Владимир Соловьев — Николай Бердяев
Последним блестящим взлетом дворянской культуры в России, ее заключительным величественным аккордом стал русский духовный ренессанс конца XIX — начала XX века. В основе этого мощного духовного и культурного течения стояла грандиозная фигура поэта, мыслителя, философа и богослова Владимира Соловьева, неразрывную связь с которым — прямую или косвенную — признавали все деятели Серебряного века. Соловьев был предтечей возрождения религиозного сознания и русской философской мысли. Он вдохновил своими идеями целое поколение богословов, мыслителей, общественных деятелей, писателей и поэтов. (Среди них такие философы, как Флоренский, Булгаков, Трубецкие, Лосский, Франк и отчасти Бердяев. Огромным было влияние мистических стихов Соловьева и его эстетики на развитие русского символизма, что признавали Мережковский, Гиппиус, Брюсов, Вячеслав Иванов, Блок, Белый и другие.) К несчастью, культура Серебряного века не привилась на русской почве и не соединилась с народной. Она расцвела на страницах многочисленных журналов и альманахов, в салонах и религиозно-философских обществах, где шла напряженная разработка глубочайших философских и религиозных вопросов. Массами в ту пору владели совсем другие идеи. И поэтому в 1917 г. эта культура была сметена рационально- атеистической, марксистско-большевистской идеологией, которая потам на многие десятилетия утвердила в России свое безграничное господство.
ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ
Владимир Сергеевич Соловьев родился в январе 1853 г. в Москве. Отец его, Сергей Михайлович Соловьев, знаменитый русский историк, профессор (впоследствии — ректор) Московского университета, автор многотомной «Истории России», имел на сына очень большое влияние. Получив хорошее и разностороннее домашнее образование, Соловьев в 1864 г. поступил в третий класс Первой Московской гимназии, которую окончил в 1869 г. С этими годами Соловьев связывал начало своих духовных исканий. В детстве религиозное чувство его было очень сильным. В гимназии горячая вера уступила место столь же страстному неверию. Позже в своей автобиографии он рассказывал:
«Самостоятельное умственное развитие началось у меня с появления религиозного скептицизма на тринадцатом году, жизни. Ход моих мыслей в этом направлении был совершенно последователен, и в четыре года я пережил один за другим все фазисы отрицательного движения европейской мысли за последние четыре века. От сомнения в необходимости религиозности внешней, от иконоборства, я перешел к рационализму, к неверию в чудо и в божественность Христа, стал деистом, потом пантеистом, потом атеистом и материалистом. На каждой из этих стадий я останавливался с увлечением и фанатизмом. Так, в эпоху своего протестантизма я не ограничивался охлаждением к церковному богослужению, к которому прежде имел страсть, но предался практическому иконоборству и выбросил за окно и в помойную яму некоторые иконы, бывшие в моей комнате… Мой отец, хорошо видевший, что происходит в моей голове, воздерживался от прямого противодействия, но косвенным образом старался показать мне, что смотрит на мое неверие как на болезнь, очень огорчен ею, но уверен, что я в конце концов должен выздороветь». Период нигилизма длился у Соловьева с 12 до 16 лет, от 1865 до 1869 г., и составил настоящую эпоху в его жизни. Один из его друзей, Лопатин, писал: «Я никогда потом не встречал материалиста столь страстно убежденного. Это был типичный нигилист 60-х гг.».
В 1869 г. Соловьев поступил на филологический факультет Московского университета, с которого потом перешел на физико-математический, более соответствующий его тогдашнему состоянию духа. В годы учебы он пережил новую эволюцию мироощущения — от крайнего атеизма обратно к идеализму и христианству. Сам Соловьев так описывал этот процесс: «Я поступил в университет с вполне определившимся отрицательным отношением к религии и с потребностью нового положительного содержания для ума. В естественных науках, которым я думал себя посвятить, меня интересовали не специальные подробности, а философская сторона естествознания. Поэтому я серьезно занялся только двумя естественными науками: морфологией растений и сравнительной анатомией. Ища философию в естественных науках, естественно было обратиться к самой философии». Первой книгой, которая посеяла сомнение в его атеизме, стала «Этика» пантеиста Спинозы.
