— Много, Игнат. Надо структуру вписывать.
— Какую еще структуру?
— Вашу, например.
Матвеев слегка блефовал. Он понятия не имел, что за «структура» стоит за Игнатом и есть ли она вообще, но подозревал, что «крыша», которую представлял этот молодой и строящий из себя крутого мафиози бандит, не может состоять из него одного и еще таинственного Крохи, которого Митя никогда в жизни не видел. Если уж такая акула, как Гольцман, пользовался услугами Игната, значит, за ним точно должны стоять люди чрезвычайно серьезные и в криминальном мире уважаемые.
— Нашу… Хм… Интересные вещи говоришь, Матвеев.
Игнат впервые назвал Митю по фамилии, и тон его как-то странно изменился. Исчезло из голоса уркаганское ерничанье. Игнат вдруг перестал выглядеть бандитом, и облик его приобрел неуловимое сходство с государственным деятелем среднего звена, словно перед Митей сидел еще не примелькавшийся на телеэкранах, но вполне крепкий думский депутат.
— Ты, Митя, либо не понимаешь, что говоришь, либо действительно принял серьезное решение. Ты хорошо подумал?
— Да. Иначе не позвонил бы тебе. И не завел бы этот разговор.
— Структура… Тоже, словечко придумал. У тебя сегодня какой-то прямо творческий подъем, Матвеев.
— Очень может быть.
— Так что ты там про Москву начал? — поинтересовался Игнат. — Давай договаривай.
— Нужно с московскими партнерами все делать. Чем самим открывать производство, вбивать деньги в завод, лучше использовать готовый.
— Это понятно. А ты сам-то какие функции хочешь исполнять?
— Я хочу сделать новую фирму.
— Угу. А как же господин Гольцман?
Теперь Игнат смотрел на Митю наивными круглыми глазами. Митя еще раз удивился, как быстро меняет маски бандит и как обширен арсенал этих масок.
— Гольцман? При чем тут Гольцман? — Митя стукнул донышком бокала по столу. — Я от него ухожу.
— Что так?
— Сказал же тебе, свое дело хочу делать.
— И все? Это все твои причины?
— Понимаешь… Мне что-то не нравится, как он повел дела. Вернее, в какую сторону.
— А в какую?
— Все эти его игры с мэрией, с отделом культуры…
— И что?
— Знаешь, чем это закончится?
— Ну, чем же?
— Тем, что в один прекрасный день он тебе скажет: «Извини, Игнат, я в твоих услугах больше не нуждаюсь». И мне скажет то же самое. Сделает себе новый «Ленконцерт». Я ведь слышал частично всякие его переговоры. Он хочет войти во власть, частный бизнес его уже не устраивает. Ему нужен бизнес в государственном масштабе. Номенклатурой хочет стать. И тогда и ты, и я станем ему абсолютно не нужны. Я не знаю, как ты с ним договоришься, но если он фирму ликвидирует, то я от него уйду только с тем, что он мне даст. Понимаешь? Не с тем, что я хочу взять, а с тем, что он мне захочет дать. Меня это не устраивает.
— А что устраивает? Сколько ты хочешь взять?
— Я хочу взять все.
Игнат взял бутылку водки, неслышно поданную призраком-официантом, и сам наполнил Митину рюмку.
— Махни, братан. — Теперь он снова говорил, как обыкновенный урка, громко и вальяжно, растягивая окончания слов. — Махни. Вижу, нам есть о чем побазарить.
Моня сидел в машине Эльвиры и ждал, когда хозяйка разберется с инспектором ГАИ.
— Сука, — громко сказала Эльвира, сев в машину и хлопнув дверцей. — Взяточник паскудный.
— Сколько взял? — спросил Моня. Настроение у него было хорошее, и происшествие на Марсовом поле даже развеселило директора группы. Машина Эльвиры, поворачивая с Садовой на площадь к мосту, проскочила на красный и едва не размазала по асфальту небольшой табунчик студенток Института культуры, перебегавших через дорогу.
— Сколько, сколько… Пятьдесят баксов ему сунула.
— Много, — покачал головой Моня.
— А если бы он начал выебываться, в отделение бы погнал? Там вообще без штанов останешься.
— Или без прав, — добавил Моня.
