Капитолийский холм, где располагались древнейшие храмы Рима, выгорел дотла. Веспасиан позволил каждому желающему занимать и застраивать пустые участки, если этого не делали владельцы. Приступив к восстановлению Капитолия, он первый своими руками начал расчищать обломки и выносить их на собственной спине. Высшие сословия поредели от бесконечных казней и пришли в упадок от давнего пренебрежения. Чтобы их очистить и пополнить, он в 73-74 гг., будучи цензором, произвел смотр сенату и всад-ничеству, удалил негодных и включил в списки самых достойных из италиков и провинциалов.
После того как Тит взял Иерусалим и завершил Иудейскую войну, в 71 г. был отпразднован триумф. За годы правления Веспасиа-на Ахайя, Ликия, Родос, Византий, Самос вновь потеряли свободу, а горная Киликия и Комма-гена, ранее находившиеся под властью царей, были обращены в провинции.
С первых дней правления и до самой смерти Веспасиан был доступен и снисходителен. Свое былое низкое состояние он никогда не скрывал и часто даже выставлял напоказ. К наружному блеску он никогда не стремился, и даже в день триумфа, измученный медленным и утомительным шествием, не удержался, чтоб не сказать:
«Поделом мне, старику: как дурак захотел триумфа, словно предки мои его заслужили или сам я мог о нем мечтать!» Трибунскую власть и имя отца отечества он принял лишь много лет спустя, хотя консулом за время своего правления был восемь раз, а цензором — один. Он был первым из принцепсов, кто снял охрану у дверей своего дворца, а обыскивать приветствующих его по утрам он перестал еще во время междоусобной войны. Находясь у власти, вставал он всегда рано, еще до света, и прочитывал письма и доклады от всех чиновников; затем впускал друзей и принимал приветствия, а сам в это время одевался и обувался. Покончив с текущими делами, он совершал прогулку и отдыхал с какой-нибудь из наложниц: после смерти Цениды у него их было много. Из спальни он шел в баню, а потом к столу: в это время, говорят, был он всего мягче и добрее, и домашние старались этим пользоваться, если имели какие-нибудь просьбы. За обедом, как всегда и везде, был он добродушен и часто отпускал шутки: он был большой насмешник, но слишком склонный к шутовству и пошлости, доходившей даже до непристойности. Тем не менее некоторые его шутки были очень остроумны. Говорят, одна женщина клялась, что умирает от любви к нему, и добилась его внимания: он провел с ней ночь и подарил ей 400 000 сестерциев, а на вопрос управителя, по какой статье занести эти деньги, сказал: «За чрезвычайную любовь к Веспасиану».
Вольности друзей, колкости стряпчих, строптивость философов мало его беспокоили. Обиды и вражды он никогда не помнил и не мстил за них. Никогда подозрение или страх не толкали его на расправу. Ни разу не оказалось, что казнен невинный — разве что в его отсутствие, без его ведома или даже против его воли. Никакая смерть его не радовала, и даже над заслуженной казнью случалось ему сетовать и плакать. Единственное, в чем его упрекали справедливо, это сребролюбие. Мало того, что он взыскал недоимки, прощенные Гальбою, наложил новые тяжелые подати, увеличил и подчас даже удвоил дань с провинций, — он открыто занимался такими делами, каких стыдился бы и частный человек. Он скупал вещи только затем, чтобы потом распродавать их с выгодой; он без колебания продавал должности соискателям и оправдания подсудимым, невинным и виновным без разбору. Даже нужники он обложил налогом, и когда Тит упрекал отца за это, взял монету из первой прибыли, поднес к его носу и спросил, воняет ли она. «Нет», — ответил Тит. «А ведь это деньги с мочи», — сказал Веспасиан. Впрочем, многие думают, что жаден он был не от природы, а из-за крайней скудости государственной и императорской казны: в этом он сам признался, когда в самом начале правления заявил, что ему нужно сорок миллиардов сестерциев, чтобы государство стало на ноги (Светоний: «Веспасиан»; 8-9, 12-16, 21-24). В самом деле, при Веспасиане в Риме было начато и закончено восстановление Капитолия, храма Мира, памятников Клавдия, Форума и много другого; начато было строительство Колизея. По всей Италии были обновлены города, прочно укреплены дороги, а на Фламиниевой для создания менее крутого перевала срыты горы. Все это было выполнено в короткий срок и без отягощения земледельцев, что доказывает скорее его мудрость, чем жадность (Виктор: «О Цезарях»; 9).
