В 1879 году Гончаров выступает в печати со своей крупнейшей критической статьей «Лучше поздно, чем никогда».
В эти годы Гончаров ведет обширную переписку. Многие из писем Гончарова являются, по существу, литературно-критическими работами в эпистолярной форме (излюбленный критический жанр Гончарова).
Самое значительное из написанного Гончаровым в семидесятых годах, бесспорно, — статья «Мильон терзаний». Работа над этой статьей свидетельствовала о пробуждении новых творческих стремлений и энергии у автора «Обрыва».
В ноябре 1871 года Гончаров присутствовал на бенефисе известного артиста И. И. Монахова, который выступал в комедии «Горе от ума» Грибоедова в роли Чацкого на сцене Александрийского (ныне имени Пушкина) театра.
«После спектакля, — вспоминал М. М. Стасюлевич, — Гончаров в кругу близких ему людей долго и много говорил о самой комедии Грибоедова и говорил так, что один из присутствовавших, увлеченный его прекрасной речью, заметил ему: «А вы бы, Иван Александрович, набросали бы все это на бумагу — ведь это все очень интересно». Гончаров в начале 1872 года сообщал Ф. И. Тютчеву, что он «набросал заметки об этой комедии и об игре актеров, хотел оставить так, но актер Монахов (Чацкий) упросил меня сделать из этого фельетон. Фельетон не вышел, а вышла целая тетрадь».
Эта «тетрадь» и была отдана Гончаровым Стасюлевичу для напечатания в «Вестнике Европы» (1872, N 3). Интерес Гончарова к комедии «Горе от ума» относится еще к студенческим годам, когда он знакомился с нею в бесцензурных списках, а позже видел в исполнении крупнейших актеров Малого театра во главе с М. С. Щепкиным.
Большой заслугой перед русским обществом явилась статья Гончарова «Заметки о личности Белинского», впервые опубликованная в сборнике Гончарова «Четыре очерка» в 1881 году.
Начало работы над заметками относится к 1873 году, когда А. Н. Пыпин обратился ко всем лицам, близко знавшим Белинского, с просьбой поделиться своими воспоминаниями и всеми сохранившимися у них материалами о великом критике. Ответом Гончарова на эту просьбу явилась статья в форме письма «Как я понимаю личность Белинского». При этом Гончаров писал Пыпину: «По обещанию, на которое я вызвался после случайного разговора с Вами о Белинском, многоуважаемый Александр Николаевич, я набросал на бумаге все, что упомнил о нем и как я понимаю его лично. Полагаю, что по скудости фактов и по поверхности моих замечаний о нем листки эти самостоятельного значения не имеют».
Эта первоначальная редакция заметок не удовлетворила самого автора и не была опубликована.
Гончаров существенно доработал их после того, как присутствовал у Стасюлевича на чтении К. Д. Кавелиным своих воспоминаний о Белинском (март, 1874 год). Кавелин исказил образ великого критика, твердя вслед за реакционером Погодиным о его «неучености», «необразованности». Эта реакционно- либеральная клевета вызвала горячий протест Гончарова в его большом письме к Кавелину от 25 марта 1874 года. Это письмо почти дословно было включено в последние страницы окончательной редакции «Заметок о личности Белинского».
Воспоминания Гончарова о Белинском — правдивая и яркая характеристика личности Белинского как общественного деятеля, человека передовых и страстных убеждений, как бесстрашного борца с «умственной и нравственной тьмой» крепостнической эпохи.
В современной Гончарову демократической критике статья, по существу, не получила оценки. В этот период демократическая критика главное внимание сосредоточила на полемике с Гончаровым по поводу его очерка «Литературный вечер», который был напечатан с «Заметками о личности Белинского» в одном и том же сборнике…
Подъем жизненных и творческих сил у Гончарова в эти годы был связан с подъемом его прогрессивных настроений.
Идеал общественного развития Гончаров усматривал в преобразовании всего «путем реформ», в сотрудничестве всех классов русского общества, в гармонии их интересов.
