кажется, даже поглощавший слова, с которыми к нему обращались.
— Сколько стоит, спрашиваю. Ты оглох?
— А? Ну… Кажется, столько же, сколько и эти. — Толик кивнул на стопку Алжировых работ, уже перевязанную бечевкой.
— Столько же? Ладно. Это тоже Алжир?
— Нет, — ответил Толик. — Это я нарисовал.
— Ты? — «Мент» повернулся и посмотрел на Толика уже внимательнее.
— Да, я.
— Боян Анатолий Игоревич, — вдруг сказал «мент». — Родился в Вологде в одна тысяча… Ну, впрочем, дальше не буду.
Толик почувствовал, что его начинает колотить крупная дрожь.
— А меня зовут Андрей Петрович, — наконец представился «мент». — Вот и познакомились. Значит, твоя работа?
— Да.
— Хорошо… Ты долго собираешься здесь торчать? — Андрей Петрович широким жестом обвел мастерскую.
— Не знаю…
— Ладно, не ссы. Что-нибудь придумаем. Мы таланты в обиду не даем. Сиди пока. Жди Алжира.
— Так сколько? — снова спросил мужчина в костюме.
— Пять сотен, — ответил Андрей Петрович. — Выдай молодому человеку.
Мужчина, еще раз посмотрев на картину, полез во внутренний карман пиджака и вытащил пачку купюр в банковской упаковке.
— Держи, художник, — сказал он, протягивая Толику.
Боян взял деньги, посмотрел на надпись, шедшую по бумажной ленте, и замер.
Пачка пятирублевок. Сто штук. Пятьсот рублей.
Боян никогда в жизни не держал в руках такие деньги. И мало того, эта сумма была его собственная. Честно заработанная.
Толик был настолько потрясен случившимся, что даже не заметил, как ушли странные посетители, как посмеивался Андрей Петрович, поглядывая на ошеломленного Бояна.
В таком состоянии его и застал Алжир, появившийся в мастерской через двадцать минут после того, как покупатели унесли свежеприобретенные произведения авангардной живописи.
— Ты чего? — спросил Алжир, увидев замершего на диване Толика с пачкой денег в руке. — А это у тебя откуда?
— Это? — переспросил Толик. — Да вот, приходил тут один…
— Знаю, знаю. Буров. Мент.
— Мент?!
Толик и так был на сто процентов уверен, что таинственный и почему-то страшный Андрей Петрович — мент, но когда об этом сказал Алжир, ему стало еще больше не по себе.
— Конечно, мент, кто же еще… Он меня прикрывает. Клиентов дает. Только ты об этом особо не болтай. А то, знаешь… Я тебя пугать не собираюсь, но если лишнее ляпнешь, мигом уедешь в места, как говорится, не столь отдаленные. Это у них просто. А будешь молчать — общий бизнес делать будем. Понял?
— Ну…
— Ладно. Давай сюда деньги!
Алжир потянулся к пачке, которую Толик сжимал обеими руками.
— Э-э… Погоди! — Толик быстро сунул пачку в карман. — Это мои. Твои — вот. — Он показал на полиэтиленовый мешок.
— Ах, вот оно что! А твои — это за что же?
— Он и у меня картину купил. Я, пока тебя не было, тоже тут порисовал…
— Серьезно?
Алжир широко улыбнулся, взял мешок, высыпал на стол кучку банковских упаковок, быстро сосчитал общую сумму.
— Три штуки. Не густо. Ладно, это в последний раз. Цены растут, мой юный друг! Растут! Теперь по пять сотен мы ему хер что отдадим. Понял?
— Ну…
— Не «ну», а точно так! Ты, значит, тоже художник?
— Ну…
— Харэ нукать! Отлично! У меня сейчас с фирмой прямые связи пошли. Безо всякого Бурова будем работать. А если захочет в долю войти — пожалуйста, только цены пойдут уже другие. Создадим группу.
