давности. Сейчас, думаю, он выглядит посолидней. Значит, нигде не видели?
— Нет, не видела. — Люська убедительно замотала головой. — У нас в салоне кто только не ошивается. Всех не упомнишь. Но этого нет…
— Ну, что ж, на нет и суда нет, — вздохнул Самохин. — Вы не принесете нам водички? Жарко.
Люська хмыкнула, поднялась с дивана и, вертя задом, протопала на кухню. Самохин внимательно оглядел комнату и остановил взгляд на своем помощнике. Сурков словно ждал его вопроса.
— Как думаешь, она могла сообщить о налете?
Сурков даже не думал. Он был уверен.
— Запросто. И по-моему, Волкова она знает.
— Мне тоже так показалось, — кивнул Самохин.
Люська принесла два стакана с водой на подносе. Мужчины с удовольствием выпили, словно это была не обычная вода, а изысканное вино. Тоже, видно, могли изобразить любые эмоции.
— Спасибо, — сказал Самохин и поставил стакан на столик. — И последний вопрос, чтобы не утомлять вас скучными расспросами. Скажите, пожалуйста, это вы сегодня в четыре часа ночи известили милицию об ограблении квартиры в доме номер шестнадцать по Трубниковской улице?
Люська заметно вздрогнула, но сдержалась. Во всяком случае её нервное движение сразу бросилось в глаза. Оперативники поняли, что она уже созналась.
— Я известила милицию об ограблении? — удивилась она довольно правдоподобно. — Чушь какая-то! О каком ещё ограблении?
Сурков подсел к ней поближе, насколько это было возможно, и задышал в лицо, пыхтя от возбуждения.
— Понимаете, милочка, какая-то женщина позвонила по мобильному телефону в милицию. Наряд приехал на место через пятнадцать минут и задержал воров на месте преступления. Один из них назвал вас и дал нам ваш адрес. Он утверждал также, что вы хорошо знакомы с организатором кражи Андреем Волковым.
Люська выслушала его совершенно спокойно. Ни один мускул на лице не дрогнул. Откинулась на спинку кресла и вдруг рассмеялась во весь голос, хотя смех её вышел какой-то нервный и дерганный.
— У вас, гражданин Мегрэ, концы с концами не сходятся, — язвительно сказала она Суркову. — Если я знакомая организатора кражи, то зачем же мне звонить в милицию? Вы ещё скажите, что он попросил меня в милицию позвонить!
Сурков не ожидал такого наскока и слегка растерялся. Самохин пришел ему на помощь.
— Вот что выходит, Людмила Витальевна. Мы опросили жильцов, и оказалось, что никто из них ничего не видел и не слышал, а тем более в милицию не звонил, а если бы и звонил, то с домашнего телефона, а не с мобильного. Значит, звонил тот, кто знал о готовящемся ограблении и был как-то связан с бандой. Ну, а если один из бандитов называет вас, вывод напрашивается сам собой.
Люська удивленно вытаращила глаза, словно её огорошили каким-то невероятным известием. Ее возмущение столь откровенной клеветой было настолько правдоподобным, что даже полковник засомневался.
— Мало ли кто кого назовет! Завтра ограбят какой-нибудь банк, и воры скажут, что организатором был мэр нашего города. Вы что, потащите его в кутузку?
Люське нельзя было отказать в логике. Но Самохин тоже был не лыком шит.
— Видите ли, Людмила Витальевна! Мы ведь легко можем установить, с какого номера был сделан звонок. Сегодня же это установим. И я уверен, что номер будет ваш.
— Ну и устанавливайте! — огрызнулась Люська и вскочила с дивана. — Делать мне больше нечего, как по ночам в милицию звонить! Спала я, понятно! Всю ночь. С одиннадцати до восьми. Еще вопросы есть?
— Нет, больше вопросов нет, — строго сказал Самохин. — Пока. Потом появятся. И скорее всего, вам придется отвечать на них следователю.
