Дохлый пришел в офис «Кольчуги» и, по его выражению, «загрузил» майора Пресника, сказав, что страшно обижен на всю свою компанию и хочет их наказать. Майор было его погнал, но, когда Дохлый поднялся и собрался уходить, остановил и стал беседовать уже серьезно.
— Про миллион-то наши супостаты уже знали. Вы трепались в магазине, а они слушали... — сказал он, украдкой снова посмотрев на Николая Егоровича.
Дохлый стал захаживать в «Кольчугу», пораскидав там уже своих «жуков». То же самое он сделал и в Настиной квартире.
— А это на фига? — гневно сверкнув глазами, спросила Настя.
— Дура ты, дура, — ответил Дохлый. — А как бы я узнал, например, сегодня о твоей стреле с этим уродом? Я просто предвидел что-то подобное...
Но дело закрутилось круче, чем он ожидал. Постоянно держа в голове разговоры Сухого, — он с торжеством глянул в сторону коридора, — и его бандюков — Турка со всей компанией, он узнал, что они собираются просто ограбить Настину квартиру. И опередил их.
— Ты же код не знал, — начала Настя и осеклась под его укоризненным взглядом.
— Код, шмукод, — ответил Дохлый, качая головой. — Давайте на эту тему не будем... Уехал я на съемную квартиру и оттуда стал работать, — продолжил Дохлый свой рассказ. — Нужно было мне в подполье уйти ненадолго...
Слушая переговоры и отслеживая передвижения майора, Дохлый выяснил все об их отношениях с Турком и в конце концов сел майору на «хвост», когда тот отправился на заброшенный завод. А дальше все просто...
— А дальше я встретил там Николая Егоровича, — печально сказал он. — И Димку. Отвез его в больницу... Плох он был, Настя, ты только не пугайся, про палец-то ты знаешь... Это дело такое... В больницу нужно было срочно... Вот он, — Дохлый кивнул на Настиного соседа, — поспособствовал... Договорился там...
— Где Димка? — встав с табурета, спросила Настя. — В какой больнице?
— Не кипятись, Настя, — жестом остановил ее Николай Егорович. — Не жги себя, как говорится. В хорошей он больнице. Я своего человека в плохую больницу не определю...
— Своего? Как так? Какой же он вам свой?
— Такой же, как и ты, Настя. Соседка... И вы. — Он обвел взглядом Барракуду, угрюмо молчавшего в углу, и Дохлого, который растерянно улыбнулся. — Ты продолжай, продолжай, — кивнул он Дохлому.
— Так а чего продолжать-то? Я их вычислил, короче. Все сделал...
— Так ты заранее знал о том, что Димку похитят?
— Да откуда мне знать, Настя, ты чего? Совсем у тебя крыша не на месте. Глаза-то во какие. — Он развел руками. — Тебе бы полечиться немножко... Ничего я не знал. Я твой телефон вместо музыки три дня слушал. И этих козлов. — Он снова кивнул в коридор. — Вы же все, хреновы конспираторы, болтаете о таких вещах, за которые... не знаю, что делают.
— Пистолет где? — вдруг спросил Николай Егорович у Насти.
— Пистолет... — Она задумалась. — У меня его выбили... Эта девчонка... каратистка... Не знаю. Там где-то.
— Это нехорошо, — сказал Николай Егорович. — Нехорошо.
— Так я в перчатках же была, — сказала Настя. Она вышла в прихожую и вынесла тонкие нитяные черные перчатки.
— Стильность нас спасет, — сказал Дохлый. — А что за пистолет?
— Тот самый, из которого ваша начальница подстрелила Сухого, — проговорил Николай Егорович. — И замочила того молодого урода у метро.
— Как — замочила?.. — Дохлый даже встал. — Настя?
— А ты что думал, мы тут в игрушки играем? — зло спросила Настя. — Так нет. Все серьезно.