Обострение классовой борьбы, всех общественных противоречий в шестидесятых годах сильно подорвало эти надежды романиста на общественную гармонию, на «гармоническое целое». Обстановка, сложившаяся в России в те годы, угнетала романиста. В начале семидесятых годов атмосфера в стране стала менее напряженной, опасность революционной грозы временно миновала. Гончаров, так жаждавший общественного умиротворения, почувствовал облегчение. Семидесятые годы явились в жизни Гончарова годами плодотворной литературно-критической работы.
В своих литературно-критических статьях, написанных в семидесятых годах, Гончаров выступает убежденным сторонником реализма в искусстве. «Реализм, — говорит он, — есть одна из капитальных основ искусства» и состоит прежде всего в «стремлении к правде». Знаменательно, что борьбу за подлинное искусство Гончаров рассматривал прежде всего как борьбу за реализм. Он видел, что реакционное искусство, формализм и декадентство враждебны реализму, чужды жизни, человеку и обществу. Гончаров был решительным противником реакционной теории искусства для искусства.
Следует весьма положительно оценить то, как решал писатель вопрос о служебной роли реалистического искусства, творчества вообще. «Художественная верность изображаемой действительности, то есть «правда», — писал Гончаров в предисловии к «Обрыву», — есть основной закон искусства — и этой эстетики не переделает никто. Имея за себя «правду», истинный художник всегда служит целям жизни, более близко или отдаленно» (курсив мой. — А. Р.). Таким образом, «правда жизни» нужна художнику именно для того, чтобы служить прогрессивным идеалам.
Гончаров видел, что «жизнь не стоит, а вечно движется». «В наше время, — писал он, — когда человеческое общество выходит из детства и заметно зреет, когда наука, ремесла, промышленность делают серьезные шаги, искусство отставать от них не может. Оно имеет серьезную задачу — это довершать воспитание и совершенствовать человека. Оно так же, как и наука, учит чему-нибудь, остерегает, убеждает, изображает истину, но у него другие пути и приемы: эти пути — чувства и фантазия. Художник — тот же мыслитель, но он мыслит не посредственно, а образами».
В этом определении искусства отмечена главная его особенность — его образная сущность и связь с развивающейся общественной жизнью, его общественная функция. Особенно существенно здесь признание познавательного значения искусства, его высокой роли в воспитании человека. Гончаров считал, что литература должна «делать человека лучше», она должна будить «добрые струны» и «не затрагивать недобрых». Но это, с точки зрения Гончарова, только одна сторона дела. Если бы художник ограничивался в своем творчестве только этим принципом, — он не достиг бы правды. «Света без теней изображать нельзя…» Поэтому искусство, по мнению Гончарова, должно, изображая человека, представлять «нельстивое зеркало его глупостей, уродливостей, страстей, со всеми последствиями, словом — осветить все глубины жизни, обнажить ее скрытые основы и весь механизм, — тогда с сознанием явится и знание, как остеречься».
Гончаров видел, какое большое значение имел критический реализм, гоголевское «отрицание» в русском искусстве.
«Русская беллетристика, — указывал он, — со времени Гоголя все еще следует по пути отрицания в своих приемах изображения жизни, — и неизвестно, когда сойдет с него, сойдет ли когда-нибудь и нужно ли сходить». Он говорил: «И я поддался этому направлению».
Однако признавая в принципе необходимость и законность «гоголевского отрицания» в искусстве, Гончаров вместе с тем определенным образом ограничивал смысл и значение этого принципа или, как он выражался, был против «крайностей» в применении этого принципа. На этой почве в шестидесятых- семидесятых годах у Гончарова возникли серьезные расхождения с революционно-демократической критикой и эстетикой. В частности, он утверждал, что «новейшие реалисты», писатели революционно- демократического направления, довели якобы гоголевскую идею «отрицания» до нигилизма. Он был против такой критики жизни, которая требовала революционной ее переделки.
Ошибки Писарева в вопросе об отношении к классическому наследству и особенно к Пушкину дали повод Гончарову обвинить всю революционно-демократическую критику в огульном отрицании, в разрушении эстетики и искусства. В частности, выдавая Крякова из «Литературного вечера» за сторонника этого направления критики и литературы, Гончаров наделил его чертами грубости и цинизма. Кряков