Умер он так же просто и спокойно, как жил. В девятое консульство он, находясь в Кампании, почувствовал легкие приступы лихорадки. Он отправился в реатинс-кие пом'естья, где обычно проводил лето. Здесь недомогания усилились. Тем не менее он продолжал, как всегда, заниматься государственными делами и, лежа в постели, даже принимал послов. Когда ему стал отказывать желудок, Веспасиан почувствовал приближение смерти и пошутил: «Увы, кажется, я становлюсь богом». Он попытался встать, говоря, что император должен умереть стоя, и скончался на руках поддерживающих его (Светоний: «Веспасиан»; 25).
ВИТЕЛЛИН, Авл
Вителлий происходил, как можно судить по противоречивым свидетельствам о нем, из древнего всаднического рода. Дед его был управителем имений Августа, а отец, Луций Вителлий, достиг высших должностей: был трижды консулом и один раз цензором, но более прославился своей невероятной льстивостью. Сенат почтил его погребением на государственный счет и статуей.
Детство и раннюю юность Вителлий провел на Капри, среди любимчиков императора Тиберия, и на всю жизнь сохранил позорное прозвище Спинтрия; думали даже, что именно красота его лица была причиной и началом возвышения его отца. В последующие годы, по-прежнему запятнанный всеми пороками, он достиг важного положения при дворе. Близок он был и к Гаю Калигуле — за любовь к скачкам, и к Клавдию — за любовь к игре, а более всего к Нерону — отчасти за то же самое, отчасти же за особую услугу: распоряжаясь на Нероновых играх, он увидел, что Нерон очень хочет выступить в состязании кифаредов, но не решается уступить общим просьбам и готов уйти из театра; тогда он остановил его, словно по неотступному требованию народа, и этим дал возможность его уговорить. Снискав таким образом милость трех правителей, он был удостоен и почетных должностей, и высших жреческих санов: при Клавдии в 47 г. получил консульство, а при Нероне в 61 г. был назначен проконсулом в Африке и попечителем общественных построек. Но на этих местах и дела его, и молва о нем были разные: провинцией он управлял с редкой добросовестностью, а на столичной должности, по рассказам, похищал из храмов приношения или подменял их, ставя вместо золота и серебра олово и желтую медь. Женат он был сначала на Петронии, дочери консуля-ра, которая развелась с ним, забрав с собой и их сына. Потом он женился на Галерии Фундане, имел от нее сына и дочь.
В конце 68 г. Гальба назначил Вителлин управлять Нижней Германией. При этом он заметил, что меньше всего приходится бояться тех, кто помышляет только о еде, и что, может быть, богатство провинции насытит его безмерную глотку. Известно, что даже на дорогу у Вителлия не оказалось денег: он жил в такой нужде, что для жены и детей, оставленных в Риме, снял какой-то чердак, а весь свой дом отдал в наем; на путевые расходы он должен был заложить жемчужину из серьги матери. Кредиторы преследовали его до самых границ Италии, и он лишь с большим трудом отделался от них. Но в Германии его ждал совсем другой прием. Тамошним легионам он сразу пришелся по душе, так как был сыном троекратного консула, человеком в расцвете лет и сил, любезным и щедрым. По дороге Ви-теллий целовался при встречах даже с простыми солдатами, на постоялых дворах и в харчевнях был на диво любезен и с попутчиками, и с погонщиками, а по утрам даже расспрашивал каждого, завтракал ли тот, и рыгал, чтобы показать, что сам он уже позавтракал (Светоний: «Вителлий»; 1-7).
Явившись в декабре в зимние лагеря нижнегерманских легионов, Вителлий стал внимательно разбираться в положении, которое здесь создалось: вернул многим прежние должности, сделал наказания менее унизительными, смягчил взыскания. Движимый в большинстве случаев желанием добиться популярности, но иногда и из чувства справедливости, он беспристрастно распределил воинские должности, которые его предшественники производили за деньги или по грязным соображениям. Перед людьми строгими и суровыми он заискивал, а среди своих друзей слыл человеком славным и добродушным, потому что безрассудно и не считая раздавал и свои, и чужие деньги (Тацит: «История»; 1; 52).
В начале января 69 г. верхнегерманские легионы, давно уже волновавшиеся против Гальбы, отказались приносить ему присягу и на сходке решили провозгласить императором Вителлия. В ту же ночь какой-то знаменосец добрался до Вителлия в Агриппинову колонию и сообщил ему о случившемся. У того как раз было много гостей. Весть быстро разнеслась по всему войску. Утром начальник одного из легионов Фабий Валент прискакал во главе большого отряда к Вител-лию и приветствовал его как императора. До тех пор Вителлий решительно отвергал эту честь, страшась громадности императорской власти, но тут, как
