крошечные темные точечки угрей. Запись была хорошего качества.
Ирина вспомнила, что Танька всегда ей казалась безобидной, слегка пришибленной, плохо одевающейся. Все в ней было, как и положено некрасивой девочке. И теперь эта тихоня преподносила фокус за фокусом…
Один из рукавов ее клетчатой, фермерской, рубашки был закатан. Плечо перевязано резиновой лентой. Девушка сгибала и разгибала пальцы, добиваясь притока крови. В другой руке у нее был шприц.
- Это было за день до того, как ее застукали с драгоценностями, - прокомментировала Ильинична. - Посмотри на дату.
- Значит, наркоманка? И ты по-прежнему будешь с ней миндальничать?
- Ира, даже это - не самое худшее.
- В моем доме завелась наркоманка с криминальными замашками, что еще может быть хуже? - спросила Ирина.
- Увидишь…
На экране некрасивое лицо Таньки исказилось в гримасе блаженства. Одновременно выразительной и отталкивающей.
- А вот тебе еще одно видео, сделанное двумя днями раньше, - сказала Ильинична, ставя пленку на перемотку.
Уже на первых кадрах Ирина вскочила из кресла и швырнула бокал с мохито в стену над экраном. По комнате разбрызгались осколки. Ирина смотрела и не верила, что такое может происходить на самом деле.
Таня открыла глаза. Она лежала на полу.
Разламывалась от боли голова.
Кто-то суетился. Тетка... Как бы не та же самая, с бинтами.
- На вот, водички попей, девочка! Нельзя так, почему падаешь? Молодая еще!
Таня поняла, что сознание она потеряла ненадолго. Может быть, на несколько секунд.
- Простите, - шептала Таня, пытаясь подняться.
В глазах после удара стояла странная муть. Картина окружающего вдруг расслоилась и словно бы превратилась в набор цветных квадратиков-пикселей. Тарелка стояла на своем месте. Но того, что в ней находится, Таня уже не видела. Разрешение пикселей было очень уж низким. Большие цветные квадраты словно съедали очертания предметов.
В своей тарелке Таня сейчас видела лишь комбинацию белых, размытых пикселей. Однако белизна прорезалась серой рябью. Это тревожило. Рябить могли черные головки червей.
Лицо старухи напротив тоже было скрыто пикселями. Они тоже были белыми, но мелькали и странные багровые вкрапления.
Таня решительно встала и направилась в палату. Аппетит пропал. В душе появилась холодная тоска, неявное предчувствие какого-то зла. Разум Тани ничего не знал об этой опасности. А вот подсознание било тревогу.
Таня толкнула дверь палаты, состоявшую сейчас из бело-серых пикселей. Вместо стен были светло- голубые прямоугольники, окно стало грязно-буро-зеленым набором геометрических фигур.
На Танькиной койке тоже находилось какое-то скопление квадратов, напоминающее очертаниями фигуру человека.
- А вот и Танюшка, ебать ее в ушко, - произнесли пиксели бархатным мужским баритоном.
Голос определенно принадлежал хирургу, который оперировал Таньку и должен был сегодня снять повязки и маску.
- Здравствуйте, Михаил Андреевич, - нерешительно произнесла Таня.
Матерная присказка ее несколько насторожила. Однако она предпочла не обращать внимания. Ну, радуется доктор, что лечение заканчивается. Может, шутит?
- Как себя чувствуешь? - спросили пиксели.
- Ну, чешется под маской…
- Жжет?
- Ага, - призналась Танька.
- Прекрасно! - Михаил Андреевич был так доволен. что даже принялся цокать языком. - Настолько прекрасно, что я бы даже сказал, заебись!
«Опять!» - с тревогой отметила Таня.
- С меня сегодня ведь снимут повязки? - спросила она вслух.
- Еще как снимут! - заверили голосом Михаила Андреевича квадраты. - Отъебут и вынут…
- Что вы говорите, Михаил Андреевич! - решилась Таня на замечание.
- А что я говорю? - словно удивился тот.
- Ну… вы… материтесь…
- Да что ты? - захохотал Михаил Андреевич. - Не охуевай, девочка. Не неси хуйню.
- Вот опять! - сказала Таня.
- Опять сорок пять, а все пиздой торгует блядь! - совсем уж по-мефистофельски расхохотался хирург.
И вдруг Таня поняла. Он же пьян. Просто, наверное, мертвецки. Он секса хочет. А ему Танька в новом образе - понравилась. Вот в чем дело!
- А что ты стоишь, как неродная? - спросил доктор. - Ты на койку-то присядь…
Таня осторожно присоседилась. Обнаружила, что спиртным от Михаила Андреевича и вовсе не пахнет. Зато его рука, представлявшая собой набор розовых, с черными вкраплениями, прямоугольников, скользнула под фиолетовые пиксели халатика.
- Михаил Андреевич, что вы делаете? - растерянно спросила Танька, когда ладонь доктора продвинулась по бедру, но не стала останавливаться и устремилась прямо к межножью, тут же предательски увлажнившемуся.
- Ох, пизденка-то сочная, - куражился доктор.
«Господи! Что ему надо? - метались в голове Таньки тревожные мысли. - Вроде трезвый. Но что соседки-то подумают?»
Впрочем, те никак не давали о себе знать. Танька видела на соседних койках кубики пикселей, и не более.
- Я плохо себя чувствую, Михаил Андреевич, - робко произнесла Таня.
- А что такое? - оживился доктор, пытаясь запустить поросший волосом палец в танькину щель. - Тошнота? Головокружения? Может, галлюцинации?
- Откуда вы знаете? - удивилась Таня.
- Я должен это знать, - бархатно расхохотался Михаил Андреевич. - Потому что это - совершенно нормальные симптомы для завершающей стадии верминотерапии.
- У меня в глазах квадратики, - пожаловалась Танька, гадая о том, не является ли галлюцинацией то, что происходит с ней сейчас?
- Это серьезно, - Палец доктора проник, наконец, куда надо, и сейчас щекотал Таньку изнутри, распространяя по телу стыдное и сладкое возбуждение. - Но и это пройдет. Сейчас тебе надо поспать. Снятие повязки, а также последующее срывание всех и всяческих масок - процесс серьезный и волнующий. Ты должна собраться с силами…
- Ну, да, - согласилась Таня.
В другой руке доктора тут же возник пластиковый шприц. Танька ощутила резкий и чуточку болезненный укол, а потом ее тело стало тяжелеть, словно наполняясь льдом.
- Поспи пару часиков, - ласково говорил доктор. - Скоро выебут тебя во все дыры. Но ты не бойся.
Таня хотела что-то ответить, но слова не давались, а сознание обволакивалось вязким забытьем.
