очередища! Романтика! Теперь уже не удается поехать. Не на что. А заграницу только если во сне.
— Да чего там интересного, заграницей? — ворчливо заметил Сачковский. — Везде одно и то же! Полно машин, куча народу и никому ты не нужен! Меня уже ничем не удивишь!
- И там хорошо, и у нас не лучше! — заметил Славик. Он вылез из-за стола, взяв в руки бутылку водки и, обходя по кругу стол, разлил всем по очереди. После чего сел на свое место и сказал: — Ладно, за здоровье именинника! А то он уже заснул!
Все взяли в руки рюмки, громко чокнулись друг с другом, выпили и закусили. Причем, со мной так ни одна собака и ни чокнулась. Наверное, подумали, что я и вправду сплю. Но я бодрствовал вовсю. Только виду не показывал, стараясь держать вертикальное положение.
Мне стало еще грустней. Вот, пьют себе в свое удовольствие, и про меня даже забыли. Может, мне вообще уйти! Не заметят! Ну, конечно, чего я удивляюсь! Кто я для них? Ноль без палочки! Поэтому сидят, жрут, пьют и ухмыляются! Ладно, пускай болтают о своем, мне же лучше! Хоть есть время переосмыслить свою жизнь. Хотя что тут осмыслять! Опять потерян год жизни, опять прошел впустую. Ничего не сделано, ничего не создано! А мне уже ого-го! И второй жизни не будет! Сколько можно вот так существовать, бесцельно, бестолково? Может, пора сделать что-то серьезное, вечное, для потомков? А то так и уйдешь ни с чем!
— Вот вы говорите, везде одинаково! — начал новую тему Портнов. — А я так считаю, что у нас воровства больше, чем везде. Вот у меня недавно дачу обчистили. Весь инструмент сперли, старый телевизор и штакетник. Хоть собаку заводи…
Новая тема, очевидно, показалась всем еще более актуальной, чем предыдущая, и многие ее поддержали. Правда, придали ей собственное звучание.
— А я со своей недавно гулял, — высказался Сачковский, — привязался какой-то кобель дворовый, приблудный, еле отогнал. Так за нами и ходил! Я его и палкой и ногой, а он только огрызается и за нами.
— Ничего не поделаешь, животный инстинкт! — заметил Вадик и захихикал. — Кобелей всегда на это дело тянет!
Ты смотри, опять новая тема для разговора! И откуда они их только выкапывают. На каком-нибудь телешоу каждую из этих тем целый час обсасывают и все бестолку, а здесь два слова сказали и в дамки! Как они живо беседуют! Даже не уследить за полетом мысли. Главное, до меня им никакого дела нет! Хотя у меня, можно сказать, жизнь перевернулась, с женой все-таки развелся, теперь живу в одиночестве, тоска, да и только! Хотел развеяться немного, друзей пригласил, а они сидят тут и про всякую ерунду говорят. Слушать тошно!
— Да какой там инстинкт! — вздохнула Юлька и, громко икнув, пьяно махнула рукой. — Вот на меня, например, мужчины действуют угнетающе. Я при них ничего не чувствую! Совсем ничего! Представляете?
— Не представляем! — сказал Вадик и попытался погладить ее по голой коленке, но она этого даже не заметила. — Мы ничего из себя не представляем!
— А вы представляете, мой придет с работы, сразу раз в ящик! — опять стала жаловаться Катька. — И пялится, пялится! Хоть бы слово сказал! Я его спрашиваю: «Как дела?» А он: «Угу». Пень!
— У тебя пень, а у меня весь штакетник свистнули, — не согласился с ней Портнов. — Целый кубометр! И еще корыто старое взяли! Зачем им корыто понадобилось, не понимаю!
— А она у меня все понимает! — заспорил с ним Сачковский. — Говорю ей: «Принеси тапочки». Несет. Говорю: «Встань на задние лапы». Встает. И хвостом виляет от радости.
— Она хозяина должна понимать, — заметил Славик и многозначительно переглянулся со Вадиком. — Если она хозяина не понимает, так она ему тапочки носить ни за что не будет!
— Я бы тоже хвостом виляла и тапочки носила, — призналась Катька, — если бы мой меня понимал. А то придет домой, ляжет на диван и вот эту газету изучает! Ну, чего там может быть интересного, в этой газете? Одно и то же, одно и то же! Хоть бы что-нибудь про любовь написали… И главное, на меня ноль внимания!
— А я на мужчин ноль внимания! — громко заспорила с ней пьяная Юлька. Видно, эта тема нравилась ей больше остальных. — Мне в постели спать хочется. Они меня трогают, а я ничего не чувствую, совсем ничего. Сразу обижаются: «Почему это я в постель не хочу ложиться?» А если я ничего не чувствую!
