он был арестован.
Бакунина заключили в дрезденскую тюрьму, а потом перевели в крепость Кенигштейн. В ходе следствия было доказано не только активное участие Бакунина в дрезденском восстании, но и его попытка поднять восстание в Праге. В январе 1850 г. он был приговорен к смертной казни. 12 июня саксонский король заменил ее пожизненным заключением, а через два дня Бакунина выдали австрийским властям. Австрийцы заточили его сначала в пражскую тюрьму, а потом, в марте 1851 г., перевели в крепость Ольмюц. Здесь он был помещен в строго изолированной камере и для большей надежности еще прикован цепью к стене. Охрану нес взвод солдат. В течение года суд расследовал обстоятельства подготовки пражского восстания и 14 мая приговорил Бакунина к смертной казни через повешение. Как и в Саксонии, смерть была заменена пожизненным заключением. Впрочем, содержать такого опасного преступника на своей территории австрийцы не собирались. В тот же день его передали российским властям. Бакунина доставили в Петропавловскую крепость и заключили в Алексеевском равелине. Никаких допросов не было.
Только через два месяца шеф жандармов граф Орлов пришел к нему в камеру и передал слова Николая I: «Государь прислал меня к вам и приказал вам сказать: скажи ему, чтоб он написал мне, как духовный сын пишет духовному отцу. Хотите вы написать?» Бакунин согласился и через месяц написал свою известную «Исповедь» (она была обнаружена в архивах и опубликована в 1921 г.). Этот любопытный документ подробно рассказывает о пребывании Бакунина за границей и о мотивах, заставивших его обратиться к революции. «Исповедь» весьма внимательно была прочитана императором и наследником.
Затем об узнике, казалось, забыли, оставив его томиться в одиночном заключении. Для Бакунина это была худшая из всех возможных пыток. Позже он рассказывал Герцену: «Страшная вещь — пожизненное заключение. Каждый день говорить себе: «Сегодня я поглупел, а завтра буду еще глупее». Со страшною зубною болью, продолжавшейся по неделям (результат цинги)… не спать ни дней, ни ночей, — что б ни делал, что бы ни читал, даже во время сна чувствуешь какое-то неспокойное ворочание в сердце и в печени с вечным ощущением: я раб, я мертвец, я труп…» «Вы никогда не поймете, — писал он в одном из писем родным, — что значит чувствовать себя погребенным заживо… чувствовать себя полным самоотвержения, способным ко всяким жертвам и даже героизму… — и видеть, как все эти порывы разбиваются о четыре голых стены…» В марте 1854 г. Бакунина перевели из Петропавловской крепости в Шлиссельбургскую. Здесь его также было приказано содержать в «лучшем и самом надежнейшем из номеров секретного замка» и «иметь за ним бдительнейшее и строжайшее наблюдение». В феврале 1855 г., после смерти Николая I, когда объявлены были амнистия и различные послабления политзаключенным, родные стали хлопотать о несчастном узнике. Но все было тщетно. В начале 1857 г. Бакунин отправил Александру II письмо, полное глубокого покаяния. Император написал на его прошении: «Другого для него исхода не вижу, как ссылку в Сибирь на поселение». Но для Бакунина, после семи лет одиночного заключения, это, несомненно, была большая милость.
Местом проживания ему была назначена Нелюбинская волость. Однако губернатор Западной Сибири Гасфорд ввиду плохого здоровья ссыльного разрешил ему поселиться в Томске.
Проживая в этом городе, Бакунин познакомился с семейством Квятковских и вскоре увлекся молоденькой 17-летней девушкой Антониной Ксаверьевной Квятковской. В октябре 1858 г. он женился на ней. Весной 1859 г.
