я не могу проводить с тобой двадцать четыре часа в сутки. Макар был не в себе.
– Аля, ты бы с ним вообще не разговаривала.
– Ну как я могу? Это же Пашкин брат.
– А тебе какое дело до Пашкиного брата? Зачем ты вышла на лестничную площадку? Пусть хоть головой в дверь бился. Тебе-то зачем это надо?
– Мы же с тобой не чужие. Я думала, может, что случилось.
Я внимательно смотрела на Альку и чувствовала, что она что-то недоговаривает. Вполне возможно, что этот придурок Макар рассказал ей о том, как я засадила собственного мужа за то, что он взял мое преступление на себя. По всей вероятности, она это знает, просто боится мне об этом сказать.
– Уехал он злой как собака. Попросил сразу ему позвонить, как только ты дома появишься. Он подъ– ехать к тебе хочет, поговорить. Сказал, что ты не желаешь с ним общаться и трубки швыряешь.
– Надеюсь, ты не будешь ему звонить и на меня стучать?
– Как ты могла обо мне такое подумать??? Зачем мне это надо? Это ваши семейные разборки, я в них лезть не хочу. Вы между собой помиритесь, а я крайняя буду.
– Вот это ты правильно сказала, – подметила я. – Мы родственники и между собой всегда разберемся. Лучше не надо лезть в наши отношения. Я тебя в этом полностью поддерживаю.
Аля вновь покосилась на скучающую Ладу и с любопытством спросила:
– А правда, что Пашка в тюрьме?
– Аля, зачем ты меня об этом спрашиваешь? Тебе же Макар уже явно все рассказал.
– Он объяснил, что Пашка в беде и ты не хочешь ему помочь.
По глазам Альки было нетрудно догадаться, что Макар рассказал ей не только это. Он поведал, что за рулем в тот кошмарный вечер была я, а не Павел.
– Аля, зачем тебе нужны чужие семейные разборки? Не лезь ты во все это. Если Макар наговорил про меня гадостей, то не стоит его слушать. У нас с ним свои счеты.
– Раньше ты мне все рассказывала, а теперь даже в гости зайти не хочешь, – обиделась Алька. – Отдаешь предпочтение подружкам на кабриолетах.
– Аля, я обязательно к тебе зайду. Просто сейчас времени в обрез. Я на Ибицу на пару недель уезжаю. Как только вернусь, то сразу к тебе зайду и поделюсь впечатлениями.
– Куда ты уезжаешь?
– На Ибицу.
– А где это?
– Ибица – это курорт в Испании. Это остров длиной в сорок, а шириной в двадцать километров.
– Там, наверно, очень дорого, – только и смогла сказать Алька.
– Пока не знаю. Я еще там не была.
– Ты одна летишь? – как бы между делом спросила она, но сама заметно занервничала и напряглась.
– Нет. С подругой.
Алька почему-то покраснела.
– Аля, мне пора. Ты не обижайся на меня, пожалуйста. Я после Ибицы обязательно к тебе зайду. Обещаю. Выпьем мартини, посидим, как в старые добрые времена, посплетничаем.
– Заходи. Я буду ждать, – все так же обиженно произнесла Алька и пошла в сторону метро.
Я подошла к Ладе и махнула рукой в сторону своего подъезда:
– Пошли. Извини, я просто соседку встретила. Давно не виделись.
– Она так на меня смотрела, – не могла не заметить Лада.
– Как?
– Словно я ей что-то плохое сделала.
– Не обращай внимания. Она сама по себе такая.
– Да мне-то в принципе до нее дела нет. Я видела ее в первый и последний раз в жизни, но девушка явно себе на уме.
Когда мы вошли в подъезд, Лада посмотрела на обшарпанные стены и испуганно покачала головой.
– Света, почему здесь так?
– Да уже не один год собираемся сделать ремонт. Никак не получается.
– Почему?
– Жильцы не хотят скидываться, валят все на ДЭЗ, а ему тоже ни черта не надо. В ДЭЗе говорят, город не финансирует. В России так всегда: с больной головы на здоровую, со здоровой на больную.
– Света, так ты позвони мэру. Он, наверно, об этом не знает.
Я посмотрела в чистые Ладкины глаза и рассмеялась:
– О чем?
– О том, что у вас такой подъезд и такие условия. Пусть примет срочные меры. Это же нехорошо. Вы испытываете дискомфорт.
– Лада, ты совсем американизировалась. Ты не в Майами, а в России. Тут никому ничего не надо.
– Вообще никому?
– Абсолютно. Всем все по барабану.
– Даже мэру?
– А он что, крайний?
– Ну, если его выбрали, значит, он крайний.
– Если бы ты знала, как у нас выбирают, то не задавала бы подобных вопросов.
– В Штатах не так.
– Сейчас ты не в Штатах. Сотни домов вообще уже давно предназначены под снос и непригодны для проживания. А в них люди годами живут. Подумаешь, в подъезде ремонта нет! Такие мелочи. У некоторых вообще подъездов нет. Люди ходят, штукатурку с головы отряхивают и оглядываются, чтобы бетонная плита на голову не упала.
– Но ведь это нарушение прав человека!
– А кто сказал, что здесь у кого-то есть какие-то права? Кто их будет брать в расчет? Тут у каждого только одни обязанности. Мы про права практически не вспоминаем, а если и вспомним, то что толку? Нас все равно никто не услышит. Все права у государства, которое нас каждый день к чему-нибудь обязывает. Ладка, ты просто отвыкла от России-матушки.
– Да я к ней, собственно, и не привыкла. Я когда из России уезжала, мне всего двенадцать лет было.
– Поэтому тебя все это так удивляет.
– А жильцы почему скидываться не хотят?
– Потому что им на общественные места глубоко наплевать. Они с трудом наводят порядок в своих квартирах.
– Как это глубоко наплевать? – не понимала меня Алька. – Но ведь они же здесь живут. Неужели так трудно собрать деньги и сделать ремонт?
– Труднее не бывает. Все начнут говорить о том, что нет денег, что им это на фиг не нужно, ведь есть кто-то богаче и у кого-то больше квартира. Мол, если тебе это нужно, то сам и делай. У нас квартира меньше и средств таких нет. Нам и так неплохо.
– Как же можно жить с такими соседями?
– А у нас других не бывает.
– Так почему тогда не сделать ремонт тому, у кого средства есть?
– А что, у кого есть средства, тот крайний, что ли? Отчего у него деньги? Оттого что он пашет как прокаженный. Почему, кто пашет, должен платить за того, кто на диване лежит?
– Поэтому у вас здесь все так и получается, – сделала заключение Лада. – Потому что вы живете по принципу: «Я что, крайний, что ли?» или «Моя хата с краю, ничего не знаю». Нет у вас солидарности, а это очень важно для любой страны.
Перед тем как открыть дверь, я почувствовала волнение. Это было связано с тем, что совсем недавно в квартире было совершено преступление и у меня не было никаких мыслей относительно того, кто же мог его совершить.
