написано им собственноручно, им же самим принесено Столыпину на подпись. Оба походили на заговорщиков.
Постановление вручили агентам, и вот-вот колесо государственной полицейской машины должно было подхватить Распутина.
Агенты ждали случая, дежурили возле его квартиры. Прошел день, другой, третий. Распутин не появлялся. Однажды его засекли в Царском Селе у Вырубовой. Арестовывать в Царском запрещалось, поэтому позвонили Герасимову, и тот велел брать «старца» по возвращении в Петербург прямо на вокзале. Теперь уж, казалось, не уйдет.
Когда поезд, замедляя ход, подошел к вокзальному дебаркадеру, двери одного вагона распахнулись и на перрон выскочил господин в длинной шубе. Подобрав полы, он бегом кинулся к выходу, где его ждал автомобиль великого князя Петра Николаевича. За ним бежали несколько мужчин. В двух шагах от автомобиля они остановились. Распутин ускользнул. Преследователи снова не решились арестовать его, только проследили за ним до великокняжеского дворца.
Дело принимало анекдотическую окраску, глава правительства оказывался бессилен.
Агенты караулили все выходы из великокняжеского дворца. Теперь Герасимов дал приказ арестовать Распутина, несмотря ни на что.
И снова — безрезультатно. Только через несколько недель наблюдение сняли, потому что неуловимый Распутин объявился за тысячу верст от столицы, в Сибири, у себя в родном селе.
Герасимов доложил Столыпину, что арестовывать некого. Тот воспринял известие благодушно: что ж, так будет меньше шума, а вернуться обратно Распутин не посмеет.
И Столыпин с облегчением разорвал свое постановление о высылке, решив больше не думать о случившемся. Если бы он знал, что Распутин вернется и сделается всесильным, он бы действовал по- другому.
Примерно тогда же, в начале весны, Столыпин и Герасимов решали, можно ли ехать Николаю в Полтаву на торжества по случаю двухсотлетия Полтавской битвы.
Встретившись с царем, Столыпин во время доклада заговорил о поездке:
— Ваше величество, никакой опасности Вам не будет грозить. Революция подавлена, и можно ездить куда хотите.
Николай поразил Столыпина своим ответом:
— Я не понимаю, о какой революции вы говорите. У нас, правда, были беспорядки, но это не революция... Да и беспорядки, я думаю, были бы невозможны, если бы у власти стояли люди более энергичные и смелые.
Столыпин ожидал услышать совсем другое — удовлетворение, благодарность, но не раздражение. Николай больно задел его.
Вряд ли это было следствием памятного разговора о Распутине. Это всесильный самодержец, сын могучего императора Александра III и внук Александра- Освободителя, на мгновение вспомнил унижение 1905 года и одернул верного слугу, чтобы тот знал свое место.
Возвращаясь из Царского Села в Петербург, Столыпин с горечью говорил Герасимову о странной забывчивости Николая, не желавшего помнить о пережитых опасностях и о тяжелой работе, остановившей катастрофу.
Он уже ощущал, что вместо революционного движения России начинает угрожать опасность справа, — со стороны косного, омертвевшего консерватизма.
(Конечно, был консерватизм и живой, жизнедеятельный, в плане государственного строительства позволяющий России преображаться. Он ставил во главу угла не абстрактное «спасение человечества», а повседневную работу.)
В судьбе Столыпина консервативные силы сыграли главную роль: живой, здоровый консерватизм вызвал его на историческую арену, а мертвый консерватизм политически убил его за несколько месяцев до покушения Богрова.
Справедливости ради скажем, что в начале политической карьеры Столыпин не различал консервативных течений и был готов опираться на них безраздельно, пока вскоре не убедился в том, что не все русские люди, возмущенные революционной разрухой, могут служить ему опорой Возникший как крайне консервативная сила, «Союз русского народа поддерживался в качестве противовеса революционному террору многими видными деятелями, особенно петербургским градоначальником Лауницем и дворцовым комендантом Дедюлиным. Первый удар СРН наносил по либералам и революционерам, второй — по Столыпину. Лауниц не раз заводил с Герасимовым разговоры о том, куда ведет Столыпин Россию, и искал в начальнике политической полиции союзника против премьер-министра.
Лауниц прямо поддерживал боевую дружину СРН, выделил деньги на организацию в июле 1906 года убийства депутата Думы кадета М. Я. Герценштейна, требовал от Столыпина одобрения этой деятельности. Постепенно взаимоотношения градоначальника и председателя Совета министров дошли до настоящей борьбы.
Смерть Лауница мало что изменила в отношении СРН к Столыпину. Союз добивался закрытия Думы, участвовал в покушениях на левых, газета «Русское знамя» вела резкую кампанию против Реформатора.
Правое крыло консерваторов объявило, что столыпинская аграрная реформа выгодна только жидомасонам, стремящимся поколебать российский государственный строй.
(Левые силы, как мы помним, тоже были против преобразований в деревне, не без оснований видя в них препятствие развитию революции.)
От боевиков СРН до видных сановников и придворных протягивался правый фронт оппозиции Столыпину. Регулярно к царю обращались влиятельные лица с критикой Петра Аркадьевича. Доходило до утверждений, что популярность премьер-министра умаляет популярность самого Николая.
«Никакой революции в России не было. — говорили они. — Поэтому нет у Столыпина никаких заслуг в умиротворении страны. Наоборот, он проявляет крайне опасный либерализм, защищает чисто революционное учреждение — Думу».
Взаимоотношения царя и Столыпина всегда были непростыми. Чем ближе Реформатор подходил к цели своих проектов, тем меньше в нем нуждались в Царском Селе.
В июне Николай встретился в финских шхерах, в Бьерке, с германским императором Вильгельмом. На царской яхте «Штандарт» во время завтрака Вильгельм все время проговорил со Столыпиным, забыв царицу Александру Федоровну, по правую руку от которой сидел. Он буквально впился в Реформатора. Столыпин рассказывал о преобразованиях в русской деревне.
Накануне войны в Россию приезжала из Германии правительственная комиссия под руководством профессора Аугагена (подобно французской) для изучения результатов реформы. Объехав ряд губерний, она представила в Берлин отчет. Основной вывод — по завершении земельной реформы война с Россией будет не под силу никакой державе. Русский посол в Берлине узнал, что этот отчет сильно обеспокоил Вильгельма. Наверняка император вспомнил 1909 год, теплый июнь и уже убитого к тому времени Столыпина. И мертвый Столыпин был грозен.
После Бьерке вскоре Столыпин выезжал вместе с царем на празднование двухсотлетия Полтавской битвы. Роскошные пейзажи центральной Украины, степи, дубовые рощи, пирамидальные тополя, подпирающие голубое небо, гоголевские места — все это сопутствовало поездке в честь победы Петра Великого.
И урожай был небывалый.
Никаких угроз, никакого террора. Страна выздоравливала.
Для того чтобы обеспечить безопасность Государя, в самых многолюдных местах были поставлены шеренги младших, двенадцатилетних воспитанников Полтавского кадетского корпуса. Мальчики в белых полотняных гимнастерках с красными погонами, конечно, защищали царя не как охранники.
Николая встречали довольные, веселые, праздничные люди. Революции не было и в помине.
Оживление царило во всех хозяйственных областях. Вывоз хлеба за границу достиг рекорда — 748 миллионов рублей. Закладывался фундамент великих планов — через пять лет были готовы