От нее он перешел к «Логике» Гегеля. Затем, через Канта, — к Шопенгауэру и Шеллингу. От аскетизма Шопенгауэра был только шаг к аскетизму Евангелия. Таким образом, круг замкнулся — Соловьев вернулся в лоно религии, но вернулся совсем не той дорогой, по которой когда-то ушел, а через умозрительный философский идеализм. Поэтому на этот раз он обратился не к каноническому православию, а к изощренному мистицизму. Тогда же он с увлечением занимается спиритизмом, обнаружив у себя способности сильного медиума.
Внешние обстоятельства жизни Соловьева в эти годы были следующие. В 1872 г. он оставил физико-математический факультет и опять поступил вольным слушателем на историко-филологический, проучился здесь год и подал прошение об увольнении из числа студентов. В 1873 г. он успешно выдержал экзамен на степень кандидата историко-филологических наук и вскоре был зачислен вольнослушателем в Московскую духовную академию. Поселившись отшельником в Сергиевом Посаде, он погрузился в изучение богословия и философии. Именно тогда, при чтении работ западноевропейских мистиков, у Соловьева пробудился горячий интерес к учению о Божественной премудрости — Софии, следы которого он нашел у Парацельса, Беме и Сведенборга.
Здесь же в Академии Соловьев начал писать свою магистерскую диссертацию «Кризис западной философии», которую блестяще защитил в 1874 г. Вскоре после этого он был принят ординарным профессором на кафедру философии Московского университета.
Летом 1875 г. Соловьев отправился в Лондон, чтобы (как было написано в официальном свидетельстве, выданном университетом) изучать в библиотеке Британского музея «памятники индийской, гностической и средневековой философии». Главной целью Соловьева было чтение каббалистических книг, в которых он надеялся разыскать новые сведения о Софии. Его мистический настрой в это время был так велик, что он дважды удостоился чести видеть свою богиню. (Первое лицезрение Софии произошло еще в детстве, когда Соловьеву было десять дет. София явилась ему тогда в православном храме.) Теперь он увидел ее второй раз — в библиотеке Британского музея, но только на мгновение и не полностью. Богиня назначила ему третье свидание в Египте. В сильнейшем возбуждении, оставив все дела, Соловьев устремился в Африку. Здесь перед рассветом, в безлюдном и глухом месте по дороге в Фиваиду, София явилась к нему в последний раз. Во время этого свидания Соловьева посетило своего рода озарение, о котором он следующим образом сообщал в своей поэме «Три свидания»: «Что есть, что было, что грядет вовеки — все обнял тут один недвижный взор… Все видел я, и все одно лишь было, — один лишь образ женской красоты… Безмерное в его размер входило, — передо мной, во мне — одна лишь ты…» Этим третьим свиданием завершилось ученичество Соловьева. В дальнейшем он выступает уже как сложившийся оригинальный философ. Одна за другой в течение пяти лет выходят его «Философские начала цельного знания» (1877), «Чтения о Богочеловечестве» (1878) и «Критика отвлеченных начал» (1880), заложившие основы его философской системы.
Из этих произведений особого внимания заслуживают «Чтения о Богочеловечестве». Чтения (лекции) стали крупным событием в культурной жизни столицы. Их посещали видные сановники, светские дамы, общественные деятели, студенческая молодежь. На них присутствовали Достоевский и Толстой. Новым и необычным был сам тон выступлений. Соловьев говорил не как философ, а как богослов и как проповедник нового христианства. Суть его учения заключалась в следующем. Старая традиционная форма религии исходит из веры в Бога, но не проводит этой веры до конца. Современная, внерелигиозная цивилизация исходит из веры в человека, но и она не проводит этой веры до конца. Последовательно же проведенные и до конца осуществленные обе эти веры — вера в бога и вера в человека — сходятся в полной и всецелой истине Богочеловечества, которая была раскрыта еще отцами Вселенских соборов и нашла выражение в догмате о двух природах Христа.
