую Антанту. На самом же деле это было не так. Антанта являлась союзом оборонительным, Бьеркский договор – тоже. Он создавал возможность обесценить мир в континентальной Европе и был направлен против Англии. Впрочем, он мог не отвечать интересам французов в том смысле, что они на юридически безупречном основании заключили с врагом России Японией тайное соглашение, а это потом сказалось на положении русского флота. Так почему же Витте и многие другие были против Бьерке? Из-за недальновидности или по причине тесной связи. Можно спросить по-иному: кто был заинтересован в прекращении Бьеркского соглашения? Ответ известен: Англия и отчасти Франция. Оно так и не вступило в силу. Весной 1907 года было подписано соглашение с Францией, а летом – и России с Японией.
18 августа заключен англо-русский договор. Англия отказывалась от притязаний на Тибет, Россия – на Афганистан. Персия делилась на три зоны: северная входила в русскую сферу влияния, юго-восточная – в английскую, а между ними пролегала «нейтральная» зона, охватывавшая почти все побережье Персидского залива.
Кто выиграл?
«Мне кажется, – сообщал в Берлин германский дипломат Микель, – что новшества, вводимые в Азии этим соглашением, не так велики, как ожидалось, значение русско-английского соглашения не столько в Азии, сколько в Европе, где его последствия будут давать себя знать».
Россия отказалась от почти нереальных претензий («индийского похода»), взамен получила значительные выгоды. Было поразительно, как быстро она восстановила свое положение в Азии. В сфере ее влияния остались огромные территории – Северная Маньчжурия, Монголия, китайский Туркестан. Япония была значительно ослаблена войной, не получила ожидаемой контрибуции из-за твердости Николая, запретившего выступающему за контрибуцию Витте какие-либо переговоры на этот счет.
Взгляд Столыпина на мировую политику отличался предельным рационализмом: никакой «имперской романтики», никаких русских жертв за чужие интересы, а только упорное сосредоточение сил.
Несколько позже, в марте 1908 года, Столыпин выступил в Думе с речью о сооружении Амурской железной дороги. Вот некоторые его мысли:
В речи Столыпина можно услышать явную азиатскую направленность. А вот мнение министра иностранных дел А. П. Извольского: «Мы должны поставить наши интересы в Азии на надлежащее место, иначе мы сами станем государством азиатским, что было бы величайшим несчастьем для России».
Здесь мы слышим не азиатскую, а европейскую ноту.
Разноголосица?
Увы, трагическая разноголосица! Под ее рокот Россия прожила почти весь двадцатый век, да и девятнадцатый – отчасти. Чаще всего мы забывали, что наша история выглядела как оборона на Западе и наступление на Востоке.
Соглашение с Англией можно было рассматривать двояко: или как общий договор, нацеленный против Германии, или как укрепление восточных позиций для «культурной работы» (Столыпин).
Председатель Совета министров и Николай были сторонниками второго подхода. Но они не смогли удержать государственную политику в желаемом направлении.
Русская интеллигенция считала, что англо-французский союз несет «свободу», а союз с Германией – «реакционность». Как только было подписано русско-английское соглашение, так в русской и английской печати прокатились антигерманские статьи. С какой целью?
Историк С. С. Ольденбург пишет о «могущественных влияниях», увлекавших Россию на путь конфронтации с Германией. Он указывает на Думу, приводит статью П. Б. Струве «Великая Россия»:
Отсюда – рукой подать до идеи «проливов», благодаря которой подготовили общественное мнение и ввергли Россию в войну.
Конечно, вся идея ближневосточной политики была не новой. Просто все основательно забыли, что ее проводил Николай I, конец жизни которого завершился поражением и позором в Крымской войне (с Англией, Францией и Турцией), а также Александр II, который торжествовал победу в Болгарии и испытал позор Берлинского конгресса, где Европа, объединившись, низвела его торжество до унизительного полууспеха.
Теперь русское просвещенное общество вдруг поворачивалось к пройденному. А правительство – не хочет, не верит старым призывам. И снова – разноголосица.
Но кто же прав: правительство или общество?
Здесь надо вспомнить одно замечание графа Ламздорфа, предшественника Извольского на посту министра иностранных дел:
Но о Ламздорфе не вспомнили.
Вскоре разыгравшиеся вокруг боснийского кризиса события показали, что России, как и в прошлом, нечего уповать на благосклонность союзников.
В январе 1908 года австро-венгерский министр иностранных дел Эренталь объявил, что поднят вопрос об австрийской концессии на строительство железной дороги через Новобазарский санджак. В этой турецкой провинции, отделявшей Сербию от Черногории, Вена имела право держать только небольшие гарнизоны. Новая железнодорожная линия, которая должна была пройти параллельно старой, шедшей через Сербию,