— Да уж, — покачал головой Барракуда. — По-взрослому...
— Вот что, ребятки. — Николай Егорович хлопнул себя ладонями по коленям. — Пора мне. Старый я, набегался сегодня уже. Пора мне поспать малость. И вот что я вам скажу напоследок. Сидите тише воды ниже травы. Когда все успокоится, я дам знать. А вообще... Я не спрашиваю у вас, где ваш миллион. Он все равно, где бы ни лежал, фактически мой. Но я его забирать у вас не буду. Я предлагаю вам вместе поработать. Мне нужны свежие силы и...
— Нетрадиционные решения, — пробормотал Дохлый.
— Предложение, от которого невозможно отказаться, — так же мрачно, как прежде, прокомментировал Барракуда.
— Все правильно, — продолжил Николай Егорович. — Все верно. Теперь вы поняли, кто в этом городе сильней? Не эти. — Он махнул рукой на Сухого. — И не те, — последовал неопределенный жест в сторону окна. — Вы мне будете отстегивать столько же, сколько и им. А я буду вам время от времени работенку подкидывать. Не бойтесь, работенка будет по вашему профилю. Вы же хоть и крутые ребята, — он улыбнулся, — а все равно даже еще не фраера. Мелочь вы пока, внимания недостойная. И это хорошо. Вот на этом мы и будем работать.
— Мы? — спросила Настя.
— Мы. Вместе.
— Я работаю одна, — сказала Настя и встала. — Только одна.
— Вот это мне в тебе и нравится, — улыбнувшись, кивнул Николай Егорович. — Еще тогда, в лесу, когда вас грохнуть хотели, вы мне приглянулись...
Настя опустилась на табурет.
— Только не думайте, что я Турка замочил от любви большой к вашей конторе. У меня к нему личные счеты были. А я по счетам получаю. Ну все. Работайте спокойно. Не буду мешать. — Он замолчал, потом вдруг, словно вспомнив важную вещь, снова посмотрел на всех и сказал:
— Что деньги? Деньги — тлен. Люди — вот наше главное богатство... Ладно, пошел я. Мне еще собаку выгуливать...
— А с этим что? — спросил Дохлый, кивнув на Сухого, который, казалось, дремал.
— Да заберу, заберу, вам не поднять...
Он с неожиданной легкостью взвалил на плечи Сухого и скрылся за дверью. Словно и не было никого и ничего. Только пятна крови на линолеуме.
— Так деньги у тебя? — тихо спросила Настя у Макса.
— Ну а где же...
— Все?
— Почти. Кое-что мне пришлось потратить.
— Сколько?
— Тысяч двадцать...
— Сколько?!
— Настя, я сейчас все объясню.
Преснику все-таки определенно везло. Он заехал в офис, взял кое-что из документов, несколько дискет и компакт-дисков с информацией, позвонил в кассы аэропорта, где у него тоже были свои люди.
Никто — ни секретарша Ирочка, ни пара следаков, болтавшихся с утра по конторе — не догадывался о намерениях патрона. Сам еще не веря тому, что освобождается от всех агентских дел, майор отправился в аэропорт.
Приехав туда, он, поднимаясь по трапу самолета, чертыхнулся — все никак не могут в Расеи приличный аэропорт сделать, с коридорами, ведущими из здания вокзала прямо в салон самолета...
«Да черт с ним! — подумал он. — Недолго осталось торчать на благословенной родине».
Когда самолет сделал посадку в Шенноне, он пошел в бар, выпил три рюмки водки и две большие кружки портера. Час стоянки пролетел незаметно, и, вернувшись в салон, Пресник заснул счастливым, глубоким сном, стирающим все неприятные впечатления последних дней.
Через несколько часов он уже шел по Сорок Второй, радуясь ей и не узнавая хорошо знакомую улицу. К удивлению майора, не было на ней прежней грязноты, позакрывались дешевые бордельчики, кинотеатры;
