местной команды, более 700 человек, — на нашу сторону, так что город в наших руках находится. Что делать, так бывает. А 'на нашей стороне так ли?
Здесь дают денег на одежду в год 52 рубля. Зимних 30 рублей, летних
Ну как у вас поживает, что думает народ? В случае разгона Думы думают ли поддержать? А Думу не сегодня, завтра разгонят. А может, разогнали уже. Тимофей Николаевич почему не попал в Думу, зачем его отстранили? Высылки не бойтесь, народное дело не забывайте. Собирайтесь, сговаривайтесь, «плевушками» (револьверами) запасайтесь. Наверное, скоро придется сражаться».
Как видим из письма, жизнь революционеров была весьма вольной. И ни о каком примирении с властью речи не было. А вот судьбу Думы угадывали даже из ссылки.
Немало времени Дума затратила на обсуждение бюджета и аграрного вопроса. С программными заявлениями выступали все партии. Все стремились оспорить главный политический капитал реформатора, предлагая чуть ли не молниеносный эффект от своих проектов.
10 мая Столыпин выступил с речью об устройстве быта крестьян и о праве собственности. На предложение левых о национализации земли он отвечал: «Та картина, которая наблюдается теперь в наших сельских обществах, та необходимость подчиняться всем одному способу ведения хозяйства, необходимость постоянного передела, невозможность для хозяина с инициативой применить к временно находящейся в его пользовании земле свою склонность к определенной отрасли хозяйства, все это распространится на всю Россию. Все и все были сравнены. Земля стала бы общей, как вода и воздух... Я полагаю, что земля, которая распределилась бы между гражданами, отчуждалась бы у одних и предоставлялась бы другим местным социал-демократическим присутственным местам, что эта земля получила бы скоро те же свойства, как вода и воздух. Ею бы стали пользоваться, но улучшать ее, прилагать к ней свой труд с тем, чтобы результаты этого труда перешли к другому лицу, — этого бы никто не стал делать. Вообще стимул к труду, та пружина, которая заставляет людей трудиться, была бы сломлена... Все будет сравнено, — но нельзя ленивого равнять трудолюбивому, нельзя человека тупоумного приравнять к трудоспособному. Вследствие этого культурный уровень страны понизится...
Надо думать, что при таких условиях совершился бы новый переворот, и человек даровитый, способный силою восстановил бы свое право на собственность, на результаты своих трудов. Ведь, господа, собственность всегда имела своим основанием силу, за которой стояло и нравственное право».
В этих словах — предостережение и пророчество. Сейчас, в конце века, когда путь «молниеносных» проектов пройден до конца, с какой горечью мы слышим речь реформатора! Но, может быть, и с надеждой.
На минуту отвлечемся, поглядим на себя с другой стороны.
«Никак не можем смириться с мыслью, что России (Российской империи, если хотите) уже нет и никогда не будет.
Была Эллада, но разве можно сказать, что современные греки — это эллины? Был Рим. Но разве можно сказать, что современные итальянцы — это римляне? Просто современные греки и итальянцы давно привыкли к тому, что они не эллины и не римляне, а мы никак не можем привыкнуть (за наивностью происходящих событий), что мы — не русские».
Кажется, мысль понятна. Согласны мы с ней или нет — сейчас не важно. Она, безусловно, эпатирует, раздражает наше национальное чувство. Но и это сейчас не главное.
А главное то, что Столыпина можно назвать —
Его речь 10 мая стала знаменитой не потому, что в ней изложены социальные и экономические аргументы, а потому, что он — последний защитник империи.
Реформатор вопрошал у авторов «молниеносного» проекта:
— А эта перекроенная и уравненная Россия, что, стала ли бы она и более могущественной и богатой?
И отвечал:
— Ведь богатство народа создает и могущество страны. Путем же переделения всей земли государство в своем целом не приобретает ни одного лишнего колоса хлеба. Уничтожены, конечно, будут культурные хозяйства. Но положим, что эта картина неверна, что краски тут сгущены, — слышали депутаты Думы сильный голос Столыпина. — Кто же, однако, будет возражать против того, что такое потрясение, такой громадный социальный переворот не отразится, может быть, на самой целости России. Ведь тут, господа, предлагают разрушение существующей государственности, предлагают нам среди других сильных и крепких народов превратить Россию в развалины для того, чтобы на этих развалинах строить новое, неведомое нам отечество.
Господа, нельзя укрепить больное тело, питая его вырезанными из него самого кусками мяса; надо дать толчок организму, создать прилив питательных соков к больному месту, и тогда организм осилит болезнь; в этом должно, несомненно, участвовать все государство, все части государства должны прийти на помощь той его части, которая в настоящее время является слабейшей. В этом смысл государственности, в этом оправдание государства, как одного социального целого.
Мысль о том, что все государственные силы должны прийти на помощь слабейшей его части, может напоминать принципы социализма, но если это принципы социализма, то
План Столыпина: государство закупает продаваемые частные земли, затем, давая ссуды через Крестьянский банк, продает в кредит землю крестьянам.
Оплату кредита (значительную ее часть) должно взять на себя государство, и крестьянину в результате помогут все слои населения, все налогоплательщики. Это работа без «волшебных средств».
„Пробыв около десяти лет у дела земельного устройства, я пришел к убеждению, что в деле этом нужен упорный труд, нужна продолжительная черная работа. Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!“
II
Сегодня принято говорить, что история не имеет сослагательного наклонения и что бессмысленно рассуждать на тему о судьбе России в случае полного осуществления столыпинских реформ. Допустим, что это так. Но никто не помешает современным исследователям обратиться, например, к работам зарубежных экономистов, с пристальным вниманием наблюдавших за ростом России.
В мае 1913 года французский экономический обозреватель Эдмон Тэри получил от французского правительства задание изучить результаты русских реформ и состояние железных дорог в России. Его работа «Россия в 1914 году» никогда у нас не издавалась в силу понятных причин, ибо ее выводы бесспорно свидетельствуют, что перед революцией Россия была сильной здоровой державой, стремительно рвущейся вперед.
Тэри пишет:
«Возрастание государственной мощи создается тремя факторами экономического порядка: 1) приростом коренного населения, 2) увеличением промышленной и сельскохозяйственной продукции. 3) средствами, которые государство может вложить в народное образование и национальную оборону».
И далее он приводит эти факторы.
Население России с 1902 по 1912 год выросло на 31.7 млн. человек (22,7%). «Этот прирост тем более примечательный, что в течение предшествующего десятилетия 1892-1902 он едва достигал 18 600 000 человек, то есть 15.4%».
