перед миниатюрным зданием вокзальчика.
— Как доехал? — запоздало спросил Отто, когда уже садились в машину.
— О, кей!
Семен хотел еще сказать что-нибудь по-английски, чтобы дать понять, что он не кто-нибудь, а птица высокого полета, но вдруг осекся: из узких дверей вокзальчика торопливо вышел полицейский, зашарил глазами по площади, по припаркованным автомобилям. У Семена не было сомнений насчет того, кого он ищет, и потому резко нагнулся, крикнул, забыв про свой английский:
— Ехай, что ли!..
Успокоился, лишь когда притормозили на тихой улочке, вдоль которой разноцветным бордюром поблескивал у тротуара сплошной ряд машин. И обругал себя за пустой психоз: ничего ведь не липло к нему. Вывод был только один: отвык от рисковых дел, забурел на непыльной должности.
— Планы такие… — начал Отто. И спохватился: — Или сначала обед?
— Сначала дело, — важно ответил Семен.
— Тогда сразу на ферму. Это недалеко. — И он вдавил газ так, что «Фольксваген» подпрыгнул, как перекормленный бычок.
Маленький городок уже через несколько минут оказался позади. Узкая, но вполне обихоженная дорога с частыми указателями на обочине, с белыми линиями на асфальте вела через кочковатые луга, там и тут пересеченные проволочными изгородями, за которыми важно расхаживали здоровенные коровы.
— Зачем на ферму-то? — спросил Семен.
— Смотреть телят. Как это у вас говорится: товар лицом.
Семен хохотнул.
— Качество телятины я определяю, когда она называется шницелем.
— Будет и шницель. Там, на ферме. Мы за стол, а телят — на бойню. Как придут рефрижераторы, сразу можно будет грузить и ехать. Или ты хочешь погулять тут?
— Дома нагуляюсь.
— Тогда — вперед!
Не прошло и двадцати минут, как машина, свернув с дороги, подъехала к большому краснокирпичному дому, по российским крестьянским представлениям очень даже безбедному. Над высоким крыльцом крупно выделялась резная надпись — 'Sieh regen bringt Segen'.
Выйдя из машины, Семен уставился на эту надпись, пытаясь перевести. Буквально получалась несуразица: 'Смотри движение приносит благодать'. Но, поразмыслив, обрадовался: это же, как будто, специально о них предпринимателях-челноках. И звучит вполне по-современному: 'Разъезжай и разбогатеешь'.
Скрипнула половинка высокой двери, и на крыльцо вышел мужик в сапогах, грубой куртке и узкополой шляпе — как есть крестьянин, только немецкий. И молодая бабенка выглянула, по — возрасту — хозяйская дочка, оглядела Семена оценивающе, как нового бычка.
— Русский бизнесмен, — представил его Отто.
Поздоровались за руку.
— Фриц.
— Марта.
Ну, конечно, если немцы, то обязательно эти имена. Как у русских Иван да Марья. Семену показалось, что молодуха глянула на него обещающе, даже на миг задержала свою руку в его руке, и он пожалел о своем отказе подзадержаться тут да погулять.
— Привез? — спросил хозяин.
Отто развел руками.
— Как договорились. В точности для откорма очередной партии.
Они пошли к машине, открыли багажник, начали выгружать какие-то коробки. А Марта потянула Семена за рукав.
— Пойдемте, я вам дом покажу.
Отвергать такое приглашение он не мог, да и не хотел. Протискиваясь в открытую половинку двери, Семен ощутил боком подвижное бедро Марты и сказал себе, что будет дураком, если не задержится тут.
Дом был, по представлениям Семена, совсем не крестьянских размеров: коридор, гостиная с мягким диваном и сервантом, две спальни, комнаты для детей, большая умывальная комната со стиральной машиной и всем таким прочим. Наверх вела лестница, и там были еще две комнаты и хозяйственные помещения с широкими полками, уставленными разными банками. И еще была лестница — на чердак, огромный, с белыми дощатыми полами, подбитый под крышей толстым пенопластом.
Чтобы угодить Марте, Семен осматривал дом с таким вниманием, будто собирался свататься к молодой хозяйке. Подумал, не уговорить ли ее прямо тут, наверху, пока там, внизу, решаются хозяйственные дела. Но не успел: позвали.
— Посмотри телят, пока их не увезли на бойню, — сказал Отто.
Захотелось отмахнуться: 'Зачем мне телята, когда тут такая телка?' Но пришлось согласиться, важно кивнуть, чтобы не потерять марку делового человека.
Дверь в конце коридора вывела их в хозяйственную пристройку, расположенную под той же крышей. В оборудованных поилками стойлах взбрыкивали и взмыкивали десятки телят, крупных, гладких, упитанных.
— Вот они — твои ненаглядные. Как?
— Да по мне хоть… — Семен спохватился, что такое ново-русское наплевательство подмочит его имидж, и с важным видом задал деловой вопрос: — А чего у них уши рваные?
— В ушах были жетоны. Для учета. Перед бойней их сняли…
Отто вдруг поднял голову и насторожился: из-за стен телятника послышались чьи-то голоса, громкие, требовательные. Почти сразу же чмокнула открываемая дверь, и в проеме показалось белое от испуга лицо хозяина.
— Полиция!
Отто кинулся к двери, но навстречу ему, оттеснив в глубь телятника, решительно шагнули двое здоровенных парней. Были они отнюдь не полицейского вида — в джинсах и легких рубашонках с короткими рукавами. И оба они почему-то сразу заинтересовались Семеном.
— Документы, пожалуйста, — вежливо, почти ласково спросил тот, что был в синей безрукавке, протягивая длинную волосатую руку.
— А вы кто? — поинтересовался Семен.
— Эксперт. Экология.
Семен по привычке заартачился:
— А что такое?.. — И осекся, увидев в дверях подлинного полицейского, в форме. Сразу сменил тон, сообразив, что залупаться — себе дороже.
— Я здесь проездом. По делам бизнеса, — сказал он, доставая паспорт и заодно все прочие бумаги, какие у него имелись.
— Приехали покупать мясо?
— Да, а что?
— А то, что этим мясом торговать нельзя.
— Почему?
— Потому что это, — он повел волосатой рукой, охватывая весь телятник, — подлежит уничтожению.
Семен умел соображать быстро и точно. Он поглядел на телят, бодрых и на вид вполне здоровых, повернулся к Отто Бауэру, разжигая себя злобой: 'Ну, сука, дефектных хотел сбагрить!' Отто ковырял носком ботинка бетон пола и ни на кого не глядел.
— У телят рваные уши. Знаете почему?
— Знаю. Жетоны были. Учет. Перед отправкой телят на бойню жетоны сняли. А что?
— Учет — это точно. Учет телят, которых нельзя отправлять на бойню.
— Почему нельзя?
