— Не морочь мне голову…
— Да, да, ты — это я, только ты как бы вчерашний.
— Сам ты вчерашний.
— Да посмотрись же в зеркало.
Я послушался, повернулся к зеркальной стеновой панели и увидел самого себя, как две капли воды похожего на того, что стоял в дверях. Только у того были совершенно сухие, хоть и встрепанные волосы.
— Что это значит?
— Пока не знаю.
— А у тебя от вибрации в животе зудит?
— Еще как!
— Тогда мы и в самом деле одинаковые. Что ж, мне как раз надо обходить корабль. Вдвоем мы это сделаем быстрее. Ты иди налево, а я направо. Встретимся возле рубки. Знаешь, где она?
— Я все знаю…
— Хвастун.
— Сам хвастун.
Обменявшись такого рода комплиментами, словно все происходило в обычной обстановке, мы повернулись спиной друг к другу, и я пошел направо по коридору. Коридор был длинный и узкий с матово поблескивающим шершавым ковриком посередине. Справа и слева тянулись овальные закрытые двери с темными панелями сбоку. Обычно при обходе я трогал эти панели, двери отъезжали в сторону, и за ними вспыхивали зеленые глаза дежурных роботов, означающие, что в отсеках все в порядке. Конечно, можно было и не обходить корабль: Друг сообщил бы о малейшей неисправности. Но роботы роботами, а и человек должен что-то делать. Не просто наблюдать и руководить, а именно делать. Так и велось на всех космических кораблях — «роботу роботово, а человеку — человеково».
Но на этот раз я не трогал панели, шагал не останавливаясь, оглядываясь время от времени на свою серебристую «Зину», бесшумно катившуюся следом. Я знал, куда меня несло: не к рубке, а в обратную сторону — к отсекам сна. Мне надо было, непременно надо хоть мельком взглянуть на своих товарищей, на Ариу, убедиться, что у них все в порядке.
Возле отсеков сна было сумрачно: слабый свет падал в коридор только через прозрачные двери. Я спешил, не глядя вперед. А когда поднял голову, то остановился как вкопанный: возле двери, к которой меня так тянуло, стоял тот тип, мой двойник, заглядывал внутрь с подозрительным вниманием. Это встревожило: значит, он не пошел налево, как договорились, а зачем-то направился сюда, к отсекам сна? Что ему тут надо?
— Эй! — крикнул я, выхватив увесистый преобразователь.
Он вздрогнул и вдруг ловко отскочил в сторону, кинулся за угол. И дробный частый топот его башмаков, хорошо слышный даже за гулом переборок, быстро затих в глубине коридора.
Я внимательно осмотрел отсеки. Все было как обычно, только Ариа вроде чуточку повернулась во сне и в ее лице появилось что-то насмешливое.
— Негритянка моя! — сказал я, прижавшись лбом к прозрачному пластику двери. Мне захотелось теперь же разбудить ее. Повод, как мне казалось, был очень даже уважительный. Появление на корабле этого типа, похожего на меня, грозило бедой. Я чувствовал ее, близкую, неведомую. И не понимал, почему Друг не чувствует того же — самый мудрый, самый предусмотрительный, самый чуткий наш робот.
— Негритянка моя! — повторил я, не зная, что предпринять и мучаясь от тревоги, от тоски, от совсем уж непонятного нетерпения. — Ты сокровище мысли моей… Торжество многократное сновидений и звезд… Ты взрываешься сотнями огненных брызг на границе забвения…
Стихотворение, которое когда-то читала Ариа, зазвучало во мне так ясно, что я испугался: уж не схожу ли с ума.
И вдруг я услышал сердитый окрик. Поднял голову, увидел того своего двойника в десяти шагах от себя. И заметил в его руке блестящую иглу преобразователя, обращенную прямо на меня.
Я успел отскочить, успел спрятаться за угол и сразу же бросился бежать по коридору, торопясь в рубку, где можно было запереться от всей этой чертовщины и потребовать у Друга ответа.
Узкий внутренний коридор кончился. Я свернул в тот, главный, что тянулся по периметру корабля, и, немного успокоившись, пошел вдоль длинного ряда иллюминаторов, затянутых светофильтрами. Но свету все же было достаточно. Багровые размытые блики пятнами лежали на переборках. Пятна эти шевелились и вздрагивали, и казалось, что корабль плывет сквозь бушующее пламя. Впрочем, так оно и было: за бортом полыхала самая свирепая топка, какую только знала вселенная, топка центральной части Галактики.
И вдруг я увидел совсем уж непонятное: мой кошмар, мой преследователь, мой двойник преспокойно шествовал по коридору впереди меня.
— Послушайте! — крикнул я. — Давайте все-таки поговорим!
Гулкое эхо поскакало по коридору, словно закричали сразу несколько человек. Но мой двойник даже не оглянулся.
— Постойте!
Я пошел быстрее, потом побежал, но и тот, впереди, тоже побежал, и расстояние между нами нисколько не сокращалось.
— Стой!
Это было ни на что не похоже. Я стянул с головы шлем и запустил им в убегавшего. И в тот же миг почувствовал, как что-то мягкое ударило мне в спину. Обернулся, увидел на полу мой собственный шлем. Не там, куда я его бросил, а тут, рядом. Голова моя пошла кругом, и я бы, наверное, упал, если бы не услужливая «Зина».
— Ну что это такое? — спросил я ее.
— Мираж, — сказала она бесстрастным, как у всех роботов, голосом.
— Какой же это мираж?!
— Обыкновенный. Отражение…
— Тут что-то другое…
И вдруг я услышал шум воды. И понял, что, обежав коридорами, вернулся к душевой, где недавно, свободный от каких-либо миражей, нежился в блаженном одиночестве в упругих струях водного массажа. Но я хорошо помнил, что выключил воду, и, полный нового беспокойства, толкнул дверь в душевую. И, пораженный, остановился на пороге: за прозрачной дверью герметической капсулы в пузырящемся воздушно-водяном коктейле плавал голый человек. Он открыл глаза, с невероятным удивлением посмотрел на меня и выключил воду.
— Чего уставился?! — сказал он таким тоном, словно мы с ним были давними приятелями. — Выйди, дай одеться.
— М-да, — поразился я. — Вот нахал: моется на чужом корабле, командует. Одевайся при мне.
— Да?
— Тут женщин нет.
Он шагнул из капсулы, оставляя мокрые следы на пористом пластике, шагнул к своей одежде, покопался в ней и вдруг вынул ППП.
— Ну, ну, не балуй, — сказал я, отступая за дверь. Мираж, мираж, а вдруг он еще и стреляет.
— Вот теперь можем и поговорить, — сказал он взволновано. — Ты кто?
— А ты кто?
— Ты что, не знаешь, где находишься?
— Кажется, понял, — догадался я. — Слушай, ущипни себя.
— Пожалуйста, — удивленно сказал он.
— Ты ущипнул себя за левое ухо?
— Допустим.
— Тогда все ясно. Ты — это я, только ты как бы вчерашний.
— Сам ты вчерашний!
— Посмотрись же в зеркало, — сказал я, выходя из-за косяка.
Он и в самом деле посмотрелся и повернулся ко мне с выражением крайнего удивления на лице.
