Пятакова, Буланова, Ягоды. Охрану их нес комиссар из 2-го полка НКВД В. Ф. Алексеев. Он сопровождал с подчиненными арестованных на следствие, кормил, поил, снабжал газетами.
Я Алексееву задал вопрос: «Может, подсудимых били и добивались признания недозволенными методами?». Алексеев ответил: «Заявляю однозначно, что их никто и пальцем не тронул. Такой вопрос необдуманный. Представьте себе: в Октябрьском зале во время суда находится сотня иностранных корреспондентов. Встает со скамьи Бухарин и заявляет: „Меня били на следствии“. После такого заявления можно закрывать заседание и прекращать судебный процесс».
По поводу убийства Кирова Ягода на суде показал: «В 1934 г. летом А. Енукидзе мне сообщил: „Принято решение об убийстве Кирова. Зиновьевские террористы уже ведут тренировку из оружия на меткость“. Енукидзе просил меня не чинить препятствий к убийству Кирова. Я вызвал Запорожца из Ленинграда и приказал не чинить препятствий к убийству Кирова. Несколько позднее Запорожец сообщил, что Николаев дважды задерживался с наганом в портфеле, но освобождался.
Таким образом, я категорически заявляю, что Киров был убит по решению правотроцкистского блока».
Много треплется бульварная пресса, что Сталин был на процессе в Октябрьском зале в секретном месте. Это ложь прессы. У всех членов Политбюро, в том числе и у Сталина, в кабинете стоял репродуктор, через который по проводам он в кабинете слушал показания обвиняемых…
В 1935 году меня назначили старшим группы охраны членов правительства. Вскоре я получил назначение в Наркомтяжпром к Орджоникидзе. Раньше он терпеть не мог своей охраны, прогоняя Жилина, которому приходилось ночевать в гараже. Об этом стало известно Сталину. Он обязал Серго изменить отношение к охране. И тот стал к нам уже более покладистым.
Легендарный нарком всегда был там, где развертывалось гигантское строительство. В Горьком мы объехали ряд площадок будущих заводов. Посетили один действующий. В мартеновском цехе рабочий вручную заталкивал в горнило болванку. Серго выругал директора за дедовский способ подачи болванок в печь и обязал механизировать процесс.
Наряду с другими острейшими проблемами очень много внимания уделялось тогда развитию авиации. Рядом с кабинетом Орджоникидзе находилась комната, в которой стояли образцы новых моторов с металлическими лопастями. Ими предстояло заменить устаревшие деревянно-прессованные. Начальник Авиапрома М. Каганович то и дело заходил к Серго с новыми образцами самолетных частей. Нарком часто посылал наших инженеров за рубеж для изучения лучшего опыта в машиностроении. Помню, Серго на совещании говорил:
— Странное дело, западные спецы и хозяева фирм обвиняют нас в бесплановости хозяйства. На самом деле у нас плановость, а у них — нет. Стало быть, уважаемые товарищи, нам с вами надо подумать, почему же у них образцы продукции лучше наших?
Да, неуемный нарком постоянно болел такими заботами, буквально горел стремлением быстрей добиться во всем совершенства. Хотя жил с одной почкой, что не способствовало хорошему настроению. После ареста своего заместителя Пятакова, которого очень уважал, ценил и заботливо подвозил к дому, у Серго возникли большие неприятности. А когда прослушал у себя в кабинете трансляцию процесса, то резко выступил в Доме Союзов против оппозиции, на всю страну заявив:
— Никакая сволочь, никакая дрянь вроде Пятакова и Радека, не остановят строительство социализма в нашей стране!
После этого сердечные приступы резко усилились, вплоть до обмороков. Тогда срочно вызывали из Кремлевской больницы доктора Левина, который с чемоданчиком в руке спешно шагал по коридору к Серго в кабинет. Как потом выяснилось, раньше этот пожилой худосочный доктор по приказу Ягоды залечил В. Менжинского и М. Горького. Мог ли он иначе относиться к Серго? Едва ли…
Вокруг Орджоникидзе постоянно гомонили пышущие здоровьем летчики, одержимые грандиозными идеями и мировыми рекордами. Замысел исторического перелета через Северный полюс возник у Г. Байдукова, сильного, грамотного летчика. Все знали, как Сталин уважал Чкалова. Поэтому Байдуков сказал ему:
— Иди к товарищу Сталину. Может быть, разрешит тебе перелет через полюс.