Бакуниным позволили переехать в Иркутск, в Восточную Сибирь. Тамошний губернатор граф Муравьев-Амурский, родственник Бакуниных, принял в его судьбе большое участие. С его помощью Бакунин получил разрешение на свободное перемещение. Этим правом он и воспользовался для достижения долгожданной свободы. Летом 1861 г. (уже после отставки Муравьева) Бакунин по поручению купца Собашникова отправился на Амур для постройки торговых и промышленных предприятий. Добравшись до Николаева, он на клипере «Стрелок» поплыл на пост Де-Кастри, который ему надо было осмотреть с коммерческими целями. По пути он пересел на американское судно, ведомое «Стрелком» на буксире, и добрался на нем до Японии. В начале сентября в Иокогаме ему удалось сесть на другой американский корабль, доставивший его в Сан-Франциско. (Как удалось ему осуществить этот дерзкий побег, по сей день остается тайной. Очевидно, он имел могущественных покровителей, но пособничество их не было доказано.) Из США Бакунин в декабре того же года прибыл в Лондон, где жили Герцен и Огарев. «В нашу работу, в наш замкнутый двойной союз, взошел новый элемент, или, пожалуй, элемент старый, воскресшая тень сороковых годов и всего больше 1848 г., - писал Герцен. — Бакунин был тот же, он состарился только телом, дух его был молод и восторжен… Фантазии и идеалы, с которыми его заперли в Кенигштейне в 1849, он сберег и привез их через Японию и Калифорнию в 1861 г. во всей целости… Тогдашний дух партий, их исключительность, их симпатии и антипатии к лицам и пуще всего их вера в близость второго пришествия революции — все было налицо». Бакунин быстро вошел в близкий Герцену круг европейских демократов, проживавший тогда в Лондоне, и тут же с кипучей энергией погрузился в революционную работу. Ближайшей своей целью он считал поднять славянские народы, объединить их в борьбе с Российской, Османской и Австрийской империями с тем, чтобы создать на их развалинах федеративное славянское государство. Он взялся за это сложное и совершенно нереальное дело с горячностью, свойственной людям 40-х гг. Герцен, который к этому времени прошел через многие разочарования и с большим скепсисом смотрел в будущее, не без иронии писал о тогдашнем Бакунине: «Он спорил, проповедовал, распоряжался, кричал, решал, направлял, организовывал и ободрял целый день, целую ночь, целые сутки. В короткие минуты, остававшиеся у него свободными, он бросался за свой письменный стол, расчищал небольшое место от золы и принимался писать — пять, десять, пятнадцать писем в Семипалатинск и Арад, в Белград и Царьград, в Бессарабию, Молдавию и Белокриницу. Середь писем он бросал перо и приводил в порядок какого-нибудь отсталого далмата и, не кончивши своей речи, схватывал перо и продолжал писать, что, впрочем, для него было облегчено тем, что он писал и говорил об одном и том же. Деятельность его, праздность, аппетит и все остальное, как гигантский рост и вечный пот, — все было не по человеческим размерам, как он сам, а сам он — исполин с львиной головой, с всклокоченной гривой».
Впрочем, события, казалось, развивались в нужном ему направлении — в 1863 г. вспыхнуло польское восстание. Одновременно с Герценом установили связь члены недавно возникшей в России тайной организации «Земля и воля», готовившие восстание крестьян. У Бакунина появилась надежда объединить два этих движения. В марте 1863 г. на пароходе «Ворд Джексон» с грузом оружия и двумястами польских патриотов он отправился к берегам Литвы. Но прежде, чем пароход прибыл в Палангу, стало известно о поражении действовавших в Литве польских отрядов и о том, что русские войска готовятся к встрече «Ворда Джексона». Пароход вернулся в Швецию и здесь был задержан местными властями. Экспедиция не удалась. Вскоре стало известно и о разгроме «Земли и воли». Бакунину ничего не оставалось, как уехать из Швеции, не достигнув ни одной из поставленных целей.
В январе 1864 г. вместе с женой, которая приехала к нему в Стокгольм, Бакунин переехал во Флоренцию (в 1865 г. он поселился в Неаполе). Неудачи изолированных национальных движений все более приводили его к мысли о необходимости организации Международного тайного революционного общества освобождения человечества. (Позже оно получило название «Интернационального братства».) Со свойственным ему размахом Бакунин задумал создать в Европе гигантскую сеть строго законспирированных революционных ячеек, которые были бы заняты подготовкой новой мировой революции.
Немедленно взявшись за воплощение своего замысла, он завязывает многочисленные связи в Италии, снова едет в Стокгольм, чтобы заручиться поддержкой шведских и финских революционеров. На обратном пути он заехал в Лондон, где возобновил свое знакомство с Карлом Марксом. Маркс как раз заканчивал создание Международного товарищества рабочих — I Интернационала. Картина широкого международного рабочего движения, которую развернул перед ним Маркс, произвела на Бакунина огромное впечатление, и он заявил о своем намерении присоединиться к Интернационалу.
Впрочем, учение Маркса о пролетарской революции и диктатуре пролетариата никогда не были органически близки Бакунину. Свои собственные революционные взгляды он изложил в том же году в небольшой работе «Международное тайное общество освобождения человечества». Главная цель этой организации заключалась в построении такой общественной системы, где каждый индивид мог бы в полной мере осуществить свою индивидуальную свободу, возможную лишь при действительном равенстве всех его членов. Для организации такого общества, писал Бакунин, необходимо прежде всего отменить право