— Может, тебе к врачу сходить? — предложил ей Вадик. — Проверить сексуальную ориентацию. Может, она у тебя нетрадиционная. Может, ты женщин любишь. У меня ведь тоже не традиционная. Я тоже женщин люблю. Сейчас ведь принято наоборот...
Он попытался обнять ее за плечи, но она выскользнула из-под его руки, уйдя в сторону, и Вадик чуть не свалился со стула. Наверное, он тоже был пьян до такой степени, что еле держался в седле.
— Да проверяла я! — огрызнулась Юлька и ударила его по руке. — Врач говорит, это возрастное, пройдет. А с женщинами я тоже ничего не чувствую…
— Может, мне тоже к врачу сходить? — сказал я, чтобы привлечь всеобщее внимание к своей персоне. — У меня что-то с памятью. Плохо цифры запоминаю. И не помню, сколько мне лет стукнуло. Вот спроси мня сейчас что-нибудь из истории, не отвечу.
Но никто так и не отреагировал на мое заявление. Даже внимания не обратили. Словно это не я сказал, а какой-то сквозняк пролетел. Зато все тут же уцепились за новую тему.
— А у меня память хорошая, — признался журналюга Сачковский. — Я все помню, все. То, что недавно было, помню, и то, что давным-давно, тоже. Столько всякого мусора запоминаю, просто не знаю, что с ним делать!
— А у меня память так себе, — пожаловалась Выкрутасова. — Что-то помню, что-то нет. Выборочно. Вот имена хорошо запоминаю, а числа плохо. Зато мой вообще ничего не помнит! Абсолютно ничего!
— А я никогда ничего не помню, — заплетающимся языком пела свое Юлька. — И не чувствую.
— А у меня валидол есть, — сообщил Портнов и внимательно посмотрел на меня. — Тебе дать? Помогает. И когда сердце, помогает, и когда память. Я его от всего принимаю.
— Да, память! — сказал Сачковский, проглотил кусочек мяса, и откашлялся. — Помню, гуляли мы с ней как-то. Обычно она рядом ходит, а тут отбежала. Я просто с соседом разговорился. Он такой же породы, только кобель. Оглядываюсь, нет ее! Ну, думаю…
— А я думаю, это они просто так корыто взяли, заодно, — гнул свое Портнов. — А штакетник жалко! Хороший штакетник был, сосновый, строганный. Хотел забор…
— А мой вообще ничего дома не делает, — продолжала жаловаться Выкрутасова. — Все я, все я! Хоть бы гвоздь когда-нибудь куда-нибудь забил. Сколько просила, все впустую. Давай, говорю, хоть в театр сходим вечером. А он лежит себе, как будто не чувствует, что от него хотят.
— И я ничего не чувствую, вообще ничего, — переживала Юлька. — Трогай меня, не трогай — мне по барабану. Не чувствую и все! Специально к массажисту ходила, думала, уж он как тронет, сразу почувствую! Куда там! Лежу, как полено, и хоть бы что…
— Да, я чувствую, что ты ничего не чувствуешь, — проворчал Вадим, безрезультатно пытаясь ее обнять. — Надо тебе еще выпить! Когда доберешь дозу, сразу все будешь чувствовать!
И он налил ей водки.
У меня терпение было уже на исходе. Я был на взводе и страстно хотел врезать кому-нибудь по роже, только еще не выбрал, по какой. Настроение упало окончательно. У меня проблема так проблема! Целый год жизни коту под хвост! Прошел впустую, как будто его и не было. Только еще хуже стало, чем было — жена ушла! Вопрос, можно сказать, жизни и смерти, а они! Нет, надо прекращать этот спектакль! Больше не хочу ничего слушать! Надоело!
Я ударил кулаком по столу и вскочил со своего места, уронив с грохотом стул. Ноги меня держали слабо, я покачнулся, зацепил рукой бутылку, она упала и покатилась по столу, поливая его водкой, пока не уперлась в блюдо с салатом. Сачковский от неожиданности подавился куском хлеба, потому как в этот момент его жевал. Выкрутасова подпрыгнула на своем стуле, Славик с Вадимом побросали вилки, Наташка и Юлька взвизгнули, а Портнов пробормотал что-то матерное себе под нос.
— Хватит! Хватит же! — закричал я. — Сколько можно болтать всякую чушь про собак и мужей? Понимаете вы, любители корыт и заграниц! Хватит молоть ерунду! Заткнитесь вы, наконец! Вы куда пришли, на день рождения или в кабак? Послушайте лучше, что я вам скажу!