— Отвечу! — рявкнула Люська. — До свиданья!
Она полетела в прихожую и распахнула входную дверь. Мужчины переглянулись, вылезли из кресел и пошли на выход. Самохин протянул ей визитку. Он ещё надеялся на её благоразумие. Но у женщины благоразумие исходит из сердца, а эта материя тонкая и анализу не поддается.
— Если что вспомните, звоните.
Люська швырнула её на тумбочку и, проводив их мрачным взглядом, с силой захлопнула за ними дверь и громко щелкнула замком.
Оперативники дождались лифта и поехали вниз.
— Она все знает, — уверенно сказал полковник, когда они зашли в кабину.
— Что она знает, не знаю, — буркнул Сурков. — Но баба вредная.
— А по-моему, ничего! Симпатичная дамочка! — хмыкнул Самохин. — А, как тебе, Анатолий? Ты в женщинах знаешь толк.
— Стерва! Гонора много. Попала бы к нам, быстро обломали. Может, возьмем?
— Ну, зачем ты так сразу! С женщинами надо разговаривать вежливо. Улыбаясь и говоря комплименты. Тогда они тебе раскроют не только душу, но и тайну сердца. А грубостью от них ничего не добьешься.
— Добьешься, — буркнул Сурков.
— Только вот зачем она сообщила о краже? Неужели, хотела их всех сдать?
— Может, у неё были личные мотивы, чтобы завалить Волкова, — предположил Сурков. — Он её обманул, ограбил, предал. Да мало ли… Женщины обид не прощают. Они мстят. Коварно мстят. В такой момент, когда меньше всего этого ждешь.
— Да, это вполне возможно, — согласился Самохин. — Надо бы здесь посадить Тарасенко. Пускай понаблюдает за квартиркой. Такая женщина не может долго сидеть одна. Кто-нибудь обязательно заявится.
Они приехали на первый этаж, вышли из лифта. Сурков затормозил у двери.
— Давайте, я посижу пока, Аркадий Михалыч? А вы потом подошлете смену.
— Идет.
Самохин покинул подъезд и сел в машину, в которой отдыхал водитель. Сурков остался в вестибюле. Он закурил и следил из открытой двери, как отъехал полковник.
Андрей приник к оконному стеклу на лестничной площадке и наблюдал за тем, как отъехала «волга». Он видел, что Самохин уехал один. Второй так и не показался, и значит, остался на стреме. Андрей спустился по лестнице на люськин этаж, постучал в дверь квартиры. Люська открыла ему. Он приложил палец к губам, шагнул в прихожую и аккуратно прикрыл за собой дверь, стараясь не щелкать замком. Люська смотрела на него с недоумением.
— Один уже засел, — сообщил он.
— Где?
— Там, внизу. О чем они тебя спрашивали?
— Да, всякую ерунду. — Отмахнулась она и пошла в комнату.
Он двинулся за ней, не отступая ни на шаг. Если ими заинтересовались оперы, то все идет так, как он и предполагал. Теперь он не вольный пахарь, он — беглец. А это накладывает на человека особые обязанности — прислушиваться, подозревать всех и каждого и оглядываться назад. Эти обязанности лишают его покоя, аппетита, сна. Он становиться нервным и раздражительным. И скоро сдает. Или бежит ото всех на край света, или приходит с повинной. Страх беглеца не проходит сам собой, как насморк. От него можно излечиться только перестав быть беглецом.
— Самохин за ерундой не ездит. Если он куда и отправляется, то только в случае крайних обстоятельств. Значит, они уже наступили.
— Ну, о чем спрашивали… Сплю ли я по ночам, не знаю ли тебя и не я ли звонила ночью в ментуру.
— И что ты им ответила?
— Про все наврала. Они сказали, что взяли воров на месте преступления. Один из них назвал тебя, как организатора кражи, и меня, как твою подругу. Так что теперь мы с тобой оба на крючке. Ты — организатор банды, я — бандерша.