— Да я не подготовлен. Я не летал на солидных самолетах, — возразил Чкалов, действительно летавший лишь на истребителях.
— Ты, Валерий, сиди за штурвалом и не волнуйся. Мы тебя хоть за Америку увезем! — стоял на своем Байдуков.
И смелый Чкалов рискнул. Так было получено разрешение на полет. Хорошо помню, как Орджоникидзе и Туполев всю ночь следили за перелетом. Наконец тот завершился. Герои вернулись в Москву. В зале Наркомтяжпрома их исключительно тепло принимали Сталин, Ворошилов, Орджоникидзе и Тухачевский. После официальной части некоторые пошли в буфет. За столом президиума почему-то остался лишь Сталин. Быстро захмелевший Чкалов стал обнимать и целовать его, уверяя:
— Дорогой товарищ Сталин, посылайте нас хоть в огонь! Задание партии выполним, чего бы это ни стоило!
Сталин терпеливо слушал все это и посмеивался в усы. Тут грянула музыка. Тухачевский с Ольгой Чкаловой начали вальсировать. А Валерия наш водитель Черкашин по совету Сталина повез домой. Затем состоялся прием героев в Кремле. Сталин поднял тост за Чкалова, природного самородка, равного которому нет не только в нашей стране, но и во всем мире. Затем подошел с бокалом вина к счастливой паре и сказал Ольге:
— Вы думаете, я Валерия и его коллег послал на опасный перелет, как отчаянных, бесшабашных смельчаков? Нет. Я их, наоборот, сдерживал от ненужного риска.
Это так. Через некоторое время Чкалов сидел в кабине нового поликарповского самолета И-180, готовясь его испытать. Сталин каким-то чудом проведал, что самолет потерпит аварию, и послал на аэродром гонца с приказом отставить полет. Чкалов долго возмущался, но все же покинул кабину. А когда все-таки разбился во время следующих испытаний, Сталин был вне себя. Спросил знаменитого летчика Байдукова:
— Что же теперь делать с этим крестоносцем? Какое ваше мнение о Поликарпове как человеке и конструкторе?
Уже пожилой Поликарпов по старинке носил на груди крест и ходил в Елоховский собор молиться, усердно отбивая поклоны перед угодниками. Однако это ему почему-то не всегда помогало в работе. Сталин ждал ответа. И Байдукову пришлось объяснять, что талантливый конструктор не верит в технические тонкости русского ума. Это спасло Поликарпова от ареста, но не избавило от неминуемой расправы ретивых коллег. Тогда на очередном совещании его спас уже сам Сталин. Может показаться странным, что даже в авиации он являлся авторитетом. Вот подтверждение того же Байдукова:
— Сталин имел большие познания в техническом оснащении самолетов. Бывало, соберет профессуру поодиночке, разберется во всех тонкостях. Потом на совещании как начнет пулять тончайшими вопросами, — мы все рты поразеваем от удивления.
Думаю, здесь также уместно хотя бы краткое признание Героя Советского Союза М. М. Громова:
— Сталин сделал поворот в моей жизни. Это был деятель большого государственного диапазона, жесткий, хитрый, умный. Имел свойство магически действовать на должностных лиц, вдохновлять их на героические подвиги. Сталин был руководителем, не терпящим в работе шаблонов, обмана, общих фраз, карьеризма и подхалимства. Надо сказать, что мы были безудержными авиационными фанатиками. Удали много, а знаний — мало. Он заставил нас всех мыслить глубоко, нередко предлагал нам посмотреть, что делается в авиации на Западе. Мы побывали в Германии, Америке. Все интересное, полезное у Гитлера мы повидали и доложили Сталину. Он предложил мне такую высокую должность в авиации, что я чуть не свалился со стула. Мы договорились о должности начальника Летного института, а затем — командующего воздушной армией.
Вот с какими людьми свела меня судьба в наркомате. Вот какие титанические задачи в авиации приходилось решать неутомимому Серго. Но после расстрела Пятакова сердечные приступы не отпускали Орджоникидзе. 17 февраля в десять вечера я проводил мрачного наркома домой. А на следующий день его не стало.
